— Опомнись, Сеня! — только и успела произнести, как на нее обрушился удар тяжелого мужниного кулака. Марина закрыла лицо рукой, но второй удар не заставил себя ждать — он пришелся точно по голове. Марина охнула и осела на пол, чувствуя, что теряет сознание. Последующего за этим града ударов она уже не чувствовала, лежала, согнувшись, прижав колени к животу. А вошедший в раж Семен не слышал хруста ломающихся костей и разрывов кожи. Он терзал лежащее перед ним бездыханное тело, нанося чудовищные удары точно в цель. От каждого такого удара тело Марины немного подпрыгивало, словно тряпичная кукла, и снова опускалось на прежнее место.
Семен перестал бить жену, только когда почувствовал боль в руке. Он удивленно воззрился надело своих рук и устало опустился на табуретку. Обвел мутными глазами помещение, где произошла расправа, и закрыл лицо руками. Марина, скрючившись, лежала в углу, не подавая признаков жизни. Под ней растекалась лужа крови. Брызги крови виднелись на обоях и столе. Семен тронул жену за плечо.
— Ты это… того… вставай… не дури… уйди к матери от греха…
Марина не шевелилась. Семен забеспокоился. Страшно стало, что переборщил, а вдруг как помрет? Мысль обожгла, но и вывела из оцепенения. Глупости! Кто своих баб не бил? Тем более за дело. И ничего, живут. Бабы вообще народ живучий. Ну, наподдал, не сдержался, что с того? В другой раз думать будет, прежде чем мужикам на шею бросаться. Он снова потряс жену за плечо, никаких признаков жизни. Семен испугался не на шутку, выбежал из дома и побежал к врачихе. Та была на месте, писала что-то.
— Что тебе, Семен? Что как оглашенный врываешься?
— Маша, беда! — Семен еле перевел дух. — Маринка там, дома, помирает! Беги быстрее, Маша!
Врачиха перепугалась, стала лихорадочно собирать чемоданчик.
— Да что случилось, Сеня?! Ты как не в себе.
— Не в себе я, Маша, не в себе, пойдем быстрее!
Семен летел впереди, врачиха семенила сзади, временами переходя на мелкую рысь. На полноватом лице испуг и недоумение.
Марину они нашли на том же самом месте, где Семен ее и оставил.
— Господи! Сеня! Да что это с ней?! Избил ты ее, что ли? Да ты в своем уме? — Врачиха пощупала пульс. — Жива еще. Сумку дай. И за что ты ее так?
Семен протянул сумку. Врачиха достала шприц и быстро сделала укол.
— В «скорую» звонить надо, в город везти. Надо же, а! Ты посмотри, что наделал, изувер! Я участковому сказать должна.
— Не говори, Маша, дело-то ведь семейное… сами разберемся.
— Я вижу, как ты разбираешься. Чуть не убил девку. А вдруг у нее внутреннее кровотечение? Спасибо скажи, что дышит еще. Перенеси хоть на кровать, не тут же ей валяться!
Семен поднял ставшее чрезвычайно тяжелым тело жены и перенес на кровать. Марина слабо пошевелилась. Семен укрыл ее одеялом.
— Иди, Маша, «скорую» вызови, худо ей совсем…
— Хорошо хоть понимаешь, побегу. — Врачиха выбежала из дома.
Семен сидел у постели жены, держа ее за руку. Злость прошла, и он корил себя, что не сдержался. Может, и правда знакомая приходила? Неужели Маринка такая дура, хахаля прямо в дом водить? Дурак он, дурак! Эх, да что теперь говорить! День трудный выдался, со вчерашнего дня дома не был, в соседней деревне торчал. А тамошний слесарь Ванька, как назло, про бабские измены всю дорогу рассуждал, и какие они коварные, эти бабы, и то и се! И нормальных, мол, нет теперь, все на передок слабы. Тьфу! Слушал он, слушал, завелся даже. Ну сколько же можно! Но осадок нехороший остался, настроение испортилось вконец. Да еще на фоне Васькиных речей про его собственную жену. А тут на тебе! Вино, конфеты, Маринка чумная какая-то… Вот и не сдержался, всыпал ей по первое число. Даже слушать не стал оправданий. Хоть, может, и не виновата она? Сердце у Семена щемило от дурных предчувствий.
«Скорая» приехала через час — долго из города добираться. Врач, мужчина средних лет, бросил взгляд на Марину, пощупал пульс и велел нести носилки.
— А куда вы ее, доктор?
— В больницу, куда же еще? Это вы ее так?
Семен кивнул. Врач молча покачал головой.
— Несите быстрее, и так времени много потеряли.
— Серьезное что? — Семен увязался за носилками.
— Молчите уж, тюрьма по вас плачет!
— Я с ней поеду! — Семен решительно схватился за дверцу машины.
Марина на мгновение очнулась, открыла широко глаза, увидела Семена, прошептала что-то нечленораздельное, закрылась рукой, второй машет на него, как отгоняет.
— Иди, мужик, домой, хватит с нее твоего присутствия на сегодня. Иди и молись, чтобы выжила, дурень! — Врач бесцеремонно оторвал руку Семена от дверцы. — Давай, ехать пора. — Он влез в машину и закрыл дверь изнутри.
«Скорая» тронулась, включила сирену, а Семен еще долго смотрел ей вслед.
Марину так и не успели довезти до больницы, она скончалась, не приходя в сознание еще в пути. Тело сразу отвезли в морг, вызвали следователя, составили протокол. Следователь позвонил участковому и попросил задержать Семена в качестве подозреваемого в убийстве жены, что тот и поспешил исполнить. Семена он застал дома за бутылкой, как водится у русского народа — все беды водкой заливать. Он не успел еще сильно напиться, но уже был пьян.
— A-а, Гаврилыч! Зачем пожаловал? Воспитывать? Так меня в детстве надо было воспитывать, сейчас-то что?
— Вот и я думаю: сейчас что? Поздно уже. Теперь тебя в другом месте воспитывать станут. Возможно, и долго.
— О чем это ты? Что-то я плохо соображаю! Машка нажаловалась?
— Машка-то Машкой, Сеня. — Участковый сел на табурет. — Собирайся, пойдем со мной.
— Никуда я не пойду, — Семен заупрямился, — мне и тут неплохо. Маринке еду на завтра собрать надо.
— Еда ей, боюсь, уже не понадобится… Так-то вот, Сеня…
— Что значит «не понадобится»? — Семен потряс лохматой головой. — Что это ты такое говоришь?
— А то и говорю, Сеня, что умерла Маринка. Убил ты ее…
— Убил?! Врешь! — Семен вскочил с табурета и схватил участкового за грудки.
— Руки убери, я при исполнении. Не вру я, умерла. Хочешь, в больницу позвони. Дело на тебя завели, а мне задержать тебя нужно, завтра машина из города за тобой придет.
Семен тяжело осел на табуретку, которая жалобно скрипнула под ним, и завыл, закрыв лицо руками.
— Ну полно выть, словно собака! Натворил дел, теперь отвечай. Что матери-то ее скажешь, как в глаза посмотришь? А отцу? Лишил их дочери за здорово живешь…
Семен не слышал его. Как в тумане, он вышел вслед за участковым из дома и спокойно позволил посадить себя под замок. Утром он влез в казенную машину, которая умчала его из родного села, теперь уже надолго…
Следствие не заняло много времени. Все было ясно как божий день. Умерла от побоев. А вернее, даже не так, причиной смерти явился сердечный приступ, спровоцированный побоями. Так что и расследовать было особенно нечего. Подозреваемый вину свою не отрицал и быстро признал себя виновным. Сказал, приревновал, мол, и дело с концом. Обычное дело, чего там копаться? Какая разница, к кому, и так далее? Он же убил, а уж зачем — это его дело. Все документы быстро передали в суд и, учитывая добровольное признание и всяческую помощь следствию, а также положительные характеристики с места работы, назначили наказание, не очень суровое, но достаточное, чтобы поразмыслить о дальнейшей жизни. Семен, терзаемый неослабевающим чувством вины, счел его даже за благо. Он не догадывался, что в деревне его жалели, наслышанные о подвигах его жены на любовном фронте. Считали, что это она довела мужика до ручки. Сельчане удивлялись, что Семен жил как слепой, но так как прямых доказательств Марининых хождений на сторону не было, все разговоры сводились к сплетням и слухам. У сильного, как известно, всегда бессильный виноват. Но Семен, охваченный раскаянием, ничего этого не знал й не слышал. Потеря любимой жены плохо подействовала на его рассудок, вызвав что-то вроде помутнения сознания. На суде он вел себя смирно, чем подкупил даже судью, и она прониклась к нему почти материнской жалостью. Адвокат Семена попытался добиться от своего подзащитного признания, что жена гуляла систематически, но Семен категорически отверг это. Увещевания и угрозы не помогли, и адвокат махнул на Семена рукой, предоставив всему идти своим чередом. Все завершилось быстро и аккуратно, дело закрыли и сдали в архив, а Семен отправился отбывать наказание в места не столь отдаленные.
