Пройдя сквозь темные сени вслед за вздрагивающей в рыданиях хрупкой фигуркой, мы очутились в чистенькой комнате с зажженной лампадой перед божницей[11] и сразу встретился с решительный взглядом двенадцатилетнего паренька, целившегося в нас из «Сайги».

– Успокойся, мы друзья, – перекрестившись на иконы (Песцов сделал то же самое), сказал я.

Мальчик заметно расслабился, опустил карабин.

Фигурка-проводница, оказавшаяся заплаканной девчушкой лет четырнадцати, вдруг разревелась еще сильнее.

– Хватит сырость разводить! – сурово прикрикнул на нее юный воин и представился: – Меня зовут Андрей. Это – моя сестра Ольга. А плачет она из-за мамы. Сегодня ей совсем худо стало.

– Так она дома? – поразился я. – А мне, гм, говорили, будто ваша мать бросилась с моста в реку и утонула.

– Не бросилась, а бросили, с мешком на голове, – хмуро поправил Андрюша. – А предварительно избили до полусмерти!

– Тэк-тэк-тэк, – протянул я. – Картина постепенно проясняется. Ну-ка, парень, расскажи подробнее о твоих родителях!

Коротко, по-военному, мальчик изложил ситуацию. Глава семейства, протоиерей Александр Воронин, десять дней назад отправился на утреннюю службу, но до церкви не добрался. Исчез где-то на полпути, словно в воду канул.

Спустя три дня[12] его жена, матушка Ксения, отнесла заявление в милицию. Встретили ее там вежливо, обещали принять действенные меры и на том распрощались. А на обратном пути на женщину напали незнакомые мужики в черном, жестоко избили, надели на голову мешок и швырнули с моста в реку. Каким-то чудом несчастная сумела выплыть. До темноты отлеживалась в зарослях на берегу. А ночью кое-как дошла до дому.

– Слава богу, соседи не видели! – присовокупил Андрюша. – А то бы и за ней началась охота.

– Объясни, пожалуйста, – попросил я.

Стиснув зубы, мальчик объяснил. Оказывается, после исчезновения отца окрестная сволочь дружно ополчилась на детей священника. Дразнили, обзывали, кидали камнями, а под конец (к вчерашнему вечеру) совершенно распоясались. Олю двое неизвестных пытались затащить в машину, однако девочка сумела вырваться и убежать. А на самого Андрюшу с воплями «Бей поповское отродье!» набросились три пятнадцатилетних подростка с кастетами. Да не на того нарвались! Мальчик регулярно ездил в православные военно-спортивные лагеря, освоил там азы спецподготовки и оказал ублюдкам жесткий отпор: одному ударом локтя сломал челюсть, второму саданул ногой в промежность, а третьего (предварительно дав кулаком под дых) насадил мордой на колено…

– А сейчас маме совсем плохо. – В синих глазах маленького воина блеснули слезы. – Она часто теряет сознание, задыхается от кашля, бредит, зовет отца… – Андрюша отвернулся к окну. Плечи у него сильно вздрагивали.

«Настоящий мужчина! Побольше бы таких, – тепло подумал я. – А у его матери, похоже, воспаление легких. Плюс, разумеется, последствия побоев».

И вслух спросил:

– Какая у нее температура?

– У нас градусник разбился, но, по-моему, очень высокая. Она вся горит… и, когда в сознании… постоянно просит пить! – сквозь слезы выдавила Оля.

– Принеси аптечку из машины, – велел я Песцову. – Не даром же Логачев обучал меня и медицине в том числе[13] . Правда, я больше по части ранений, ядов, противоядий, но… остальное мы тоже проходили… время от времени. Даст бог, справлюсь! Особенно если ты, – я обернулся к Оле, – почитаешь акафисты Великомученику и целителю Пантелеймону и… Впрочем, ты сама знаешь, каким святым. Не так ли?

– Знаю, – тихо отозвалась девочка, взяла молитвослов и опустилась на колени перед божницей.

Спустя секунд тридцать в комнату ворвался Геннадий с аптечкой в одной руке и с «валом» в другой.

– Менты подъезжают! – выпалил он. – Слышите – сиренами воют!

– Запоминай – я занят! Чем – неважно! Выйду, когда освобожусь. О матушке Ксении – ни слова! В дом ментов не впускать! Действуй по обстоятельствам. Понадобится – применяй оружие, – быстро проинструктировал я прапорщика.

– Понял! – Взяв автомат на изготовку, он выскочил обратно во двор.

– Пойдем, Андрюша, – положил я мальчику руку на плечо. – Будем лечить твою маму…

Жена отца Александра лежала в маленькой дальней комнате на смятой постели, болезненно стонала, прерывисто дышала, надрывно кашляла и время от времени звала мужа по имени. Выглядела она скверно. Некогда симпатичное, округлое лицо высохло, заострилось. Глаза ввалились. Обметанные белым губы пересохли, потрескались. На впалых щеках виднелся нездоровый румянец. Одета она была в вязаный шерстяной костюм и такие же носки. Я остановился в замешательстве. Раздевать до гола и ощупывать мать при сыне?! Какой же я болван!!! Зачем, спрашивается, взял мальчика с собой?!! Но как же быть?!! Как узнать – целы кости или нет?!! «Господи!!! Помилуй и вразуми!!! Вразуми Твоего бестолкового раба»! – мысленно возопил я и… свершилось чудо. В ушах вдруг зазвучал читаемый Олей акафист Великомученику Пантелеймону, а мои руки начали действовать помимо воли владельца. Они открыли аптечку, уверенно достали три одноразовых шприца и три ампулы с препаратами (до сих пор не помню с какими! – Д.К. )…

А голос начал отдавать короткие распоряжения Андрюше:

– Закатай маме правый рукав выше локтя… Придержи руку… Нет, не так, а вот так… Ага, правильно. Это в вену… Есть!.. Аккуратно поверни ее лицом вниз… Не волнуйся, все кости целы… Теперь два укола в ягодицы… Отвернись-ка на минуточку… Все, готово, можешь поворачиваться… Положи маму лицом вверх и принеси полный чайник святой воды… Так, молодец. Приложи «носик» к ее губам…

Не открывая глаз, женщина принялась жадно глотать и быстро выпила чайник до дна.

– Опасность для жизни устранена, – как бы со стороны услышал я собственный голос. – Однако необходима госпитализация. В условиях хорошего стационара она поправится за неделю.

Тут таинственная сила меня покинула, я вновь стал самим собой, прошептал «Слава Тебе, Господи!» и истово перекрестился.