– Прекрасно, – легко согласился Энтони. – Простите нас, – небрежно бросил он Энни и Руфусу. Давина, когда они выходили из дома, взяла его под руку.

– Когда Давина говорит «прыгай», он прыгает, – медленно протянул в наступившей после их ухода тишине Руфус.

Энни хмуро взглянула на него. Что стоит за его словами?

– Однако она очень красива, – добавил Руфус.

– Да, – без всякого выражения согласилась Энни.

– И богата.

– Да…

– Таковы жизненные обстоятельства, Энни. – Руфус пожал плечами. – Мой брат истратил большую часть своего наследства, а у него дорогостоящие привычки. Ну что ж. Давина весьма состоятельная молодая женщина.

– Мне можно отправиться к Джессике? Уверена, у вас есть дела.

– Конечно, – кивнул Руфус, по-прежнему напряженно глядя на нее. – Вероятно, я приглашу вас на ланч. Вдвоем. По просьбе Джессики, – добавил он, точно ощутил неким чувством отказ, который был готов сорваться с ее языка.

Она и на самом деле хотела отказать, потому что не считала нужным тратить на общение с Руфусом Даймондом времени больше, чем нужно. Однако упоминание имени Джессики напомнило ей, ради чего, собственно, она здесь.

– Разумеется, – равнодушно приняла она его предложение. – Я только схожу за курткой Джессики. – Повернулась и стала подниматься по лестнице.

– Энни?..

Она почти уже дошла до самой верхней ступеньки, радуясь, что на сей раз удалось избежать общения наедине, но Руфус Даймонд был не из тех, кто оставляет кого бы то ни было в покое. С ним постоянно приходилось быть начеку.

Глубоко вздохнув, она неспешно обернулась. Даже там, на нижней площадке, Руфус, казалось, подавлял все и вся своим превосходством.

– Да? – опасливо спросила она.

Он улыбнулся ей хищной улыбкой, которая, как ни странно, была одновременно обезоруживающе привлекательной.

– Я поднимусь к страшной женщине и скажу ей, что нас во время ланча не будет!

Из ее груди при столь безобидном замечании вырвался вздох облегчения…

– Хорошо, – кивнула она.

– Да. Энни?..

Господи, ну что еще?! Она раздраженно обернулась. Нарочно, что ли, он это делает? Насмешливые огоньки в темно-синих глазах, казалось, подтверждали, что так оно и есть.

– Да, Руфус, – уныло отозвалась она.

Улыбка стала еще шире. Теперь морщинки появились около носа и вокруг рта.

– Не нужно переодеваться. Вы и в джинсах великолепно смотритесь!

Оценивающий взгляд, которым он обвел ее фигуру, подсказал ей, что он наблюдал, как она взбегала вверх по лестнице. Она вдруг физически почувствовала, как тесно облегают джинсы ее ягодицы и длинные, стройные ноги.

– А я и не собиралась, – желчно бросила она напоследок, скрывшись наконец из поля зрения этого несносного человека.

Однако его смех преследовал ее, когда она бежала по коридору за курткой для Джессики. Горячий румянец прилил к ее щекам, ведь она прекрасно понимала, что причиной его веселья послужила именно она, а не кто иной.

И теперь ей предстояло провести несколько часов в обществе этого мужчины! Прекрасно! Она уже стала сожалеть о своем желании, чтобы Руфус на этот раз остался подольше. Сейчас она надеялась, что он скоро уедет, и как можно скорее.

Несколько позже она ощутила вину за это свое желание, видя, сколь счастлива Джессика в эти короткие часы общения с отцом. Девочка обожала его. И это чувство было взаимным. Как бы плохо ни сложился брак Руфуса Даймонда, свою дочь он любил страстно.

Энни, ставшая невольным свидетелем их любви, чувствовала себя лишней, поскольку Джессика со всеми своими просьбами обращалась только к отцу.

– Вы почему-то вдруг погрустнели, – мягко прервал Руфус ее раздумья. Для Энни это стало еще одним свидетельством того, что он постоянно следит за ней. – Надеюсь, причина кроется не в моих поступках или словах? – Он вопросительно изогнул бровь, внимательно глядя на нее.

Машина остановилась у паба. За последние несколько минут Энни поняла, что если Руфус решит навсегда вернуться домой, то нужда в ее присутствии отпадет сама собой. Ведь она прекрасно осознавала, что для Джессики гораздо лучше жить вместе с отцом, чем находиться под присмотром наемной гувернантки.

– Нет, – задумчиво уверила она его. Ничего такого он не сказал и не сделал. Просто является тем, кем является, и Джессика обожает его.

Руфус по-прежнему обеспокоенно посматривал на нее поверх головки дочери.

– В самом деле?

– В самом деле.

Она одарила его улыбкой. Он не виноват, что она так полюбила Джессику. Мысль, что когда-нибудь ей придется расстаться с ней, причиняла чуть ли не физическую боль. В колледже их обучали не привязываться слишком уж к своим подопечным, и в детском саду это не было так трудно, но теперь…

– Вам когда-нибудь говорили, что у вас самые выразительные на свете, – тихо произнес Руфус.

Она испуганно взглянула на него и вдруг почувствовала, что вокруг будто никого нет, словно на целом свете они одни.

– Самые удивительные глаза, – вновь пробормотал он, тряхнув головой, точно пытался избавиться от чар, под действием которых находился.

– Мне показалось, будто вы сказали, что они выразительные? – прошептала Энни.

– Выразительные! Красивые! Удивительные! Боже мой…

– Бабушка говорила, что это слово можно употреблять лишь в молитве, – с укором обратилась Джессика к отцу, напомнив им, что и она здесь. – А ты не молишься, папа, – улыбнулась она ему, дразня.

Руфус ошеломленно несколько секунд смотрел на дочь, затем улыбнулся и легонько взъерошил ей волосы.

– Некоторым образом этим я и занимался, – спокойно сказал он, взглянув на Энни с загадочным выражением на лице.

Энни столь же загадочно посмотрела на Руфуса: она совсем не понимала его! То они что-то мирно обсуждают, и все идет гладко и мирно, а в следующее мгновение… ее глаза?.. Энни не видела в этом никакой логики.

– Я тоже молилась прошлой ночью, папа, – продолжила беседу Джессика, приняв все за чистую монету. – Я молилась, чтобы ты не уезжал надолго. А о чем молился ты? – простодушно спросила она, совершенно не понимая, какие душевные муки причиняют ее слова обоим взрослым.

Энни еще больше устыдилась своих прежних мыслей. Она перевела взгляд на Руфуса. Ей сделалось интересно, что он почувствовал, узнав, сильно расстраивается дочь из-за его долгого отсутствия.

Когда он смотрел на Джессику, любовь смягчала черты его лица.

– Я молился о том же, любимая, – хрипло ответил он ей.

Джессика, как это иногда бывало с ней, кивнула совсем по-взрослому.

– Быть может, если мы вместе молимся об одном и том же, этому суждено случиться. Я долгое время молилась о новой мамочке, однако этого не произошло. Но, возможно, потому, что я молилась одна, – задумчиво произнесла она, сморщив носик и совершенно не понимая, какую бомбу только что подложила. – А ты как полагаешь, папочка? – Она, сдвинув брови, посмотрела на него снизу вверх.

Энни, вероятно, следовало рассмеяться при виде совершенно ошеломленного выражения на лице Руфуса. Он, очевидно, и не догадывался, что Джессика страстно желала новую мамочку… и даже не имел представления, как реагировать на ее слова.

Энни стало его жаль.

– Полагаю, нам следует сходить в туалетную комнату и после восхитительной трапезы помыть руки, – тихо сказала она Джессике. – Тебе представится возможность продемонстрировать на костылях свою удаль, – добавила она ободряюще, заметив выражение неудовольствия на лице девочки.

Костыли были привезены из больницы в воскресенье, и Джессике доставляло огромное удовольствие ковылять на них всюду, особенно если присутствовала публика, как в этом переполненном пабе.

Это предложение, разумеется, отвлекло внимание Джессики от темы, которая была неудобна для ее отца, если не сказать больше. Он по-прежнему выглядел смущенным, когда Энни встала, чтобы проводить Джессику в дамскую комнату.

– Откуда, черт возьми, что берется? – донесся до слуха Энни его приглушенный голос.