Спустившись к самому подножию холма, я пошел вдоль ограды к воротам. Сквозь прутья ограды были видны огни на улице. Уже на полпути к домику привратника я заметил снаружи голубой седан. Скромная, очень чистая машина, низко посаженный кузов, чуть светлее полицейской машины, но приблизительно того же размера. За седаном по ту сторону улицы под деревом стоял мой родстер. Я стоял неподвижно, разглядывая седан сквозь ограду. За ветровым стеклом, в глубине машины, вспыхивал и гаснул огонек сигареты. Я оглянулся назад. Малыш Тревельян тайком пробирался куда-то, наверное, прокутить полученный доллар, потому что вряд ли он считал это большой суммой.

Я пригнулся, достал свой «люгер-765» и засунул его стволом вниз за левый носок. Можно было проскочить, если не идти слишком быстро... Я направился к воротам.

Обычно ворота держали запертыми и никто не мог войти, не получив разрешения из дома. Привратник – здоровый малый с револьвером на боку – вышел навстречу и выпустил меня через боковую калитку. Несколько минут мы еще разговаривали с ним через решетку, и я тайком поглядывал на седан.

Похоже, в нем сидело двое. Оставалось пройти сотню футов по противоположной стороне в тени высокой стены. Улица была очень узкая, без тротуаров. До моего родстера было рукой подать.

Медленно, на негнущихся ногах, я пересек мостовую, сел в машину, вынул из тайника под сиденьем запасной пистолет. Это был добротный полицейский «кольт». Быстро запихнув его в кобуру под рукой, я включил зажигание и с места взял сорок миль в час. Начинался дождь. Я успел проскочить восемь кварталов, когда сзади раздался рев сирены. Как удивительно легко человек может дать себя одурачить. Улица была слишком тихая. Я притормозил и припарковал к обочине. Седан остановился сзади. Из открытой задней двери на меня в упор смотрело черное дуло автомата.

Я разглядел узкое лицо с красными глазками, сжатый рот. Перекрывая звуки дождя, стеклоочистителей и двух работающих двигателей, чужой голос произнес: «Садись к нам. Будь умницей. Ты знаешь, о чем я говорю».

Это были не полицейские, но какое это теперь имело значение! Я выключил зажигание, бросил ключи на пол в машине и вышел на дорогу. Водитель седана даже не взглянул в мою сторону. Сидевший сзади распахнул ногой дверь и подвинулся на сиденье, нежно прижимая к себе автомат.

Я сел в седан. И тут вспомнил, как Ларри, выглядывая из окна моей квартиры, говорил, что внизу стоит голубой седан, который он видел уже не раз... А потом, после выстрелов в Ларри – я слышал рев отъезжающей машины. Похоже, это был тот же седан.

– О'кей, Луи. Обыщи его.

Водитель вылез из-за руля и сел за мной. Он вытащил мой «кольт», прощупал мои бока и карманы, брюки за поясом.

– Чисто, – доложил он второму и вернулся за руль.

Тип с автоматом протянул вперед левую руку и взял у водителя мой «кольт», потом положил автомат себе под ноги и накрыл сверху коричневым ковриком. Он снова откинулся в угол, держа на колене «кольт», спокойный и расслабившийся, с сознанием собственного превосходства.

– Отлично, Луи. Теперь поехали.

Спокойная, ленивая езда убаюкивала, дождь мерно барабанил по крыше седана, капли стекали вниз по стеклам. Мы петляли по вьющимся улицам среди больших частных усадеб, мокрые фасады особняков прятались за темными очертаниями деревьев.

В машине витал аромат сигарет. Красноглазый спросил:

– Что Ларри тебе сказал?

– Почти ничего, – ответил я. – Что Мона удрала из города в ту самую ночь, когда об этом узнали газеты. Старик Уинслоу уже знает об этом.

– Не стоило ему слишком копаться во всей этой истории, – сказал Красноглазый. – Кишка тонка. Что еще?

– Он говорил, что в него стреляли. Хотел, чтобы я помог ему уйти из города. Но в последний момент ушел один. Не знаю, почему...

– Развязывай язык, ищейка, – угрожающе прошипел Красноглазый. – Это твое единственное спасение.

– Я сказал все, – ответил я и отвернулся, разглядывая дождевые капли на стекле.

– Кто тебе платит, этот старикашка?

– Нет. Он слишком скуп.

Красноглазый загоготал. Пистолет неожиданно начал сползать.

– Это все, что мне известно об этом О'Маре, – сказал я.

Тип за рулем повернул голову и проворчал:

– Где, ты говорил, та чертова улица?

– Вверху на Беверли Глен, идиот. Малхолланд Драйв, – прорычал Красноглазый.

Нас тряхнуло на ухабе.

– Черт возьми! Не могли законопатить канаву!

– Ничего, мы замостим ее этой вонючей ищейкой, – заявил Красноглазый, наслаждаясь собственным остроумием.

Усадьбы остались позади. С обеих сторон на склонах холмов не видно было никакой растительности, только изредка мелькали невысокие кусты.

– А ты ничего себе парень, – сказал Красноглазый. – Только скупой, как и твой старикашка. Ты что, плохо понял? Мы должны знать все, что тебе сказал Ларри, а потом решим, шлепнуть нам тебя или нет.

– Пошел к дьяволу, – ответил я. – Ты все равно не поверишь.

– А ты попробуй. Для нас это только работа. Закончим с этим и пойдем дальше.

– Ничего себе работенка...

– Ты слишком много треплешься, приятель.

– Со мной это случалось, когда ты еще ходил в школу. С тех пор мне это занятие не по душе, – сказал я.

Красноглазый снова расхохотался. В его тоне не чувствовалось угрозы.

– Насколько нам известно, ты чист перед законом. Сегодня утром ты ведь не болтал лишнего? Верно?

– Если я скажу «да» – ты сможешь пристрелить меня прямо сейчас.

– А если ты получишь кое-что на мелкие расходы и пообещаешь забыть обо всем?

– Ты же все равно не поверишь мне.

– А почему бы и нет? Это неплохая мысль. Мы выполняем одну работу и переходим к следующей. Мы – крепкая команда. А ты здесь живешь, у тебя здесь дело, авторитет, уважение. Ты мог бы «подавать» в нашей игре.

– Конечно, – ответил я. – Я мог бы «подавать».

– Мы никогда, – мягко сказал Красноглазый, – не сбиваем цены. Это мешает торговле.

Он откинулся в угол на спинку – пистолет на левом колене, рука во внутреннем кармане. Достал и развернул большой, цвета натуральной кожи, бумажник, вытащил оттуда две купюры и передвинул их по сиденью ко мне. Бумажник снова исчез в кармане.

– Тебе! – важно произнес Красноглазый. – Учти, тебе не дожить до завтра, если попытаешься удрать.

Я подобрал деньги – две кредитки по пятьсот долларов – и засунул их в куртку.

– Ладно. Как я понимаю, во второй раз мне уже так не повезет?

– Подумай об этом, легавый.

Мы приветливо оскалились друг другу – ни дать ни взять, пара славных парней, отлично ладящих между собой в этом жестком враждебном мире. Красноглазый резко повернулся:

– Ладно, Луи. Забудь к черту Малхолланд. Останови!

Машина остановилась посреди пустынной голой дороги на повороте, огибавшем холм. Дождь хлестал по склону косыми серыми струями. Горизонт исчез за сплошной завесой воды. Видимость была не больше четверти мили, ни одной живой души вокруг... Водитель подъехал к склону и заглушил мотор. Он закурил и положил руку на спинку сиденья, широко улыбаясь мне. Милая улыбка – как у аллигатора.

– Выпьем за наш уговор. Хотел бы я заработать тысячу ни за что. Но только попробуй водить меня за нос!

– Да у тебя и носа-то порядочного нет, – улыбаясь сострил Луи.

Красноглазый бросил «кольт» на сиденье и достал полпинты из бокового кармана. На вид вполне приличное пойло – зеленая этикетка, горлышко запечатано. Он отковырнул зубами пробку, понюхал содержимое и причмокнул губами.

– Это не «Кроу Мак-Джи», – авторитетно сказал он. – Дочерняя фирма. На-ка, отхлебни.

Он потянулся на сиденье, протягивая мне бутылку.

Я мог бы схватить его запястье и... Но здесь был Луи, а до моей лодыжки, где спрятан пистолет – слишком далеко.

Я старался дышать неглубоко и держать бутылку у самых губ, внимательно принюхиваясь. К горьковатому запаху виски примешивалось что-то еще – едва ощутимый фруктовый аромат, на который в другое время и в другом месте я бы даже не обратил внимания. Неожиданно и без всякой связи я вспомнил, как Ларри Батцел говорил: «К востоку от Реалито, в сторону гор, под старым цианитовым кустом...» Цианид. Вот что это такое!