— Похоже, мы их раздражаем, — заметила Хильда.

— Но мы же не можем отпустить их просто так? — Таас нетерпеливо переминался с ноги на ногу, словно игрок в мяч, ожидающий движения соперника.

— На каком основании? — поинтересовалась я.

— Они же купцы, — переживал Таас. — Разве этого недостаточно?

Я качнула головой в сторону полицейских-землян, на всякий случай подтянувшихся поближе к нам.

— Не уверена, что они с тобой согласятся.

— Если бы не мы, купцы давным-давно разделались бы уже с Союзными Мирами, — упорствовал Таас.

— Если бы нам не приходилось отвлекаться на купцов, — возразила я, — мы и сами давным-давно могли бы овладеть Союзными Мирами.

Таас наморщил лоб.

— Разве вы не ненавидите купцов? Особенно после… — он запнулся.

— Уличные драки ничего не решают. Тем более что они здесь запрещены.

— У нас есть занятия и приятнее, хойя. — Хильда хлопнула Тааса по плечу. — Лично я не прочь выпить.

Я так и не знаю точно, что на языке Хильды означает «хойя»; судя по всему, что-то вроде «милый мальчик». Таасу еще предстоит понять, что это слово не простая тарабарщина. Вот интересно будет посмотреть на Хильду, когда она будет объяснять Таасу, почему называет его милым мальчиком.

— Эй, Хильда, хойя, ты хочешь напиться? — ухмыльнулся Рекс.

— Сам хойя, — буркнула Хильда, но тут же улыбнулась. — Ну по крайней мере несколько стаканчиков.

— Я тоже не против выпить чего-нибудь, — согласилась я. Чего-нибудь покрепче, отшибающего память…

Ночь уже час как теснила закат, сужая полоску розово-красного неба на горизонте. Сутки на Делосе длятся шестьдесят два часа и закат соответственно тоже кажется бесконечно долгим. Народу на Аркаде прибавилось: люди пользовались возможностью отдохнуть от дневной жары. Не так просто переносить тридцать часов непрерывного солнечного света, так что единственными по-настоящему комфортными оставались вечерние и ночные часы, а также раннее утро.

Небо над нашими головами окрасилось в темно-лиловый цвет. В спектре излучения Делосского солнца больше лиловых лучей, чем у большинства звезд с обитаемыми планетными системами, да и атмосфера Делоса почти не рассеивает его. Даже находясь на уровне моря, здесь ощущаешь себя как на высокой горной вершине. У горизонта толпились легкие облака, подкрашенные снизу в розовый цвет, темневший по мере того, как на крыши Аркады надвигалась ночь.

Мы шли вдоль бесконечной череды баров. В сумерках ярко светились головывески: ослепительно розовый цветок, зависший над дверью, кружащиеся в хороводе золотые жуки, гроздь зелено-голубых планет, обращающихся вокруг огромной голубой звезды… Головывески, голореклама — вся улица была заполнена круговертью световых и цветовых пятен. По стенам зданий вверх и вниз носились, разбрызгивая искры и меняя очертания, самые фантастические животные.

На нас обрушивались потоки музыки — то буйно-веселой, то протяжной. По мере приближения к очередной двери звуки усиливались, но стоило нам пройти мимо, как они слабели и пропадали в уличном шуме. К этому добавлялись крики зазывал, вещавших на самых разных языках Союзных Миров. Те, чьи возгласы я могла разобрать, пытались соблазнить проходящих напитками, курительными палочками и зернами масляничных растений, уводящими в мир мечты или заставляющими тебя заниматься любовью без устали много часов подряд. В воздухе висел аромат жареного мяса и пряностей.

Большинство головывесок было мне непонятно. Потребовав у центра меню-переводчик, я решила опробовать его на красивой вывеске, гласившей:

«КОНСТАНТИНИДЫ».

«Перевод», — скомандовала я.

«Греческий язык, — ответил центр. — Перевод: Константиниды».

— Очень ценная информация, — пробормотала я себе под нос.

— Так куда зайдем? — спросила Хильда.

Я ткнула пальцем в сторону облезлого здания. Крыша его украшалась единственным шестом с проржавевшими почти насквозь пластинами, жалобно дребезжавшими на ветру. Головывеска над входом была на английском языке — единственная, которую я могла прочесть без переводчика.

— «У ДЖЕКА» — объявила я.

— Напоминает древнюю Землю, — заметил Рекс.

— Скорее уж древнюю развалину, — фыркнула Хильда.

— Пошли, Хильда, — рассмеялся Рекс. — Не бойся.

— Но почему именно сюда? — допытывалась она.

— Потому, — ответил Рекс, — что здесь замечательно воссоздана атмосфера древней Земли.

— А это так уж хорошо?

— Зайдем и увидим, — улыбнулась я.

Итак, мы зашли внутрь. Вдоль одной из стен тянулась потемневшая от времени деревянная стойка. Стулья рядом с ней были обшиты лоснившейся от долгой эксплуатации красной тканью. Остальную часть помещения занимали столики, покрытые красными и белыми скатертями. За стойкой стоял человек, протиравший стакан; на рубахе и белом фартуке виднелись жирные пятна.

На эстраде в углу играл маленький оркестр. Инструменты были мне незнакомы: тыквообразные коробки с натянутыми струнами, золотые трубы с выдвигающимися и задвигающимися секциями, толстые барабаны. Тем не менее звук получался приятный, а ритм располагал к танцу с молодым человеком, певшим что-то лирическое. На экранах над эстрадой мелькали яркие голомультики.

У столиков нас поджидала женщина в короткой юбке. При виде ее Таас расплылся в улыбке.

— Мне здесь нравится, — заявил он.

— Давайте-ка займем столик, — предложил Рекс.

Хильда улыбнулась Таасу и мотнула головой в сторону официантки.

— Хорошенькая, да? Давай не будем драться. Прибережем это для купцов. Я все равно сильнее и больше тебя.

— Что? — выпучился на нее Таас.

— Она не хочет драться с тобой из-за официантки, — объяснила я.

— Но почему я должен драться с Хильдой из-за официантки?

Я пожала плечами. Я плохо разбираюсь в женской красоте. Другое дело в мужчинах. Мне официантка представлялась просто слишком юной девицей в слишком тесной юбке. Должно быть, эта штука здорово затрудняет кровообращение.

Рекс рассмеялся:

— Может, нам троим стоит предложить себя ей — пусть выбирает.

— С чего это ты взял, что она вообще выберет кого-то из вас? — улыбнулась я.

— А почему троим? — так и не понял Таас.

— Я, ты, Рекс. Ясно? — терпеливо объяснила Хильда.

Таас сделался совсем пунцовым:

— Так тебе нравятся женщины? Не мужчины?

— Ну разумеется, — ответила Хильда.

— Ох. — Таас почесал подбородок. — Ладно. Возможно, ты и сильнее меня, зато я стильный.

Официантка подошла к нам и, запинаясь и краснея, обратилась по-английски к Рексу:

— Вам нужен столик?

— Не понимаю ни слова из того, что ты говоришь, — ответил Рекс по-сколийски с самой вредной своей улыбкой, — но голос у тебя красивый.

— Она говорит, что нам нужен столик, — перевела я.

Хотя, видит Бог, нам нужен был не столик, а выпивка. Я включила программу перевода. Меню висело в воздухе на фоне официантки, переводившей испуганный взгляд с меня на Тааса, а с Тааса на Хильду. Вполне возможно, у меня на лице было такое же отсутствующее выражение, как у них.

«Не спеши», — посоветовал мне мой центр.

Рекс снова улыбнулся официантке.

— Они просто медитируют, — объяснил он по-сколийски.

Она моргая смотрела на него, потом огляделась в поисках кого-нибудь, кто мог бы прийти ей на помощь.

«Переведи: „Мы хотим выпить и закусить“», — подумала я.

— Чем могу служить вам? — спросила официантка у Рекса. Перевод ее слов на сколийский прозвучал у меня в уме, помешав сформулировать ту фразу, что я собиралась произнести по-английски. Официантка тем временем краснела все сильнее.

— Черт, — пробормотала я.

Мой центр создавался для боя, не для перевода. Как знать, может, мне и стоило бы добавить к нему модуль с дипломатическими познаниями. Я держалась бы в обществе гораздо свободнее, да и непосредственно в общении это не помешало бы. Однако мой центр был под завязку нагружен модулями с военной информацией, и я не имела ни малейшего желания заменять хоть один из них. В конце концов, от этого может зависеть моя жизнь. И расширять его объем мне тоже не хотелось. Моя биомеханическая система и так достигла предела возможностей современной технологии.