В кармане моего жакета лежит маленькая книжка, содержащая репродукции двадцати четырех из тридцати шести картин Хокусая с видами горы Фудзи. Это подарок, очень давний. Традиция выступает против паломничества в одиночку, в целях безопасности и товарищеского общения. Итак, дух Хокусая — мой спутник, так как он присутствует в тех местах, которые я хотела бы посетить. Мне не нужны другие спутники, и что за японская драма без духов и привидений?
Охватывая взглядом эту сцену, думая свои думы и чувствуя то, что я чувствую, я начинаю. Я немного жива, немного мертва. Мой путь не будет полностью пешим. Но большая часть пути — да. Есть определенные вещи, которых я должна избегать в этом путешествии приветствий и прощаний. Простодушие — мой темный плащ, и, вероятно, пешая прогулка будет для меня полезной.
Я должна следить за своим здоровьем.
Я изучаю репродукцию: мягкая голубизна рассветного неба, слева Фудзи, на которую через окно чайного домика смотрят две женщины; другие изогнутые, сонные фигуры, как куклы на полке…
Здесь все иначе. Они ушли, как бондарь, — люди, чайный домик, рассвет. Только гора и картина остались. Но этого достаточно.
Я сижу в столовой гостиницы, где провела ночь, завтрак съеден, чашка чая передо мной. В комнате есть еще обедающие, но поодаль.
Я выбрала этот стол из-за вида, открывающегося из окна и напоминающего вид на репродукции. Хокусай, мой молчаливый спутник, мог бы улыбнуться. Погода была достаточно благосклонна, чтобы я могла заночевать под открытым небом, но я очень серьезно отношусь к своему паломничеству к исчезнувшим видам Фудзи. Оно может прерваться в любой момент. Я надеюсь, этого не произойдет, но жизнь редко соответствует моим надеждам.
Это, однако, неподходящее настроение для ясного дня. Я выпью чай и посмотрю на гору. Небо меняется на глазах…
Изменения… Я должна соблюдать осторожность, когда буду покидать это место. Я продумала все свои движения — от того, как поставлю чашку на стол, поднимусь, повернусь, возьму свои вещи, пойду к выходу, до того, как снова буду на природе.
Я не так сильно устала после вчерашнего перехода, как думала, и принимаю это за хороший знак. Я старалась поддержать приличный вид, несмотря ни на что. Картина на стене справа от меня изображает тигра, и мне хочется, чтобы это тоже был хороший знак. Я родилась в год тигра, и сильное и бесшумное движение большой полосатой кошки — это то, что мне больше всего нужно. Я пью за тебя, Шерхан, кот, который гуляет сам по себе. Мы должны быть твердыми в нужное время, нежными в подходящий момент.
Во-первых, мы были связаны почти телепатически, Кит и я. Нас тянуло друг к другу, и даже сильнее в те годы, когда мы были вместе. Близость, медитация… Любовь? Любовь может быть оружием. Поверни ее, как монету, и выйдет «ян».
Гори ярче, Шерхан, в джунглях сердца. Сейчас мы охотники.
Я наблюдала изменения на небе до тех пор, пока все небо не стало одинаково светлым. Я допила чай. Поднялась, надела рюкзак, взяла посох. Я направилась через короткий коридор к задней двери.
— Мадам! Мадам!
Это один из местных служащих, маленький человечек с испуганным выражением лица.
— Да?
Он кивает в сторону моего рюкзака.
— Вы покидаете нас?
— Да.
— Вы не отметились у портье.
— Я оставила плату за комнату в конверте на туалетном столике. На нем написано «плата за проживание». Я подсчитала необходимую сумму.
— Вы должны зарегистрировать отъезд.
— Я не отмечала свой приезд. Я не буду отмечать отъезд. Если вы хотите, я могу проводить вас до комнаты, чтобы показать, где я оставила плату.
— Извините, но деньги принимает кассир.
— Извините меня тоже, но я оставила плату и не буду отмечаться.
— Это нарушение. Я должен буду позвонить управляющему.
Я вздыхаю:
— Нет. Я не хочу этого. Я отмечу выезд, так же как и въезд.
Я замедляю шаги и поворачиваю в сторону вестибюля.
— Ваши деньги, — говорит он. — Если вы оставили их в комнате, вы должны пойти и принести их.
Я отрицательно качаю головой:
— Я оставила и ключ.
Я вхожу в вестибюль. Подхожу к креслу в углу, самому дальнему от конторки. Сажусь.
Маленький человечек следует за мной.
— Будьте добры, скажите им, что я хочу зарегистрировать отъезд, — прошу я.
— Ваша комната номер…
— Семнадцать.
Он слегка кланяется и направляется к стойке. Он говорит с женщиной, которая бросает на меня взгляды. Я не могу слышать их слов. В конце концов он берет ключ и уходит. Женщина улыбается мне.
— Он принесет ключ и деньги из вашей комнаты, — говорит она. — Вам понравилось у нас?
— Да, — отвечаю я. — Если он позаботится об этом, я, пожалуй, пойду.
Я начинаю подниматься.
— Пожалуйста, подождите, — говорит она, — сейчас я все сделаю и дам вам квитанцию.
— Мне не нужна квитанция.
— Мне необходимо отдать ее вам.
Я снова усаживаюсь. Я держу посох между коленями, вцепившись в него обеими руками. Если я попытаюсь уйти сейчас, она, вероятно, позовет управляющего. Я не желаю привлекать к своей особе еще больше внимания.
Я жду. Я контролирую дыхание. Я освободила сознание.
Через некоторое время человечек возвращается. Он передает ей ключ и конверт. Она шуршит бумагой. Она вставляет бланк в машину. Нажимает кнопки. Вытаскивает бумагу из машины и осматривает ее. Считает монеты в моем конверте.
— Вы оставили правильную сумму, миссис Смит. Вот ваша квитанция.
Она отрывает верхнюю часть листа.
Что-то происходит в воздухе, будто луч света упал сюда секундой ранее. Я быстро вскакиваю на ноги.
— Скажите, пожалуйста, это частная гостиница или она входит в гостиничную сеть?
При этом я двигаюсь вперед, так как знаю ответ наперед.
Ощущение усиливается, локализуется.
— Мы входим в сеть, — отвечает она, оглядываясь в затруднении.
— С центральной конторой?
— Да.
Особым способом, когда ощущения объединяются с действительностью, я вижу, что эпигон, похожий на летучую мышь, устраивается рядом с ней. Она уже чувствует его присутствие, но не понимает. Мой путь — немедленное действие, без раздумий и колебаний, поэтому я подхожу к конторке, кладу посох под подходящим углом, наклоняюсь вперед, как будто собираюсь взять квитанцию, и слегка подталкиваю посох так, что он скользит и падает, перелетая через конторку, причем его металлический наконечник попадает в кожух терминала компьютера. Верхний свет гаснет немедленно. Эпигон съеживается и рассеивается.
— Перебой с электричеством, — замечаю я, поднимая посох и поворачиваясь. — До свидания.
Я слышу, как она приказывает служащему проверить щиток.
Я выхожу из вестибюля и захожу в комнату отдыха, где принимаю таблетку, так, на всякий случай. Затем я возвращаюсь в коридор, пересекаю его и покидаю здание. Я знала, что рано или поздно это произойдет, поэтому приготовилась. Миниатюрной схемы внутри посоха было достаточно для этого случая. Хотя я надеялась, что меня обнаружат позже, вероятно, даже лучше, что это произошло сейчас. Я чувствую себя более живой, более настороженной после этой демонстрации опасности. Это ощущение, это знание полезно мне.
И он не достиг меня. Все закончилось ничем. В основном ситуация не изменилась. Я рада, что победила столь малой ценой.
Я хочу выйти и оказаться на природе, где я сильнее, а он слабее.
Я вхожу в свежий день, новую частицу своей жизни после утреннего созерцания горы.
Я нахожу место изогнутых сосен на Токайдо и останавливаюсь, чтобы посмотреть на Фудзи из-за них. Путешественники, которые проходят во время первого часа моего бодрствования, не похожи на путешественников Хокусая, но это неважно. Лошадь, носилки, голубые одеяния, большие шляпы — все в прошлом, теперь они находятся в вечном путешествии на картине. Купец или дворянин, вор или слуга — я смотрю на них как на пилигримов. Я хорошо себя чувствую и не знаю, медикаменты или медитация обусловили мою повышенную чувствительность к тонкостям света. Кажется, Фудзи почти движется под моим пристальным взглядом.