— Замолчи, Гуго!

Это был голос Бэртрады. От одного его звука у меня все сжалось внутри, а ребенок судорожно забился в животе.

— У тебя щека в крови, Бэрт…

— Отвяжись! Неужели не понимаешь, что пока мы не отыщем эту сучонку — ничего не окончено? Я не буду знать покоя до тех пор, пока она жива.

Я услышала треск валежника, приближающиеся тяжелые шаги. И снова голос Бигода:

— Она не могла далеко удрать. В этих кустах и без брюха застрянешь…

Затем незнакомый голос чуть ли не рядом со мной произнес:

— Если девка спасется и обо всем донесет — всем нам не поздоровится!..

Этот человек прошел так близко, что едва не коснулся моего плеча. Я почувствовала во рту вкус собственной крови — наверняка прокусила запястье. Сквозь гул в ушах до меня доносился голос Бэртрады, твердившей, что нужно продолжать поиски, потому что отсюда мне некуда деться.

Они снова прошли мимо — с шумом раздвигая кусты, колотя по ветвям оружием, сквернословя. Когда шаги этих троих стали удаляться, я беззвучно поднялась и стала осторожно продвигаться к тропе, по нескольку раз ощупывая ногой место, куда намеревалась ступить, чтобы треск сломанной ветки не выдал меня.

Их лошади оказались совсем рядом — бродили в стороне от места схватки, встревоженные запахом крови.

Я споткнулась о чье-то тело — это оказалась моя Труда. Я всхлипнула и провела ладонью по ее лицу. Моя старая верная служанка погибла, спасая меня, но я ничего не могла сейчас сделать — опасность совсем рядом. Вот и тело Саймона, а рядом еще два трупа. Обогнув их, я попыталась подобраться к ближайшей лошади. Это оказалась светлая кобыла графини. Она стояла спокойно, но едва я протянула руку, как кобыла громко фыркнула и испуганно шарахнулась. За ней последовали и остальные. Даже мой невозмутимый мерин протрусил мимо меня.

Из лесу донеслись голоса, послышался приближающийся шум. И я снова побежала, да так, словно и не несла двоих — себя и ребенка. Сухая ветка зацепила мою шаль, и я сорвала ее с себя…

Внезапно лес кончился. Оказавшись на открытом пространстве, где было гораздо светлее, я поняла, что здесь меня гораздо легче заметить. Свернув с дороги, я бросилась в заросли высокого тростника. Тростник хрустел под ногами, и я снова замерла, присев на корточки и не обращая внимания на то, что нахожусь по щиколотки в ледяной воде.

Вскоре эти трое появились из леса. Гуго кричал, что нашел мою шаль, а значит я где-то совсем рядом, его подручный твердил что-то о сбежавших лошадях, а Бэртрада сосредоточенно молчала, но вскоре неподалеку от меня захрустел тростник, и я уже решила, что она заметила мои следы. И снова Бэртрада промахнулась, а за нею и Гуго, который снова и снова повторял, что будут искать хоть до утра и осмотрят каждый дюйм, потому что иного выхода у них нет.

О, я понимала, что он имеет в виду. Они боялись Эдгара, который уже должен был прибыть в обитель. Великое небо, где же он?

Их голоса раздавались то справа, то слева, но хвала Всевышнему, — не приближались. Я сидела, боясь пошевелиться, и у меня невыносимо ныла поясница. К тому же я начала мерзнуть — мои ноги были мокры насквозь. Все, что я могла себе позволить, это нащупать поблизости более сухое место и перебраться на него. Там я снова замерла, скорчившись и обхватив обеими руками живот, где снова и снова начинал биться ребенок. Теперь он причинял настоящую боль, и это меня пугало.

Сколько прошло времени? Мрак окончательно сгустился, в небе появились звезды, холодные, как волчьи глаза. Я стучала зубами, но боялась пошевелиться, потому что мои преследователи не уходили, кружили поблизости. Если я выдам себя — я пропала, бежать я больше не в состоянии. Мои сапожки и подол платья покрылись льдом, меня била крупная дрожь под меховым плащом. Мороз становился все сильнее.

Я молилась Пречистой Деве, святой Хильде и всем прочим известным мне святым, умоляя скрыть меня от беспощадных преследователей.

В какой-то миг от напряжения и пережитого ужаса я впала в полузабытье и очнулась от того, что вновь зашевелилось дитя. Я прислушалась, все еще не веря, что вокруг царит тишина. Вдали глухо ухнул филин — и больше ничего.

Я была одна в глухом и безлюдном месте, и нужно было что-то предпринимать. Поднявшись на ноги, я не смогла сделать ни шагу — так затекли ноги, и пришлось выждать некоторое время, закры глаза от боли. Я чувствовала себя невероятно слабой и разбитой.

Собравшись с духом, я огляделась. Холодное пустое безмолвие. Взошла луна, розоватая от морозной дымки. В ее свете я различила в отдалении черный силуэт колокольни Саймона. Той самой, которую ему уже никогда не достроить…

Куда идти? Первой моей мыслью было вернуться в деревню у стен монастыря Святой Хильды. Но что-то подсказывало мне — преследователи станут искать меня именно там. Ведь первоначально я бежала именно в том направлении, на это указывала и оброненная мной шаль. Значит, в противоположную же сторону? Но я не сомневалась, что мои враги обшарят все окрестные хутора, и никто из здешниз крестьян не сможет защитить меня.

Я снова взглянула на колокольню Святого Дунстана. Но ведь там, рядом с церковью, живет отец Мартин! Он посадит меня в лодку и доставит в Тауэр Вейк. Как же я мечтала оказаться в старой, доброй башне Хэрварда!

Осторожно выбравшись на тропу, я постояла, растирая ноющую поясницу, а затем двинулась вперед и вскоре оказалась во мраке леса. Убегая от преследователей, я и не заметила, как разбита и изрыта копытами и колесами эта тропа. По ней возили камень и лес к церкви Святого Дунстана, а теперь вода, стоявшая в колеях, еще и замерзла. Двигаться по этой тропе я могла только с величайшим трудом, и каждый шаг приходилось отвоевывать у этой ледяной ночи.

Спустя некоторое время я вышла к тому месту, где нас с Саймоном поджидали пятеро всадников. Мертвые тела лежали на прежних местах, но внезапно из глубины леса донесся протяжный волчий вой. Нужно спешить — скоро волки явятся на запах свежей крови.

В какой-то миг меня охватило полное бессилие. Все тело ломило, мышцы лица окостенели от напряжения и холода, а горло и грудь горели огнем. Только вспомнив о ребенке я смогла продолжать путь, по наитию обходя рытвины и коряги, балансируя в скользких колеях, стараясь не поддаваться панике. Меня не покидало ощущение, что мои преследователи совсем рядом — идут за мной, насмехаясь над моей беспомощностью и страхом.

Мои глаза настолько привыкли к темноте, что, выйдя из леса, я сразу же различила силуэт колокольни с темнеющей рядом тростниковой кровлей старой церкви. Не там ли подстерегают меня враги? Однако ребенок подгонял меня, и я двинулась вперед. «Да свершится воля Божья», — твердила я про себя, творя крестное знамение.

Никогда прежде я не замечала, каким ярким может быть свет луны. Но теперь, пока я пересекала открытое пространство между лесом и церковью Святого Дунстана, мне казалось, что меня видно за десятки миль. Поэтому я перевела дух лишь тогда, когда смогла спрятаться за штабелями бревен, сложенных на строительной площадке. Колокольня Саймона чернела совсем близко, похожая на стоящий вертикально остов корабля в паутине строительных лесов. Бедолага Саймон считал ее прекрасной, но на меня это сооружение нагоняло страх — длинные проемы окон верхнего яруса казались пустыми глазницами, следящими за каждым моим движением.

Старая деревянная церковь казалась куда привычней и уютней. Она располагалась почти вплотную к колокольне, и мне понадобилось бы совсем немного времени, чтобы пробраться к ней. Но я медлила, прислушиваясь. Глубокая тишина. Дощатые времянки, где хранились инструменты, стояли запертыми с тех пор, как работники покинули строительство на зиму. Но отец Мартин должен быть здесь.

С того места, где я стояла, я видела приоткрытую дверь церкви и даже различала слабый свет внутри. И это было странно. Домом священнику служила небольшая пристройка у церкви, а сама церковь обычно запиралась на ночь. Почему же сейчас ее дверь отворена? Уж наверняка там не запоздалые прихожане — я бы различила гул возносящих молитвы голосов, если бы это было так.