— Нельзя вертушку! Не сбивайте! Эвакуирую министра Бадоева! Повторяю: эвакуация министра Гургена Алановича Бадоева! Бадоев на борту!

Динамики безбожно затрещали, и все же Иван разобрал требование подтвердить информацию биометрией министра. По вертолету, кстати, уже открыли огонь: пули стучали по наружной броне. Мало того — выстрелили еще управляемыми ракетами с ближайшей базы ПВО. Бортовой комп поднял вой, сообщив, что есть опасное сближение. В тот же миг бесстрастный голос киборга через динамики сообщил, что до столкновения пятьдесят две секунды, и снова потребовал подтвердить информацию биометрией министра.

— Отец, ну же! — Лали тронула министра за плечо.

— Прости, свет моих очей. — Четыре пальца обхватили коньячную бутылку. — Нужен коммуникатор. Мой коммуникатор. А его нет. Только с него… — Хлынувший в глотку коньяк утопил в себе окончание фразы.

Гордый страшный враг окончательно превратился в слабого старика, которому давно пора на покой, которому нельзя руководить миллионами — с собой даже справиться не может! Меньше минуты до смерти, а он пьет. Хоть бы с дочерью попрощался.

Коммуникатор остался у Макинтоша. Надо же…

Врач что-то орал, Бадоев хлестал коньяк, а Жуков взял Лали за руку:

— Я люблю тебя.

— И я люблю тебя, Ванька.

Она прижалась к нему, он обнял ее крепко-крепко.

Бесстрастный голос в динамике сообщил, что ракеты поразят цель через двадцать секунд, «подтвердите информацию или будете уничтожены». Бортовой комп без устали предупреждал о сближении. Бадоев опустошил бутылку и схватил побыстрее еще одну, полную, будто перед смертью хотел напиться так, как не напивался никогда в жизни… Вертолет тряхнуло — это врач решил заложить крутой вираж и так уйти от ракет. Напрасно. Не поможет.

— Что это? — Лали отстранилась. — В кармане?

— О чем ты, любимая? — Иван хлопнул пару раз по робе.

Точно, что-то есть. В суете даже не почувствовал лишнего.

«…Пятнадцать секунд, подтвердите…»

Он вытащил из кармана коммуникатор. Тот самый. Коммуникатор министра.

Макинтош перед смертью незаметно сунул, не иначе.

— Лови! — Не теряя времени, Иван швырнул девайс Бадоеву.

Но министр даже не попытался поймать — бутылка ведь важнее. Коммуникатор упал между креслами. Лали нырнула следом, вытащила, а Иван выбил из руки Бадоева стеклотару.

— Держи! — Лали сунула отцу коммуникатор прямо в руку, заставила приложить ладонь к сенсорному экрану. На все это истратилась целая — драгоценная! — секунда.

Еще одна секунда — и ничего. Экран оставался темным, коммуникатор не запускался — неужели сломался при падении?! И вдруг вспыхнул. Из-под растопыренных пальцев проступили заснеженные горы.

«Есть подтверждение. Приятного полета!»

Ракеты пронеслись мимо. Иван видел их огненные хвосты. Два взрыва расцвели в ночном небе прямо по курсу, но чуть в стороне.

Можно перевести дух? Вроде того. Жуков поудобнее уселся в кресле, снял рюкзак, достал из него взрыватель. Чтобы получить доступ к памяти отца, надо хорошенько рассмотреть прибор. Положил его себе на колено.

— Что это?.. — Бадоев плохо выглядел — бледный, раны, пальца нет, выпил много, но разговаривал внятно.

И надо было промолчать, но как удержаться?

— Это подарок отца вам всем. Всей союзной элите. Подарок из могилы. Нравится?

— И за этой штуковиной ты отправился на Хортицу?

В голосе министра Ивану послышалась издевка.

— Ванька, не надо! Он же провоцирует тебя!

Но палец уже тронул диафрагму — и его засосало внутрь взрывателя на целую фалангу. Прибор зажужжал, вмиг нагревшись так, что тепло почувствовалось даже сквозь штаны. На сплошной вроде поверхности образовалась щель, сама отщелкнулась пластинка-заглушка, под которой оказался спрятан красный круглый сенсор с надписью черным: «Пуск».

Стоит только на него нажать — и…

— Ванька, что ты задумал? — У Лали встревоженное лицо, никогда он еще не видел ее такой взволнованной, разве что на крыше, когда напала охрана ее отца.

— Любимая, я должен кое-что сделать.

Бадоевы оба — отец и дочь — не моргая смотрели на него. Министр при этом еще и чересчур активно ерзал на кресле. Геморрой, что ли?

— Возможно, любимая, даже наверняка ты возненавидишь меня за это. Но я… я не могу поступить иначе…

Министр действовал быстро — опытный боец. Он выхватил из тайника под креслом крохотный пистолет. Теперь понятно, чего ему не сиделось. Вот только годы уже не те, да и алкоголь дает о себе знать. Вмиг выдернув палец из диафрагмы взрывателя, Иван перехватил руку с пистолетом в запястье, отвел за миг до того, как грохнул выстрел. Пуля угодила в кресло рядом с головой Ивана. Вертолет дернулся — нервишки у пилота-врача пошаливали.

— Отдай мне это! Слышишь?! Отдай! — потребовал Бадоев, пытаясь вырваться из захвата.

— Это подарок для всех. — Жуков оттолкнул министра, и тот упал обратно в кресло — уже без пистолета.

Интересная игрушка, рукоятка хорошо в ладонь легла. В магазине еще три патрона. Для дел благородных сойдет. Очень хотелось разбить Бадоеву рожу, но Лали не одобрила бы. К тому же министр еще пригодится, и лицо его трогать не стоит. По крайней мере пока.

Черт, забавно же! Из-за этого ублюдка погибли отец и мать Ивана. Бадоев виновен в таких преступлениях, которые представить даже страшно. Иван сам готов задушить его, но вынужден холить мерзавца и лелеять, чтобы выжить и осуществить задуманное отцом.

Чтобы спасти миллионы рабов, навечно заточенных в лагерях.

Коммуникатор Бадоева завибрировал. Пришло сообщение.

— Что там?

— Приказ срочно вернуться в Москву, — вместо отца ответила Лали. — Через четыре часа состоится заседание Совета министров, явка строго обязательна, с семьями.

Надо же. Радуйся, бывший союзник, бывший террорист, бывший раб. Судьба преподнесла такой подарок, что лучше даже представить трудно — вся элита в одном месте в одно время.

Но на душе почему-то было грустно.

Москва внизу. Черный вертолет маневрировал между дирижаблями, которых сегодня было особенно много в воздухе.

Иван, как мог, отмылся импортной минералкой из стеклянных бутылок. Одежда Бадоева была ему великовата, но это лучше, чем роба раба. Он провел ладонью по лысой голове. М-да… Парик не помешал бы, но чего нет, того нет.

Лали помогла переодеться отцу, которому в полете больше не давали коньяку, потом переоделась сама. Смущаясь, Иван украдкой поглядывал на нее, любовался.

Вертолет опустился на посадочную площадку Нового Кремля.

В воспоминаниях Владлена Жукова отсутствовали тактико-технические характеристики взрывателя, будто не интересовал отца радиус действия прибора. Именно поэтому Иван решил подобраться к элите как можно ближе, для того и переодевание — попытка хотя бы поначалу сойти за своего.

Винты все еще вращались. Тонированные стекла надежно хранили тайну того, что происходило в салоне.

— Доктор, все уже? Сели окончательно, не взлетим? — натужно пошутил Иван.

Кивок в ответ.

— А можно вас к нам? Будьте добры, а то министр что-то… Ему бы самостоятельно передвигаться, и чтобы выглядел как новенький.

Протерев стекла очков, врач со шприцем в руке перебрался в салон, подошел к Бадоеву:

— Есть одно бодрящее средство. Сейчас попробуем.

— Спасибо вам, доктор, и простите меня.

— За что?

— За это. — От сильного удара в голову эскулап потерял сознание.

Жуков связал его рубашкой Бадоева, одной из многих в гардеробе на борту, вставил в рот кляп — галстук министра. Нельзя допустить, чтобы раньше времени поднялся шум. Затем он вколол министру дозу стимулятора. На вопрос Лали, не опасно ли это для здоровья, ответил, что конечно же нет. Переложил взрыватель из рюкзака во внутренний карман пиджака. Нехорошо — оттопыривается, ну да ладно.

— Гурген Аланович, вам предстоит самое ответственное заседание в вашей жизни.