Элеонора еще дышала. Я внес ее в дом и вызвал врача — не помню как; вообще, ничего отчетливо не помню. И ждал, и ждал.

Она прожила еще двенадцать часов и умерла. Дважды приходила в себя до операций и ни разу после. Только раз мне улыбнулась и снова заснула.

Я не знаю.

Ничего.

Случилось так, что я снова стал мэром Бетти. Надо было восстанавливать город. Я работал, работал без устали, как сумасшедший, день и ночь, и оставил его таким же ярким и светлым, каким впервые увидел. Думаю, что если бы захотел, то мог остаться на посту мэра после выборов в ноябре. Но я не хотел.

Городской Совет отклонил мои возражения и принял решение возвести на площади статую Годфри Джастина Холмса рядом со статуей Элеоноры Ширрер — напротив вычищенного и отполированного Уитта. Наверное, там они и стоят.

Я сказал, что никогда не вернусь; но кто знает? Через долгие годы скитаний я, быть может, вновь прилечу на ставшую незнакомой Бетти хотя бы для того, чтобы возложить венок к подножию одной статуи.

Прибыл корабль — Остановка В Пути; я попрощался и взошел на борт.

Я взошел на борт и забылся холодным сном.

Летят годы. Я их не считаю. Но об одном думаю часто: есть где-то Золотой Век, мой Ренессанс, быть может, в другом месте, быть может, в другом времени; надо лишь дождаться или купить билет. Не знаю, куда или когда. А кто знает? Где все вчерашние дожди?

В невидимом городе?

Во мне?

Снаружи холод и тишина; движение не ощущается.

Нет луны, и звезды ярки, как бриллианты.

Я ничего не чувствовал в этот неудачный полдень, поскольку, как я думаю, мои чувства были притуплены. Был благоуханный солнечный день, и только легкие облака виднелись у линии горизонта. Может быть, меня убаюкали некоторые приятные изменения в заведенном порядке вещей. В какой-то степени я отвлекся от своих подсознательных ощущений, отключил, так сказать, систему раннего оповещения… Этому, я полагаю, содействовало то, что долгое время я не ощущал никакой опасности и был уверен, что надежно укрыт. Был прелестный летний день.

Широкое окно моего кабинета открывало вид на океан. Вокруг царил обычный беспорядок: открытые коробки с торчащим упаковочным материалом, различные инструменты, кучи тряпок, бутылки с чистящими составами и восстановителями для разных поверхностей. И конечно, покупки. Некоторые из них еще стояли в упаковочных корзинах и коробках, другие выстроились на моем рабочем столе, который тянулся вдоль всей стены. Окно было открыто, и вентилятор направлен так, что пары химикалий могли быстро выветриваться. Доносилось пение птиц, далекий шум автомобилей, иногда ветер.

Мой кофе так долго остывал на столике у двери, что стал привлекательным разве что для какого-нибудь вкусового мазохиста.

Я поставил его утром и не вспомнил о нем, пока мой взгляд случайно не натолкнулся на чашку. Я работал без перерывов, день был очень удачный. Важная часть работы закончена, хотя остальные работники музея вряд ли что-нибудь заметили. Теперь время отдыха, праздника, наслаждения всем тем, что найдено.

Я взял чашку с остывшим кофе. Почему бы нет? Несколько слов, простой жест…

Я сделал глоток ледяного шампанского. Чудесно. Я подошел к телефону, чтобы позвонить Элайне. Этот день стоил того, чтобы его отпраздновать более пышно. Когда моя рука готова была коснуться телефонной трубки, раздался звонок. Я поднял трубку.

— Алло? — сказал я.

Нет ответа.

— Алло?

Опять ничего. Нет… Кое-что.

Нечто таинственное, на фоне случайного шума…

— Говорите или положите трубку, — сказал я.

Неузнаваемый глубокий голос медленно произнес:

— Феникс — Феникс — горящий — ярко, — услышал я.

— Зачем звонить мне, болван?

— Оставайся на связи. Ты — это он.

Разговор оборвался.

Я несколько раз нажал на кнопку, вызывая телефонную станцию.

— Элси, — спросил я, — мне только что звонил кто-то. Что он сказал — буквально?

— О чем ты? — сказала она. — Тебе не звонили целый день, Дэйв.

— Ах так.

— С тобой все в порядке?

— Короткое замыкание или что-то в этом роде, — ответил я. — Спасибо.

Я допил остатки шампанского. Это уже не было удовольствием, а скорее напоминало работу по уборке. Я тронул пальцами тектитовый кулон, который был на мне, ременную пряжку из грубо обработанной лавы, коралл на ремешке часов. Я открыл кейс и переложил туда предметы, которые я обычно использовал. Кое-что я положил в карман.

В этом не было смысла, но я знал, что это существует в реальности. Я упорно думал. У меня до сих пор не было ответа, после всех этих лет. Но я знал, что это означает опасность. И я знал, что она может принять любую форму.

Я захлопнул кейс. По крайней мере, это произошло сегодня, а не, скажем, вчера. Я подготовился лучше.

Я закрыл окно и выключил вентилятор. Может быть, мне стоит направиться к своему тайнику. Конечно, именно этого от меня и ожидали.

Я прошел в холл и постучал в полуоткрытую дверь босса.

— Входи, Дэйв. Что случилось? — спросил он.

Майк Торли, мужчина лет сорока, усатый, хорошо одетый, улыбающийся, положил лист бумаги и взглянул на потухшую трубку в большой пепельнице.

— Небольшие сложности в жизни, — сообщил я. — Ничего, если я уйду сегодня пораньше?

— Конечно. Надеюсь, ничего серьезного?

Я пожал плечами:

— Я тоже надеюсь. Но мне могут понадобиться несколько дней.

Он пожевал губами, затем кивнул:

— Ты позвонишь?

— Конечно.

— Мне бы хотелось поскорее разобраться с этими африканскими экспонатами.

— Верно. Очень интересные экземпляры.

Он поднял обе руки.

— Хорошо. Делай, что тебе нужно.

— Спасибо.

Я повернулся, чтобы выйти, но тут вспомнил.

— Еще одно… — сказал я.

— Да?

— Кто-нибудь спрашивал обо мне?

Он начал было отрицательно качать головой, затем остановился.

— Никто, если не считать репортера.

— Какого репортера?

— Парня, который звонил на днях. Он пишет о наших новых поступлениях. Твое имя, конечно, упоминалось, и он задал несколько общих вопросов — как долго ты работаешь здесь, откуда ты. Ну, ты понимаешь…

— Как его имя?

— Вольфганг или Уолфорд. Что-то в этом духе.

— Какая газета?

— «Таймс».

Я кивнул:

— Хорошо. До скорого.

— Счастливо.

Из вестибюля я позвонил в газету. Конечно, среди работающих там не было никого по имени Вольфганг или Уолфорд. Никаких статей на эту тему. Я обдумывал, не позвонить ли мне в другую газету на тот случай, если Майк ошибся, когда меня похлопали по плечу.

Должно быть, я повернулся слишком быстро и выражение моего лица несколько отличалось от ожидаемого, так как ее улыбка исчезла и на лице отразился испуг.

— Элайна! Ты меня испугала. Я не ожидал…

Улыбка вернулась на ее лицо.

— Ты ужасно нервный, Дэйв. Что ты собираешься делать?

— Проверяю, не готовы ли мои вещи в чистке. Никак не думал, что это могла быть ты.

— Я знаю. Очень мило с моей стороны, не правда ли? Такой замечательный день, что я решила пораньше освободиться и напомнить тебе, что у нас сегодня в некотором роде свидание.

Мои мысли крутились, даже когда я положил руки ей на плечи и повернул ее по направлению к двери. Насколько опасно для нее может быть, если я проведу с ней несколько часов при ясном дневном свете? Я все равно собирался пойти поесть куда-нибудь, однако нужно быть настороже. Ее присутствие могло бы усыпить внимание того, кто за мной наблюдает, и оставить его при мысли, что, если я не принял звонок всерьез, значит, я не тот, кому он предназначен. Подумав так, я понял, что жажду чьего-нибудь общества. И так как мой внезапный отъезд стал необходимым, я был не против ее компании.

— Да, — сказал я. — Великолепная идея. Давай возьмем мою машину.

— Ты не должен где-нибудь отметиться или что-нибудь в этом роде?

— Я уже сделал это. У меня было такое же чувство, как и у тебя. Я собирался позвонить тебе после того, как зайду в чистку.