– Все готово, – сказал Антеф. – Все необходимое уже погружено на лодку, а мне, видимо, предстоит быть твоим поваром и прислужником во время нашего путешествия.

– А еще моим писцом, – добавил Гори. – Антеф, жди меня у причала, я скоро буду.

Слуга уже проснулся и приготовил все для умывания господина. Вялый и сонный, томимый жаждой, Гори прошлепал следом за ним, и только сейчас впервые за все время он вдруг осознал, какое неслыханное и рискованное предприятие затеял. Еще его пронзило недоброе предчувствие, и Гори невольно замедлил шаг, любовно окидывая взглядом такую знакомую, родную комнату. Его терзала тоска. «А жить так хорошо, – печально говорил он себе, и внезапно перед его мысленным взором возник образ Неферт-кай, этой игривой резвушки. – Жаль, что я тогда не занялся с ней любовью, – говорил себе Гори, – во время этого опасного путешествия меня согревало бы хоть одно радостное воспоминание».

– Царевич, – вежливо окликнул его слуга, и Гори, стряхнув с себя задумчивость и оцепенение, быстро ступил на купальный камень.

«Я не должен оглядываться назад и ворошить прошлое, – приказал он себе. – В этом нет никакого смысла».

Через час облаченный в свежий наряд, Гори вышел из дома и через северный сад, стараясь не привлекать к себе внимания, тихонько направился к причалу. На груди у него красовалось самое любимое драгоценное украшение, а противовесом к нему на спине между лопаток висел самый сильный амулет, какой ему удалось найти. Вокруг сновали слуги, занятые привычными делами – утренней уборкой и приготовлением завтрака, но господа – Гори зная – в этот час все еще нежатся в постелях, поджидая, когда им подадут еду, и размышляя о том, как провести нынешний день. Садовников нигде не было видно. Там, где прежде открывалась уютная площадка с фонтаном посередине, теперь высилась новая пристройка; она отбрасывала прохладную тень раннего утра на совсем свежие, только что разбитые цветочные клумбы. Стражники и часовые приветствовали царевича.

Гори почти миновал новое крыло здания, когда из тени, отбрасываемой стеной, вдруг вышла какая-то фигура и встала у него пути. Царевич не останавливался, уверенный, что это кто-то из слуг и он немедленно уступит ему дорогу, но вот этот человек повернулся – и Гори увидел перед собой Табубу, до самой шеи завернутую в белое покрывало, словно труп в саван. Похоже, она только что поднялась с постели, а волосы просто убрала под капюшон своей легчайшей, словно паутинка, летней накидки. Охваченный гневом, Гори, стараясь не встречаться с ней глазами, хотел было обойти ее стороной, но внезапно из-под белого покрывала показалась рука и крепко схватила Гори. В порыве ярости он грубо отмахнулся, но потом вдруг это резкое движение замерло на полпути, и он взглянул в глаза женщины.

– Что тебе надо? – рявкнул он.

– Мне кажется, тебе не следует ездить в Коптос, – ответила Табуба.

Он презрительно усмехнулся.

– Неудивительно, что ты так думаешь, ты ведь понимаешь, что я привезу домой неопровержимые доказательства твоего обмана и вероломства, и тогда тебе несдобровать, – ровным голосом произнес он.

Как бы то ни было, – промурлыкала она в ответ, – но меня прежде всего волнует твоя судьба, Гори. В Коптосе отвратительный климат. Люди там страдают от болезней. Их настигает смерть.

Теперь он смотрел ей прямо в глаза.

– О чем ты?

– Помнишь, какая судьба постигла Пенбу, писца твоего отца? – прошептала она едва слышно. – Смотри, как бы та же плачевная участь не выпала и на твою долю.

Он пристально смотрел на Табубу.

– А что тебе известно о его смерти? – произнес он с жаром.

Она по-прежнему смотрела на него своими черными, бездонными глазами, и внезапно Гори похолодел – его поразила ужасная догадка. Он вновь услышал взволнованный, но такой уверенный голос Шеритры: «В доме Сисенета занимаются черным колдовством…» И он все понял. Теперь он знал точно.

– Это твоих рук дело, – едва смог произнести он, внезапно охваченный паническим страхом, от которого колени у него подкосились. Она же лишь удивленно вскинула брови:

– Какое дело, царевич?

– Это ты прокляла Пенбу! Ты прекрасно знала, что его невозможно ни подкупить, ни запугать и что он непременно в точности исполнит задание, полученное от отца, и сообщит ему нечто ужасное, и тогда ты решила лишить его жизни с помощью черной магии! – Во рту у Гори пересохло, он судорожно облизал горячие губы. – Чем ты воспользовалась, Табуба? Какую из его вещей ты украла?

Ее глаза светились теперь страшным, нечеловеческим весельем.

– Его пенал, – ответила она. – Вполне подходящая вещица, ты не находишь? Как-то раз Пенбу сопровождал царевича во время его визита в наш дом, и Сисенет воспользовался случаем.

Гори хотелось повернуться и бежать без оглядки. Даже почва под ногами вдруг показалась ему враждебной, дышащей угрозой.

– Знаешь, со мной этот фокус не пройдет, – произнес он, стараясь вложить в свои слова как можно больше уверенности. – Мой отец – величайший чародей во всем Египте. Его заклинания не знают себе равных по силе, а я часто помогал ему и владею многими способами защитить себя. Предупрежден – значит защищен, Табуба. Я тебя не боюсь.

– Ну еще бы! – промурлыкала она. – Мне это даже и в голову не приходило. И если ты возвратишься из Коптоса в добром здравии, придется мне заставить отца убить тебя. – Она приникла к нему так близко, что ее губы оказались совсем рядом с его лицом. – Гордец, ты полагаешь, что это невозможно? Подумай хорошенько. Хаэмуас сделает все, о чем я попрошу. Желаю приятного путешествия. – Она поклонилась, подхватила свое легкое одеяние и ушла.

Гори стоял как громом пораженный; солнце уже сильно припекало голову, становилось жарко. «Да никогда! – думал он, словно охваченный каким-то оцепенением. – Отец не способен на такую жестокость. Он не решится прогневить богов!» – «Но он уже лишил тебя наследства, – словно донесся до его слуха другой, спокойный и рассудительный голос – По-моему, ты излишне самоуверен». Гори резко обернулся. Табуба уже ушла.

Ему казалось, что у него не хватит сил сделать шаг, и все же ноги, тяжелые и непослушные, словно налитые свинцом, несли его вперед, к причалу, туда, где, едва заметно покачиваясь на густых, будто в них вылили масло, волнах, ждала лодка. Антеф приветствовал его поклоном, взмахом руки, и Гори едва ответил на его приветствие. Он спустился по сходням, взошел на борт, и капитан отдал приказ отправляться. Сходни со скрежетом втащили на лодку, и Гори, обессиленный, упал на подушки, разбросанные на палубе.

– Как ты бледен, царевич! – заметил Антеф. – Ты что, уже с утра принялся за вино?

Гори покачал головой. Внутри у него все сжалось, и он начал говорить. Он говорил целый час, и Антеф ни разу не перебил его. Он только ошеломленно молчал.

Дорога до Коптоса обернулась для Гори настоящим кошмаром. День за днем он часами просиживал под навесом на палубе, согнувшись в три погибели, думая только о том, когда же достигнет цели. Страх холодными пальцами сжимал ему горло. Его не оставляло чувство одиночества и собственной ненужности. Не покидала твердая уверенность в том, что, возможно, спасение и сама судьба всей их семьи зависят теперь от него одного. Отец сейчас совсем не тот, каким был – спокойным, трезвым и рассудительным правителем. Он выпустил из рук бразды правления, и надвигающийся хаос способен всех их ввергнуть в пучину гибели. Матушка заледенела в плену собственного несчастья. Шеритра, узнав всю правду о Табубе, думает прежде всего о своих интересах, стараясь отгородить Хармина от возможных нападок и обвинений. Но все еще можно поправить, изменить, если и не обратить события вспять, то вернуть на истинный, правильный путь, и совершить эти благие перемены выпало на долю ему, Гори. Правды не знает больше ни один человек. И ни один человек не способен действовать. Груз тяжелой, ужасающей ответственности, который он сам взвалил на свои плечи, теперь казался ему почти неподъемным.