Хотя все происходящее вполне поддавалось естественному объяснению, больной рассудок отказывался этому верить: Альфонсу почудилось некое предзнаменование — однако, вовремя вспомнив о советах своего друга, он направился в город, думая уже только о Мари.
Через два дня в Генуе стало известно, что графиня вернулась: уже давно она не отлучалась на столь продолжительное время. К дворцу ее устремились толпами — весь город побывал у нее с визитом; одни пришли из расположения к ней, другие — из чистого любопытства.
Мы уже упоминали, что в Генуе сложилось мнение, будто Паола — это не кто иная, как княгиня Иберцева. Велико же было общее удивление, когда господин К., русский консул, недавно прибывший в город, объявил, что видел княгиню в Вене.
Сначала подумали, что консул ошибся, — однако один из офицеров, съездивший в Австрию по делам службы, вернувшись, подтвердил его слова и добавил, что сам был представлен княгине, которая сейчас находится на пути в Италию.
Через несколько дней стало известно, что княгиня приехала в Милан, а в скором времени появится и в Генуе.
Но кем же тогда была Паола? Откуда приехала? Где добывала средства для роскошной жизни и многочисленных щедрот? Утверждали, что ни один торговец, ни один банкир Генуи никогда не ссужал ее деньгами — при этом у нее не было долгов, и все счета в конце месяца неизменно оплачивались. Слуги ее говорить ничего не желали; они были неподкупны: если их начинали расспрашивать о госпоже, они отворачивались, замолкали, старались поскорее уйти. Интерес к ней возрос необычайно; вновь получили хождение прежние байки о чудесах и призраках. Один разглядел ее в полночь на колокольне церкви; другой видел, как она парит в воздухе; владелец фелуки, пришедшей с Корсики, уверял, что в море встретил женщину, которая шла по воде, — приняв ее за всемилостивейшую Богоматерь, он обратился к ней с молитвой; но едва осенил крестом, как она исчезла в волнах.
Наконец, двое человек рассказывали, что заметили как-то вечером возле Английского кладбища высокую фигуру — она двигалась вдоль стены с такой быстротой, словно летела, а затем внезапно растворилась среди могил. Кладбищенский сторож подтвердил, что подобное происходило несколько раз — причем вся живность в доме, будь то лошади, коровы или овцы, дрожала от страха, а соседские собаки неистово выли. Распространилось множество других историй, но настолько странных, нелепых и смешных, что о них не стоит даже упоминать.
Помню, как я ужинал с полковником Вивьеном и прочими офицерами. За столом обсуждали события дня: каждый что-нибудь рассказывал, и я подозреваю, что те, кому нечего было поведать, просто придумывали очередную байку. Признаюсь, что сам я не раз так поступал, поэтому в историях своих сотрапезников видел лишь доказательство богатства их воображения. Но одну из них все же приведу.
Как-то вечером, возвращаясь к себе, я встретил на лестнице господина О., который постоянно бывал у полковника, а жил в том же доме, что и я. Он служил майором в 67-м пехотном полку, стоявшем тогда в Генуе гарнизоном. Человек он был превосходный, к тому же отличный офицер — но порой злой шутник. Он поднимался по лестнице, заметно хромая и ругаясь сквозь зубы. «Что с вами?» — спросил я. Вместо ответа он вскрикнул от боли. Я сказал ему, смеясь: «Уж не столкнулись ли вы с каким-нибудь привидением?» — «Клянусь Богом! — воскликнул он. — Похоже, я становлюсь так же глуп, как все прочие, но пусть меня изжарят в аду, если это был не дьявол!» — «Неужели? — изумился я. — Завтра вы нас порадуете славной историей». — «История была бы славной, если бы я только видел его… он, однако, меня изрядно отделал… посмотрите сами». В самом деле, лицо майора было залито кровью. «О! Это уже не шутки! Что же с вами случилось?» Тут я взял его под руку и помог добраться до квартиры. Боль, вероятно, была очень сильной: на каждой ступеньке он охал и разражался все более крепкими ругательствами. Оказавшись у себя и увидев в зеркале свое изуродованное окровавленное лицо, он зашелся в проклятиях.
«Мерзавка!» — «Так ваш дьявол женщина?» — «Женщина! Почем я знаю, физиономии не разглядел… но он был в юбке». Сетования его звучали настолько комично, что, невзирая на сострадание к его беде, я с величайшим трудом удерживался от смеха. «Будь прокляты эти бабы! — продолжал он. — Мало они мне крови попортили, так теперь еще и бить принялись». Говоря это, он пытался обтереть свое разбитое грязное лицо.
«Если это женщина, значит, не дьявол?» — сказал я. «Куда хуже! — крикнул он в ярости. — Ей-богу, я почти убежден, что имел дело с ведьмой-графиней».
«Как! — воскликнул я. — Вы утверждаете, что у молодой красивой женщины хватило бы сил…» — «Хватило бы сил! Она подхватила меня, как перышко, оторвала от земли и швырнула о стену… Я бы до сих пор там валялся, если бы не проходил мимо добрый человек, который помог мне встать и проводил до дома».
Услышав слова «оторвала от земли», я, не выдержав, расхохотался. Он едва не рассердился, однако сумел овладеть собой.
«Оторвала вас от земли! Ах, майор, ведь у вас рост пять футов десять дюймов, а весите вы почти двести фунтов!» — «Можете смеяться сколько угодно, — ответил он. — Да, оторвала от земли, причем одной рукой! Я не сумасшедший, и по лицу моему ясно видно, что все это мне не приснилось». — «Расскажите же, как это случилось», — попросил я. «Извольте! Я был в загородном поместье мадам Н. Отужинав у нее, я отправился домой. Уже начинало темнеть; проходя мимо Английского кладбища, я увидел высокую женщину в черном одеянии. Меня охватило любопытство: что делает здесь эта дама — одна и в столь поздний час? Я двинулся за ней — она шла на кладбище. У ворот она остановилась: знаком приказала мне удалиться, но я, подойдя ближе, со всем подобающим уважением поклонился, стараясь разглядеть ее лицо. Тут она взяла меня за руку — готов поклясться, что следы от этих пяти пальцев так и остались на коже! Только сам сатана мог сделать подобное. Едва она коснулась меня, как мне показалось, будто все мои кости треснули; словно меня бросили в ледяной погреб; зубы же у меня стучали так сильно, что, наверное, слышно было за сто шагов. Невзирая на уважение к прекрасному полу, я хотел пустить в ход свободную руку, но она как омертвела. Тем не менее женщина, угадав мои намерения, схватила меня и швырнула о стену с такой силой, что я мог бы умереть там, если бы не помощь доброго человека, который довел меня сюда».
Первой моей мыслью было, что майор, перебрав лишнего, свалился в какую-нибудь яму, где ему и приснился весь этот кошмар. Я не сразу отказался от первоначального мнения, однако кое-что меня насторожило: он жаловался на жгучую боль в правой руке; я помог ему снять сюртук и явственно увидел отпечаток руки; кожа была покрыта волдырями, как бывает при ожогах или отморожении.
Обнаружив эти следы, он пришел в еще большую ярость: стал вновь поносить графиню последними словами, которые я, чтобы пощадить читателя, воспроизводить не буду — а затем поклялся, что отомстит ей. Я объяснил ему, насколько неосновательны его подозрения — ведь он не мог утверждать, что это была графиня, поскольку признался, что лица не разглядел. Впрочем, само предположение, будто женщина оказалась в состоянии поднять его и швырнуть о стену, выглядело смехотворным. Он же, продолжая упорствовать в своем заблуждении, заверил меня, что постарается сыграть с графиней отменную шутку, как только подвернется случай.
Через несколько дней полк его был выведен из Генуи, так что ему пришлось отказаться от своего замечательного плана.
Больше мне не довелось увидеться с майором О. Впоследствии я узнал, сколь роковым оказалось для него это приключение, ставшее известным всей армии. Он был зол на язык, и шутники не упустили прекрасную возможность поквитаться с ним. Сначала он терпеливо сносил насмешки; но товарищи его не унимались, и вскоре он почувствовал себя задетым. Чем сильнее он злился, тем с большим наслаждением его мучили. Майор был вспыльчив: произошло несколько дуэлей — на последней из них он, к несчастью, получил смертельную рану.
