— Ты чего?! Отпусти! Да что с тобой?!

— Тихо, Влад, бегом за мной, пока тебя не заметили. Да не сопротивляйся! Ты же настоящий лось, я тебя против воли не смогу волочить! Быстрее! Заметят, и вместе сгинем! Да не стой!

Неохотно подчиняясь нажиму спутника, Влад, оказавшись за углом, предупредил:

— Я тороплюсь, так что давай быстрее объясняй.

— К своим торопишься?

— Да?

— Ждут там тебя.

— Кто?

— Да уж не девы красивые! Братья-луддиты. Знаком с такими? — Диадох испытующе уставился Владу в лицо.

— Лично не знаком и знакомиться не хочу.

— Верно мыслишь — даже последний упок такого знакомства не захочет. Да только луддиты никого не спрашивают. Влад, Давида и Лену с Лилей увели, я сам это видел, но ничего сделать не мог. Луддитов семеро, и еще им три городских стражника помогали. Стражники и два брата в гостинице остались, тебя ждут. Не ходи туда — повяжут.

— Почему ты мне помогаешь?

— Ну… Ты спас меня… тогда.

— И все?

Диахох настороженно оглянулся, потом, решившись, придвинул губы почти к самому уху Влада и скороговоркой зашептал:

— Я беглый, с севера. Кузнечеством мы жили, и не в добрый час приладил отец к мехам колесо, что водой крутилось. А кто-то донес. Пришли луддиты, отца убили, двор пожгли, меня к монахам в услужение. Сказали народу, что богу угодно, когда меха рука человека или скотина живая крутит, а воду неволить никак нельзя, потому что подобное угодно Техно. Вот как это вообще может быть?! Ветер, значит, мельницы пускай крутит, а воде запрещено?! Я много чего насмотрелся и наслушался, а правду от остального отличать умею хорошо. Не смогли монахи голову мне задурить — как сил набрался после побоев, так и подался на юг. Погоня, может, и была, да не догнали. А здесь луддиты редкие гости, жить можно почти спокойно. Решил я осесть, прибился к ватаге таких же беглых и бесшабашных, а остальное ты знаешь.

— И? Ты не ответил на вопрос.

— Да разве непонятно? Я такой же, как ты, — сын работяги, которого святые без вины определили в слуги зла. Но отец мой добрейший человек был, хороший очень. Через добро в нем все шло, Бога чтил и от семьи это требовал. Да только зря все — убили из-за какого-то колеса деревянного, узрев в нем нечисть. Влад, я за тобой наблюдал не один день и много чего рассмотрел. Ты, может, и не такой хороший, как отец мой, но зла в тебе, того, о котором церковники завывают на все лады, тоже нет. Так же, как в товарищах твоих. Но только вещи нечистые вы с собой носили зачем-то и не скрывали того, хотя всякий знает, к чему это привести может, если прознают братья. Еще рану ты на руке перевязывал, но повязка однажды соскочила, и я заметил, что там шрам чуть заметный, а не рана свежая. Расспросил женщин, и сказали мне, что недавно ты крепко поцарапался о копье. Не зарастает так быстро у обычных людей. Вы другие, не такие, как все. Скажи без вранья былого: кто такие?

Влад не стал раздумывать над созданием новой легенды, более адаптированной к проясняющейся картине здешнего мира. Раз Диадох до сих пор не выдал, то вряд ли выдаст, а правда, сколь бы странной ни была, возможно, на пользу пойдет.

— Я не знаю, сколько лет мне и остальным. Мы люди очень давних времен. Нас обманом завели в пещеру, где остановилось время, и выбраться мы смогли только сейчас. Наверху все сильно изменилось — наш мир был совсем не такой. Я вначале даже думал, что людей вообще не осталось. Ну а дальше ты тоже сам все знаешь — добрались до реки, там с тобой встретились.

— Да вы древние! — восторженно выдохнул Диадох. — Про таких, как вы, церковники все время предупреждают. Говорят, сам Техно выпускает вас из подземного заточения, чтобы вы несли в мир смерть.

— Возможно, так оно и есть, хотя поклянусь, чем хочешь, — о Техно впервые сегодня услышал.

— Я давно уже не такой верующий, как мог бы показаться, — отмахнулся Диадох. — Хотя вера моя не напускная: Бога чту, а церковь — нет. В монастыре была библиотека, где держали запрещенные книги, но мне удалось в нее пробираться не один раз. Даже труды самого проклятого Фотия довелось почитать. Влад, таких, как я, здесь хватает. Вера святых отцов уже давно не та, что была изначально. Старая могла отличать добро от зла, а новая всех гребет, кто хоть чем-то выделяется из толпы покорной. Беглых, подобных мне, здесь много очень, потому как веру не сердцем учат чтить, а вбивают в головы, будто молотками. В глупую башку легко входит, а вот в остальных лишь сомнения такие способы приумножают. Влад, я беглый, а ты древний. Кто знает, может, сам Бог задумал так, чтобы мы встретились. Ты помог мне, а я тебе. Мы можем разойтись в стороны, а можем пойди дальше вместе. Одному в этом мире трудно, я давно это понял. Хочешь, друзьями станем? Или даже побратаемся. Наскучило мне просто так идти по течению, не зная, куда оно заведет. Ты сейчас для меня то самое колесо водное, запретное. Согласен и дальше помогать мне, как помог уже однажды? Я тебе помогать буду все равно — согласия не спрашивай. Отец колесо на пользу служить заставил, вот и ты, думаю, пользу можешь принести, и немалую, ведь не зря вас так боятся церковники. Времена нынче меняться начали со скоростью дивной. Люди с севера хлынули, монастырям раскольничьим почета больше нет, землю у них отбирают владыки даже светские, не говоря о церковных, ссоры и распри от этого, вера шатается в умах, люди к запретному тянутся, иного хотят. Ох, не зря ты именно сейчас появился! Что-то обязательно случится!

— Диадох, чем могу, всегда тебе помогу. Но сейчас товарищей моих надо выручать, ты знаешь, где они?

— Да в церковной канцелярии или в тюрьме шерифской.

— Точнее узнать можно?

— Можно, конечно, только зряшная это затея.

— Почему?

— Я видел семерых луддитов и троих стражников. Еще в канцелярии свой охранник есть. Может, братья тогда не все в сборе были. Большая сила у них получается, а нас только двое. К тому же, если шуметь начнешь, как тогда на реке, город переполошится, народ за оружие возьмется, пойдет на бабаханье взглянуть. Люди здесь трусоватые, если честно, но толпой смелы весьма, когда противников раз-два и обчелся.

— Стрелять всерьез не получится — то оружие осталось в гостинице. Опасался по городу ходить с ним после твоих предупреждений. Пистолет только прихватил, но он гораздо слабее. И еще там два копира были — вещи из развалин, прямоугольные такие…

— Я помню.

— Они тоже нужны. Оружие надо выручить, копиры и Давида с девочками. Что с ними вообще дальше будет?

— Это, Влад, зависит от того, что им луддиты вменят. Если просто якшались с нечистыми вещами, то, скорее всего, просто побьют молотами и сожгут, пепел над рекой развеяв. Если признают, что в них скрыто сильное зло, то повезут на север, в цитадель братьев. Там с такими, по слухам, очень страшно поступают. Связывают железной проволокой, кладут в гроб и заливают расплавленным свинцом. У них целый подвал забит такими слитками.

— Как прелестно… Значит, в любом случае казнь?

— Да они в последние годы никого не милуют. Озверели вконец — ни за что лютой смерти могут предать. Думаешь, зря их все так боятся? Влад, если нас схватят, тоже не помилуют. А нас непременно схватят, если сунешься своих выручать.

— Луддиты эти каковы из себя? Вояки хорошие?

— Не знаю — драться не доводилось. Всякие бывают, если по виду судить. Но по старым делам вроде не кролики безобидные — убивать умеют.

— Брата Либерия видел?

— Нет. Он что, тоже здесь?

— Да. На площади проповедь читал.

— Плохо. Известный луддит. Он как раз вояка хороший — все так говорят. Когда-то был воином не последним. Говорят, в бою на западной границе ему по мужской части повредили что-то, и лекари ничем помочь не смогли. После чего и подался в орден. Но, думаю, врут — и не такие раны лечат, за нечастыми исключениями. Но то, что он здесь, совсем плохо. Значит, дело важное очень, раз такой не поленился приехать. Всерьез взялись. Смотри, вон как раз один из братьев выходит. Даже двое.