— Не надоело еще? Когда, наконец, все твои три ганглия[2] поймут, что я не намерен обсуждать столь важные события с умственно неполноценным?
А вот не надоело. Напротив, Иван вновь и вновь задавал Тарсусу одни и те же вопросы, игнорируя ответные оскорбления, самыми мягкими из которых были намеки на его, Ивана, отсталость в развитии и врожденные дефекты ЦНС. Он уже понял: с этим парнем будет непросто. Да, спрашивал себя: почему он, элитный союзник, до сих пор терпит наглого перса? Почему не свернул ему шею? Почему не послал подальше и не занялся поисками отца самостоятельно? И отвечал себе неизменно: Тарсус в курсе случившегося, он многое знает, а сам Иван не знает ничего, кроме того, что мать погибла, отец арестован, а за ним ведут охоту странные шпионы, которым содействует милиция. А значит, он будет терпеть подколки, пока Тарсус не выложит все, что ему известно. Хотелось добиться искренности силой, но совладает ли Иван с парнем в черном? Уж больно круто тот проявлял себя. В общем, Жуков-младший не решался пока, хотя и утверждался постепенно в мысли, что без потасовки не обойтись. Лишь хорошая взбучка научит наглого перса манерам.
Иван уже собрался окликнуть Тарсуса, чтобы хорошенько врезать ему по зубам, но тот вдруг остановился и сказал:
— У малышей «подвеска» снаружи. Барыги из гетто продают малышам кастрированные армейские экзоскелеты, контрабандой доставленные в Москву с границ Союза. Трупам воинов экзоскелеты больше ни к чему. Там, на границе, сослуживцы выдирают куски плоти из экзо, очищают от дерьма и мяса, снимают все, что может стрелять и взрываться, и толкают барыгам остатки. Барыги доводят товар до кондиции, а потом уже малыши вроде тебя развлекаются на крышах, думая, что это настоящий отрыв, ах и ох, и чуть ли не криминал.
— Трупы, граница… — Иван фыркнул. — Что ты несешь? Типа ты там был, что ли?
И все же, несмотря на напускное пренебрежение, ему стало не по себе, только представил, что его «подвеску» сняли с мертвеца. Или даже с героя, убитого натовским солдатом.
— Смотри, малыш. — Тарсус с места взвился к потолку, прилип к нему коленями, из которых, как уже знал Иван, вырастали мощные кожистые присоски. Повиснув вниз головой и продемонстрировав присоски на предплечьях, парень продолжил: — Это часть моего организма. Эти штуки вживлены мне в конечности, в мышцы и кости, они соединены с моими нервами. К тому же две третьих мышечной ткани и вся кожа заменены на искусственные аналоги, практически неотличимые от натуральных, но функциональнее. Мои наружные покровы на семьдесят с чуть-чуть процентов состоят из полимеризованного белка — фиброина.
— Это тот материал, из которого пауки плетут паутину? — блеснул знаниями Жуков-младший. — Благодаря которому она получается очень легкой и крепкой?
Но Тарсуса было не пронять:
— Малыш, неужели ты прочел азбуку от корки до корки?
Чаша терпения Ивана переполнилась.
— Да пошел ты, — предложил он, но ножками зашевелил почему-то сам.
Перса на потолке все равно не достать. Скакать на месте, задрав руки, багровея в бессильной злобе и слушая издевательства? Увольте! Запрыгнув на платформу и вжикнув фонарем, Иван прошел между колоннами.
Найти отца. Это первое и самое главное. Потом снять с него и с себя обвинения, растолковать, что Жуковы никакие не враги народа, но настоящие патриоты. И наконец, разыскать человека со шрамом и его людей — их должны наказать по всей строгости союзного закона!..
Луч фонаря выхватывал из непроглядной мглы массивные плиты пола. Затхлый воздух застревал в легких. Иван не боялся темноты, но то угольное желе, что окружало его со всех сторон, липло к рукам, к лицу, ко всему, что было вне границ освещенной зоны. Оно, желе это… оно было живым, что ли. Что-то поскрипывало, шуршало, вдалеке вроде кто-то прошагал, тихонько насвистывая под нос. По спине пробежал холодок. Иван напрягся в ожидании чего-то неминуемого, потустороннего…
Плечу стало тяжело, сильные пальцы впились в него, точно когти. Иван захрипел — крик застрял в горле.
— Страшно? — участливо спросил Тарсус. Это он незаметно подобрался сзади.
— Н-нет-т.
— Ну-ну. — Перс убрал руку. — Мне тоже было нестрашно, когда я впервые попал в метро. Оно пустует с самой Революции. Оппозиция обосновалась на одной из станций, никто уже не помнит, на какой. А доблестные революционеры, конечно, не могли терпеть под боком сборище инакомыслящих, вот и разбрызгали по всем линиям сразу изопропиловый эфир метилфторфосфоновой кислоты.
— Что разбрызгали? — Жуков-младший совладал уже с дрожью в коленях, но не с дрожью в голосе. — Я в химии не очень.
— А в чем ты очень? В девичьих лифчиках? Химия эта — зарин. Проще говоря — боевое отравляющее вещество.
— Ты хочешь сказать, что на этой станции кого-то отравили? Да ну, чушь.
— А чего тогда все забросили? Из-за подмешанного стабилизатора зарин разлагался не очень-то быстро. Товарищи твоего отца сунулись в подземку вскоре после атаки, да тут и остались. Метро закрыли. Некогда было выяснять что и как, проблем в стране хватало. А потом, годы спустя, вообще признали метрополитен негодным к эксплуатации. — Помолчав немного, Тарсус продолжил: — Вот представь. Ты ждешь тут поезд. Ты — обычный гражданин своей страны. И вдруг — тяжко в груди, из носу льет, зрачки сужаются, тебя тошнит, во рту полно слюны — не успеваешь сплевывать, а потом блевать. Штаны уже обмочил, а тут еще и с обратной стороны в трусах потяжелело. И ты падаешь в конвульсиях. А потом становится легче.
— Легче? — Представлять описанное Ивану категорически не хотелось.
— Ага. Ведь сердце остановилось. Ты наконец-то умер.
Наверное, Тарсус головой сильно ударился, раз такое несет. Не могли Революционеры совершить подобного преступления. Обвинение это столь же абсурдно, как и то, что Владлен Жуков — враг народа. Иван набрал в грудь побольше воздуха, чтобы высказаться, но тут фонарик погас — одновременно с фонарем Тарсуса.
Секунда в полном мраке показалась вечностью.
А голос Тарсуса меж тем пробирал до костей:
— Духи погибших в тот день бродят по огромному подземелью в поисках живых, чтоб отомстить им за дела отцов… И среди тех духов — мои мама и папа.
Иван громко сглотнул. Не хотел, само получилось.
— Ты что, поверил? — Тарсус расхохотался, резко вжикнул фонарь в его руке, луч света резанул Ивана по глазам. — Какие призраки, ты чего? Сквозняки просто. Крысы еще. Старое все, ветхое, там шатается, здесь отвалилось и скрипит. Понял? Нету призраков. Ну ты даешь!..
— Так ты пошутил? — Жуков-младший «подкачал» свой фонарь.
— Типа того, малыш. Не принимай близко к сердцу.
— И насчет родителей тоже шутка?
Тарсус промолчал. Фонарь в его руке дрогнул, луч дернулся.
Иван понял, что ляпнул лишнего. Надо было что-то сказать. Как-то разрядить обстановку. Но что и как?..
— Откуда такие технологии? Я о тебе, о коже, мышцах. — Из курса психологии он знал, что надо расспросить сначала о том, что человеку самому интересно рассказать, и потом, когда задашь нужный вопрос, ему трудно будет смолчать. — Никогда о таком не слышал. И не говори, что малышу просто ушки заложило.
Тарсус одобрительно хмыкнул.
Уже хорошо. Иван решил развить свой маленький успех:
— Нет в Союзе ничего такого. Я знаком с министром здравоохранения. Мой отец следит за новинками в области имплантов и иммуностимуляторов. То, что у тебя… таких технологий попросту нет. Иначе я бы знал.
— Это военные разработки. Министерство здравоохранения ни при чем.
Иван с удовольствием отметил, что Тарсус не назвал его «малышом».
— На границе не так-то просто выжить. Там же радиоактивная пустошь по периметру почти всей страны. Но границу надо защищать от внешнего врага…
— Точно! От врага!
— И от тех, малыш, кто пытается вырваться из страны.
Жуков-младший едва не заскрежетал зубами. Опять «малыш»! И еще. Внешний враг — это понятно. Врагов у Союза Демократических Республик более чем достаточно. Многие государства, управляемые корпорациями и олигархами, точат зуб на благосостояние союзников и персов, не дает им покоя процветание страны, что семимильными шагами стремится к светлому будущему под руководством Председателя. Но что значит «вырваться из страны»? Кому в здравом уме такое в голову может прийти? Разве что шпионам. Так что ерунду Тарсус сказал. Точно — ерунду.
2
Мозг насекомых состоит из трех ганглиев.