Люди появились из-за деревьев бесшумно, как тени.

— Это еще кто? — прищурился их предводитель.

— Эльф, — неохотно буркнул кто-то из орков.

— Я не слепой! — рявкнул человек. — Я спрашиваю, кто, какого рода?

У Маэглина затеплилась слабая надежда на спасение. Он привык, что Люди почтительно относятся к королям Нолдор и их родне.

— Я Маэглин, племянник короля Тургона, — сказал он, пытаясь придать своему голосу внушительность и уверенность. Удалось это ему плохо, однако лицо человека просветлело. Маэглин перевел дух и приободрился.

— Значит, племянник Тургона? — как-то ласково сказал человек.

— Отдай его нам, Гонн, — мрачно вымолвил кто-то из воинов.

— Нет, ты подожди. Племянник Тургона — это хорошо. Это очень хорошо. Это, значит, что же, ты королю Финголфину внуком приходишься? Да мне просто повезло! Ты не бойся, оркам я тебя не отдам.

— Он наш, — прорычал предводитель орков. — Наша добыча!

— Сразу видно, что альвы и харги — братья по крови. Верно, очень хочешь ты поговорить с ним по-братски. Но скажи-ка мне, кто ты такой, чтобы решать? — недобро усмехнулся Гонн, положив руку на рукоять меча. — Может, тебе и владыка Твердыни не указ?

Орк колебался. Гонн снова повернулся к эльфу:

— И в Аст Ахэ я тебя не отправлю, альв, внук Финголфина. И ребята мои тебя не тронут. — Он ласково улыбался. Потом вдруг его лицо дернулось в злой усмешке. — Я сам тобой займусь. Я твою голову сам Повелителю доставлю, сволочь! — проревел Тонн.

Маэглин вжался в ствол дерева. Все происходящее было похоже на бредовый страшный сон. Выхода не было. Он проклинал день и час, когда покинул Гондолин, нарушив запрет Тургона. Этот человек был страшнее орка, и из глаз его смотрела смерть — неотвратимая, чудовищная, жестокая. Бежать было некуда. Гонн сделал шаг вперед…

Приглушенный стук копыт. Статный всадник в черном на вороном коне. Бледное, красивое и жестокое лицо. Гонн склонился перед ним:

— Здравствовать и радоваться вечно тебе, Гортхауэр, Повелитель Воинов!

— И тебе здравствовать, Гонн, сын Тонна из рода Гоннмара, отважный воитель. Кто это? — Всадник небрежно указал на эльфа.

— Маэглин, альв, племянник Тургона, внук Финголфина. Гортхауэр угрюмо усмехнулся:

— Славная добыча досталась тебе сегодня, Гонн, сын Тонна.

— О великий! Это мы схватили его. Отдай его нам. — Предводитель орков хищно оскалился.

Гортхауэр, казалось, не обратил на орка никакого внимания:

— Пленник твой. Он в твоей воле.

— Благодарю…

Стоявший в каком-то оцепенении Маэглин наконец пришел в себя и, отпихнув воина, бросился к всаднику:

— Повелитель! Пощади!

Гортхауэр холодно усмехнулся:

— Ты знаешь, у кого просишь пощады?

— Да, владыка Гортхауэр! Пощади, милосердный!

Майя расхохотался:

— Совсем свихнулся от страха. Милосердный, надо же! Да нет, вы меня называете Гортхауэр Жестокий. И это правда. И ты в этом убедишься, Нолдо!

— Пощади! Все тебе расскажу, все! — Маэглин дрожащими руками вцепился в стремя.

Гортхауэр брезгливо отстранился:

— Ну, что ты можешь рассказать?

— Все! Я племянник Тургона, я знаю, как добраться в Гондолин. Ты завоюешь это королевство, я помогу тебе!

— Тоже мне помощник, — сквозь зубы процедил Гортхауэр. — Ну да ладно. Иди вперед.

Гонн вздохнул, потом, не сдержавшись, сплюнул и бросил:

— Не вздумай бежать, альв. Сойдешь с тропы — считай, мои ребята тебя получили. И тогда пощады не жди.

Маэглин рассказывал торопливо, сбивчиво. Гортхауэр слушал с непроницаемым лицом — не угадать, что думает.

— Тургон не устоит перед твоей мощью. Только я прошу тебя отдать мне принцессу Идриль…

Гортхауэр отвернулся.

— Я буду править Гондолином, предан тебе буду, служить буду…

— Высоко ценишь свою жизнь, Нолдо, — тяжело сказал Гортхауэр. — Ладно. Теперь убирайся.

— Да, да, Великий… Скажи, твои слуги не тронут меня?

— Здесь тебя никто не тронет. И ты получишь то, что заслужил.

Какой-то второй смысл почудился Маэглину в этих словах.

— Ты обещаешь, господин? — нерешительно спросил он.

— Тебе что, мало моего слова? Вон отсюда!

«Ты получишь свое, Нолдо, внук Финголфина, потомок Финве. Ты, равнодушно смотревший на гибель своего отца, ты, пожелавший стать господином и предавший своего родича и короля, ты, презирающий людей, возжелавший над трупом Туора взять в жены Идриль, ты, в чьих жилах кровь палача, — будь проклят! Ты купил свою жизнь ценой крови своего народа, и наградой тебе станет ненависть друзей, презрение врагов и позорная смерть. И не будет могилы тебе, предатель; высоко хотел взлететь ты — тем страшнее будет твое падение. Грязная тварь. Я достигну двух целей сразу: никогда более воинство Гондолина не придет на помощь Нолдор, сыновьям Феанора, и я отомщу за кровь Учителя. Да будет так».

Он резко поднялся, набросил на плечи плащ, застегнул его у горла стальной пряжкой — черно-серебряная змея с холодными бриллиантовыми глазами.

«Пора действовать».

Я с каким-то отстраненным спокойствием еще раз отметил, что ожидал такого описания событий. Маэглин был, конечно, подлец, но не трус. Наверное, надо еще раз было подчеркнуть, что от дурного корня Финве доброго плода ждать не приходится. А дурную траву, как известно, рвут с корнем.

Кому мешал Гондолин? А если мешал — почему раньше не напали? Чего ждали?

А, да, род Финве…

Я устал. Устал…

«Пора действовать»?

Ну, что ж, посмотрим…

МЕТЭД ЛОНД — ПОСЛЕДНЯЯ ГАВАНЬ

Он сидит на обломке белого камня у расколотой чаши фонтана. Длинные чуткие пальцы отстраненно перебирают жемчужины в хрустально-прозрачной воде. Чудовищная тяжесть легла на плечи.

Началась война всех против всех, которую предвидел и которой так боялся Мелькор. «…Мы освободили силу, с которой нам не совладать…» Снова прикосновением раскаленного железа обожгло это «мы». Он содрогнулся, вспомнив застывшее лицо Учителя и хриплое: «Спеши!..»

Не успел.

…Воины Черного Отряда склонились над умирающим. Прерывистое дыхание кровью клокочет в горле, рассечен светлый доспех на груди. Сражался до конца: воины насчитали двенадцать трупов орков. Кто-то приподнял голову эльфа, кто-то поднес к его губам воду в шлеме вороненой стали. Он закашлялся, открыл подернутые предсмертной дымкой глаза. Видно, не сразу понял, кто перед ним, — попытался улыбнуться бескровными губами. Потом взгляд его прояснился — и в тот же миг обрел остроту и твердость стали.

— Морготовы твари! Убийцы! Будьте прокляты! — с невероятной силой ненависти выдохнул эльф. Тело его бессильно обмякло, кровь перестала течь из ран.

…Они торопились, загоняя хрипящих коней. Кто заступит дорогу черному вихрю, кто остановит стремительный северный ветер — молчаливых, как смерть, всадников, чей предводитель — Гортхауэр, Повелитель Воинов? Стаей черных птиц, темным пламенем над спящей землей неслись к югу воины Аст Ахэ.

«Мы посланы Учителем…»

И отступили стражи Севера, давая дорогу.

«Воля Мелькора».

И спешивались черные конники, отдавая им коней.

«Приказ Владыки».

Пришедшие с Востока склонялись перед ним и, давая им ночлег и еду, с благоговением и надеждой вглядывались в суровые лица.

Они опоздали лишь на несколько часов.

Здесь не было речи о справедливости, чести, милосердии. Здесь сводили извечные счеты с эльфами их братья по крови, орки. Синдар защищались отчаянно, но орков было больше, много больше… Они были пьяны от крови, и некому было остановить их. Они не щадили никого, и их диким воем был полон воздух…

Те, кто отражал натиск полчищ орков у Гавани, — были обречены, но никто из них не сдвинулся с места. Потому что там, за их спинами, бежали к кораблям женщины и дети, несли раненых; и нужно было продержаться эти бесконечные минуты, чтобы те, кому суждено спастись, успели поставить паруса и поднять якоря…

…Черные воины пронеслись по немым улицам как тени — только стук копыт громом отдавался в оглушительной мертвой тишине. Они ворвались в гавань, когда из ее защитников в живых не осталось почти никого. И горели белые корабли, и сгустки пламени, шипя, гасли в воде, которую багровые отблески пожара окрасили в цвета крови. Двое всадников, не спешиваясь, натянули луки — и, не успев добраться до корабля, рухнул на камни орк, а пламя факела весело плясало, отражаясь в черных зеркалах кровавых луж…