Давно благословенный Им очаг Наш кров и стены в пепел обратил».

Творчество Гёльдерлина вызывает противоречивые оценки. Одними искусствоведами оно считается малозначительным, лишённым художественной ценности, поскольку несёт на себе отпечаток психоза. Другие же видят в нём образец подлинного искусства, очищенного от меркантилизма и отражающего глубинные, скрытые переживания; стихотворения, написанные поэтом в период заболевания, объявляются «сердцевиной, стержнем и вершиной творчества Гёльдерлина, его истинным завещанием». Для нас же в первую очередь представляют интерес проявления болезненного восприятия и специфические расстройства мышления, связанные с психическим расстройством, а в этом отношении стихи Гёльдерлина весьма показательны.

Изобразительное искусство и литература - традиционные формы творческого самовыражения. Однако ими не исчерпываются возможности реализации таланта. Одно из самых необычных творческих проявлений шизофренического переживания могли наблюдать видевшие знаменитого польского танцора и хореографа Вацлава Нижинского во время его последнего выступления.

Вацлав Нижинский в балете «Шахерезада». Париж. 1916 г.

Фото Де Мейера

Заболевание у него развилось в 1917 году, когда Нижинскому было 27 лет. Его жена Ромола де Пульски вспоминала, что за несколько дней до острого приступа Вацлав стал преувеличенно религиозным. В это же время он решил организовать моноспектакль для близких друзей.

В назначенное время все собрались, однако выступление задерживалось. Когда жена спросила артиста, собирается ли он танцевать, то услышала от обычно нежного и внимательного Вацлава гневный крик:

«Молчать! Скажу, когда настанет время. Это моё обручение с Богом».

Вскоре он вышел на сцену и обратился к присутствующим со словами:

«Я покажу вам, как мы, артисты, живём, страдаем и творим».

Нижинский сидел верхом на поставленном спинкой вперёд стуле и опираясь руками о барьер, внимательно смотрел на собравшихся. Ромола де Пульски вспоминает:

«Все молчали как в церкви. Шло время. Так прошло около получаса. Публика вела себя так, как будто была загипнотизирована им... Аккомпаниатор заиграла первые такты «Сильфиды», надеясь обратить внимание Вацлава на этот танец... Желая смягчить напряжение я прошла к нему и попросила его начать танцевать. Он закричал в ответ: «Как ты смеешь мешать мне, я не машина!»

Поняв, что происходит что-то неладное, жена вышла, чтобы посоветоваться с врачом. В это время Нижинский начал танцевать — великолепно, но поразительно жутко:

«Он бросил на пол несколько полотнищ черного и белого бархата в форме большого креста а сам встал около верхней точки фигуры с распростёртыми руками в виде живого креста. «Сейчас я станцую вам войну с её уничтожениями, страданиями и смертью. Войну, которую вы не предотвратили, и потому за неё несёте ответственность». Танец Нижинского был таким же великолепным и чарующим, как и всегда, но в нём было что-то новое. Временами он напоминал сцену с Петрушкой, в которой кукла пытается убежать от своей судьбы. Казалось, что охваченный ужасом зал заполнен страданиями человечества. Он как будто ввел нас в транс. Все его жесты были драматичны, монументальны; казалось, что он плывет над нами. Мы все сидели охваченные ужасом, затаив дыхание, странным образом зачарованные, словно окаменевшие. Мы чувствовали, что Вацлав напоминает одно из каких-то могучих существ, захваченных неведомой силой, как тигр, который выскочил из джунглей и может в любую минуту нас уничтожить. А он продолжал танцевать, кружась в пространстве, завораживая зрителей своим видением войны и уничтожения мира, ставя их лицом к лицу со страданиями и ужасом, борясь всеми мышцами, молниеносной быстротой движений, проворством эфирного существа, чтобы спастись от неизбежного конца. Это был танец за жизнь против смерти».

Это было последнее выступление Нижинского. После этого до конца своих дней (Нижинский умер в 1950 году) он находился под наблюдением врачей, живя в мире собственных грез и фантазий. Граф Гарри Кесслер, потрясенный переменой, произошедшей с Нижинским, записывал в декабре 1928 года:

«Его лицо, оставшееся в памяти тысяч зрителей сияющим, как у молодого бога, теперь было серым, обвисшим, только изредка отблеск бессмысленной улыбки блуждал по нему. Дягилев поддерживал его под руку, помогая преодолеть три лестничных марша, ведущих вниз... Тот, кто когда-то, казалось, мог беззаботно летать над крышами домов, теперь едва переступал со ступеньки на ступеньку обыкновенной лестницы. Взгляд, которым он мне ответил, был бессмысленным, но бесконечно трогательным, как у больного животного...»

Приведённые выше истории выдающихся творческих личностей, страдавших шизофренией, помогают наглядно представить себе, как воспринимают мир люди поражённые этим недугом. Творческое наследие талантливых больных неоценимо прежде всего в силу его документальности, подлинности описываемых переживаний. Именно это дает нам возможность проникнуть в удивительный мир болезненных построений, увидеть его глазами больных. Но вместе с тем эти произведения имеют и несомненную художественную ценность. Имена Ван Гога, Дадда, Стриндберга, Гёльдерлина, Нижинского — неотъемлемая часть общечеловеческой культуры, её важная и необходимая составляющая.

Однако в этой главе мы хотели бы не только коснуться темы творчества известных деятелей искусства, но и представить читателям художественные произведения, созданные обычными людьми, страдающими шизофренией.

Тема творчества больных шизофренией сегодня освещается крайне скупо. Мы хотели бы несколько расширить представление о творчестве больных шизофренией, познакомив читателя с их рисунками, небольшими рассказами и стихами. Не будучи искусствоведами, мы не станем комментировать художественную ценность и особенности стиля этих произведений. Наша цель в другом — мы хотим обратить внимание читателя на те их черты, которые характерны для психического расстройства, и которые несут отпечаток шизофренических переживаний — ведь именно это делает такие произведения своеобразным «зеркалом», дающим возможность здоровому человеку «заглянуть» в мир больного шизофренией.

Взгляните на картину больного. Прежде всего, конечно, бросается в глаза специфический сюжет. Апокалипсические мотивы, конец света, катастрофы, крушения, смерть — излюбленная тема творчества душевнобольных. Девочка изображена на фоне ядерного гриба (обратите внимание на цвет губ и ногтей ребёнка). У её ног — мёртвый гном. Серо-чёрная тьма окружает их. Справа зловещим светом мерцает пустая тыквенная маска — символ Хеллоуина, праздника тёмных сил.

Обращает на себя внимание характерная цветовая гамма, в которой выдержана эта картина. Мрачные чёрные, синие и зеленые тона контрастируют с ярко-желтыми и оранжевыми деталями. Это цветовое решение подчеркивает сюжет картины — причудливое переплетение реальности с мистическими и апокалипсическими мотивами.

Эта картина - своего рода головоломка. Нам кажется, что эти особенности роднят её с творчеством Ричарда Дадда. Чтобы докопаться до истины, зритель должен тщательно изучить полотно. Приглядитесь внимательнее — справа видна проткнутая дротиком долларовая банкнота, над ней в сплетении диковинных синих растений проглядывает глаз какого-то таинственного существа. Растрепавшиеся волосы девочки прорастают в полупрозрачную раковину моллюска. Мёртвый гном (игрушка? живое существо?), над которым склонилась девочка, оплетен какими-то красными лентами, возможно — частями растений. Все эти детали не случайны, они — часть художественного замысла, какого-то зашифрованного послания, вложенного художником в своё творение. Что оно означает? Ответ на этот вопрос знает, наверно, только автор картины.

А вот другой рисунок. Здесь также присутствует тематика смерти. Обратите внимание, как тесно переплетены здесь символы жизни и смерти, природы живой и косной. Подобная интеграция живого и мёртвого (в данном случае, череп следует рассматривать скорее как символ живого по сравнению со свечой или книгой — хотя и «мёртвого живого») типична для шизофрении. На рисунках больных шизофренией часто можно увидеть танковые гусеницы, встроенные в живое тело, металлические конструкции, растущие из головы и тому подобные компиляции. Очевидно, что на сюжет, композицию и цветовое решение рисунка в наибольшей степени оказывает влияние содержание болезненных переживаний человека.