Я видела, как к Гите подошел шериф, что-то сказал и она засмеялась. Я заметила, как нежно и почтительно поцеловал ей руку Эдгар, не отпустил, прижал к щеке. Гита улыбалась, пыталась высвободить ее, но он вновь ловил ее запястье, целовал. На них многие глядели, но эти двое словно и не замечали общего внимания, увлеченные друг другом. Постыдно было так придаваться чувству на глазах толпы, но одновременно и прекрасно. И почему-то мне пришла мысль, что Эдгар действительно любит и ценит Гиту. А она… Я на себе убедилась, какой притягательной силой обладает шериф. Наверное приятно, когда тебя любит такой мужчина. Но разве его чувство может быть истинным, когда все знают, что он скоро ждет другую, а Гита для него просто доступная женщина? И все же… все же… Его внимание к Гите, его мягкая нежность, то что он окружил ее такой роскошью и почтением… Как бы я себя повела на месте Гиты? Я?!. О, Святая Хильда! Как я могла даже подумать о подобном!

Я кинулась в часовню, как в укрытие. Долго молилась, преклонив колени у алтаря. И как всегда молитва успокоила меня, привела в благостное состояние. Я глядела на огонек лампады у распятия, не замечая ничего вокруг, отрешась от всего. Может поэтому и не заметила, когда рядом оказалась моя подруга. Только вставая увидела ее коленопреклоненной немного позади себя: Гита, как и в Святой Хильде, не стала прерывать мою молитву, даже присоединилась к ней. И только когда я поднялась и наши взгляды встретились, она улыбнулась, а в следующий миг, мы так и кинулись друг к другу.

— О небо, как же я рада тебя, Отил! Я не поверила своим ушам, когда Эдгар сказал, что ты в Гронвуде.

Она обнимала меня и смеялась, выглядела счастливой, ни тени смущения. Я тоже не решилась сразу сказать о причине своего приезда, и вместо того, чтобы пенять ей за легкомыслие, только и твердила, как рада ее видеть, как она похорошела.

Когда мы вышли из часовни, Гита принялась меня расспрашивать, как меня приняли, всем ли я довольна, понравилось ли мне в Гронвуде. Она действительно, держалась тут как хозяйка. Это стало особо заметно, когда мы вернулись в донжон, и ее окружили люди, спрашивали, теребили, просили внимания. Она стала отдавать распоряжения, но заметив, что я теряюсь, увлекла меня в сторону, извинилась, сказав, что мы сможем спокойно поговорить немного позже, когда она выполнит свои дела хозяйки замка. А пока она препоручила меня заботам того смуглого мальчика, какого сперва приняла за ее пажа. Но оказалось, это бастард Эдгара.

— Это Адам, — говорила Гита, обнимая ребенка. — Он сын Эдгара от сарацинки и просто чудесный ребенок. Да, Адам? И ты не откажешь мне, если я поручу тебе проводить нашу гостью в мою комнату наверху?

Мальчик тут же взял меня за руку, стал увлекать по лестнице наверх. Я заволновалась, что сейчас окажусь в покое, где Гита «милуется» с шерифом. Но оказавшись в небольшой комнате, огляделась. Этот покой в недостроенном замке был уютен и богат. Скамьи у стены покрыты сукном, всюду вышитые подушки, резные стульчики, а на полу ковер, столь роскошный, что страшно ступить. В нише окна пяльцы с неоконченной вышивкой, в ящичке яркие мотки ниток, пестрый бисер в коробочке. Рядом пюпитр для письма, коробка с пергаментом, заточенные перья. Видимо Гита не отказывалась от привычных занятий и в миру. А рядом горка с книгами. Гита всегда любила читать и Эдгар шел навстречу своей датской жене, покровительствуя даже ее столь дорогостоящему увлечению, как книги.

— Миледи Гита любит уединяться тут, когда нет дел, — пояснил мне ребенок.

Уединение — тоже роскошь. У нас в обители мы редко могли позволить себе подобное.

Меня сразу потянуло к книгам, но Адам поначалу не давал мне покоя, твердил, что Гита рассказывала ему обо мне, говорила, что я святая. Он спрашивал, каково это быть Святой, и мне пришлось разочаровать его, пояснив, что во мне столько же святости, как и в нем самом. Похоже этот чудный ребенок был разочарован. Мы с ним разговаривали какое-то время, и он удивил меня неожиданными познаниями в Святом Писании. И это сын язычницы-сарацинки!

Гита вскоре забежала к нам, но ненадолго, просто предложила мне отужинать с ними в общем зале. Я отказалась и она не настаивала, вновь ушла. За ней поспешил и Адам. Похоже этот ребенок души не чаял в ней и они прекрасно ладят. Бастард шерифа и его любовница. Сейчас они живут с шерифом одной семьей и, похоже, счастливой семьей. Но что будет, когда прибудет дочь короля? Тогда они сразу лишатся всего. И от этой мысли мне сделалось грустно. Ибо, клянусь верой, мне нравилось все, что я увидела тут.

Чтобы как-то отвлечься от невеселых мыслей, я стала просматривать книги Гиты. Их было четыре, все в переплете из кож с тиснением. Я увидела труд монаха Гильдаса «О гибели и покорении Британии», богатое издание «Псалмов Давида», «Историю лангобардов» Павла Диакона и… «Аrs Amandi» — «Искусство любви» Овидия. Я не удержалась, взяла последнюю. Книга была красиво переписана, с большими заглавными буквами, раскрашенными и позолоченными. Я помнила, с каким восторгом некогда мне зачитывала Гита строки этого автора. Может тогда и произошла ее погибель…

Все же не удержавшись , я прочла несколько строк, о том, как мужчина ждет женщину, она приходит:

Я быстро захлопнула книгу. Несколько минут ходила по комнате. Так вот чему обучает мою подругу совратитель Эдгар! Она же… уступившая, соблазненная, опозоренная… Бедная моя! Она словно под чарами, закрывает глаза на свою искалеченную жизнь, на попранное имя. Все отдала она этому человеку, ради позорного положения наложницы, ради плотских утех. Ради случки!

Когда появилась Гита, оживленная, нарядная, я не сразу начала душеспасительную беседу. Молчала, слушая, что теперь у нас много времени, что мы сможем говорить хоть до утра, ибо Эдгар понимает как нам, подругам, хочется побыть вместе, и не станет нас тревожить.

— Он великодушен, — холодно сказала я. — Даже готов не брать тебя сегодня на ложе.

Она странно поглядела на меня, но вместо ответа принялась зажигать свечи на кованой треноге. Потом вновь заулыбалась.

— Он всегда идет навстречу моим желаниям. Знаешь, Отил, я так счастлива с ним, я ранее не знала, что в мире есть такое счастье. Ибо с той минуты, как увидела Эдгара, я отдала ему и сердце, и душу. И если бы Господь свел нас ранее…

— Лучше вместо того, чтобы поучать Всевышнего, ты бы подумала о том, что несет в себе ваше сожительство.

Странной дело — прежде именно Гита была более рассудительной из нас двоих, тогда как я жила в мире грез и видений. Но сейчас вдруг я почувствовала себя гораздо старше и мудрее. Поэтому, когда я заговорила, мой голос звучал спокойно. Хотя неприятно говорить подруге такое, я рассказала, какие слухи ходят о ней, как о шлюхе шерифа, как она губит себя, свое доброе имя тем, что не венчанной живет в доме Эдгара, спит с ним. Она называла это любовью, однако это была порочащая любовь, удобная только для Эдгара, ибо мужчину не судят строго и вся вина за грех ложится только на женщину.