не уйдет просто так! Он разрушит Арду — не ему, так никому! Он разрушает души! Помнишь, что он сделал с эльфами? Намо вздрогнул.

— Брат, помоги. Ты видишь и знаешь. Я все открыл тебе. Помоги мне. Я согласен даже на мир с ним. Помоги.

Намо неотрывно смотрел в лицо Манвэ. Все происходящее окончательно смутило его разум. Прекрасное лицо Манвэ было полно тревоги, чистые лазурные глаза смотрели прямо, и великая забота была в них. Он был прекрасен, Король Арды. Он просил помощи. Намо вспомнил другие глаза, переполненные болью. «Даже здесь я вижу звезды…» Скованные руки творца… Великое непонимание, что разделило этих двоих. Вот она — гибель Арды. Свет и Тьма, сплетенные воедино, великое движение; вот она — Песнь Арды… Он видел эту нить, слышал эту струну, и радость поднималась в нем. Он видел братьев рядом.

И я тоже — видел. Я видел рядом Эру и Мелькора. Пусть во сне — но сон этот не был наваждением. Я проснулся после него с радостью в сердце. Почему же этого не видели те, кто писал эти хроники? Или — не хотели? «Добровольно слепые»… Не знаю. Мне это казалось не просто возможным — а единственным выходом. Но я — «ослеплен ложным не-Светом». Как же легко и просто. Не способен понять — и не надо ничего пытаться объяснить, спорить…

Ненавижу гордыню.

Радость? «Не торопись. Не забывай».

— Почему ты думаешь, что Мелькор хочет гибели Арды?

— А разве ты не видишь, что лишь его волей нарушен Замысел Эру? Ты знаешь, что делать?

— Кажется, знаю. Вы должны заключить мир. Как равные.

— Мир? С ним? После того, что он сделал? После всех войн, после орков?

— Согласись, то, что сделал с ним ты, не может склонить к приязни к тебе.

— Не я один судил его!

— Ты — король. Ты мог сказать свое слово.

— Не мог! Я пошел бы против Эру, против моих братьев и сестер.

— А он тебе не брат?

Манвэ отвернулся.

— Намо, что же делать, что?

— Я сказал.

— Но как? Он не примет гонца. Он так уверен в своей силе и неуязвимости…

— О чем ты говоришь, Манвэ? Какая неуязвимость? Почему ты пытаешься сделать из него злодея? Разве эльфы не сокрушили его войска? Разве сам он — Вала — не изранен Финголфином? Разве его не ранил Человек?

— Человек?

— Да. Берен.

И чтобы Манвэ этого не знал? Он тут не только подонок. Но и дурак полный. Это уж чересчур. Много ли чести сражаться с дураком?

— Ты не говорил.

— Ты не спрашивал. Манвэ, он не сильнее нас. Да, он могуч, достаточно могуч, чтобы помочь тебе в твоих трудах. Но он не разрушитель, Манвэ.

— Тогда, может, он и согласится… И что будет?

— Я это вижу. Арда будет воистину прекрасна и благословенна. Люди станут равными Бессмертным, а их дар Свободы позволит им сделать Арду столь прекрасным миром, что не предвидит даже Эру. Разве не возрадуется он? Разве не во славу будет это нам?

— Может, ты и прав, — задумчиво промолвил Манвэ. — Но как же Замысел Эру?

— А был ли его Замысел таков? Ведь мы не видели всего, брат.

— Не видели… Да. Но… что будет, если мы не сможем… договориться?

— Я не хочу об этом думать. Смерть вновь придет в Валинор. Арда замрет. Как будет жить разум, если затихнет сердце? Я видел…

— Ты уверен?

— Я умею видеть.

— Значит, два пути… Но, может, мы сумеем и без… него?

— Сумеем, но чем ты заменишь долю Мелькора? Это будет другой мир, ущербный. Такова истина.

Ну вот. А что Мелькор пытался подменить Творение всех прочих своим Творением — это хорошо. И мир оказался не ущербным. И море крови в этом неущербном мире — это и есть высшая гармония? Вот и пойми тут…

Я было успокоился после той драки с Борондиром, а теперь началось снова.

Ну почему мне не все равно?

— Я понял. Я скажу на Совете. Пусть решают все.

— Манвэ…

— Я понимаю тебя. Я клянусь — никто из Валар не ступит на берега Средиземья. Я клянусь — пальцем не коснусь его. Я клянусь — каждый будет выслушан, и мера заблуждений каждого будет определена, и мера искупления назначена будет каждому.

Немного спустя после беседы с Манвэ радость Намо сменилась сомнением, а затем ощущением собственной невероятной глупости и какого-то стыда. Мучительнее всего было то, что он никак не мог понять причины этого неуютного чувства. Ведь он искренне пытался быть беспристрастным и справедливым к обеим сторонам. Он искренне желал примирения и хотел в него верить — но почему-то не верил. Предчувствие, всегда безошибочное, противоречило доводам разума. Или Манвэ менее холоден, чем казалось Намо, и его чувства могут одолеть разум? Намо не знал.

А я вот знаю. Если, по разъяснениям Борондира, мир теперь строится на этом самом Равновесии Добра и Зла, то Валар-то были предназначены изначально жить в мире БЕЗ ЗЛА и БЕЗ ДОБРА в том смысле, как мы сейчас понимаем Добро и Зло. А раз так, то как же Намо может решать? Он просто не понимает этого мира. Он не для ТАКОГО мира был создан. Нет, я все больше склоняюсь к тому, что в Замысле не было Добра и Зла, было нечто иное, нам непостижное, а Добро создано в противовес Злу. Вот вам и Равновесие получилось. Вот это, увы, похоже на истину. А все эти мысли Валар — да кто мог их знать? Кто мог залезть в мысли Манвэ или Намо? Кому они могли все это поведать? Вот то-то и оно.

Ладно. Будем читать далее.

— Так что же здесь думать! — кричал Тулкас, потрясая кулаками. — Если он с эльфами и даже с Людьми справиться не в силах, то…

— Умерь свой гнев, могучий Тулкас. Я сказал: два пути у нас. Решайте.

— О чем спорить, супруг мой? Воля Эру священна. И тот мир, что задумал Отец, должен быть построен. Значит, Враг должен быть сокрушен.

— Разве не было тебе слова Эру? — удивился Оромэ.

— Да, но… — Манвэ не мог смотреть в глаза Намо. Но ведь все шло очень удачно, решало большинство…

— И что будет, если Арда станет владением Людей? Что ты будешь за король? Над кем? Над эльфами? Над Валинором? А Люди — ему?

— Судьбу Арды решать не владыкам ее. Пусть слова свои скажут дети Арды, те, кто живет в ней и кому Арда принадлежит по праву. Их воле мы подчинимся.

Манвэ говорил спокойно и уверенно — олицетворение высшей справедливости. Слова — холодные хрустальные капли.

— Я хочу знать — во благо ли Арде деяния брата моего. Я хочу знать — следует ли нам говорить с ним или начать беспощадную войну. Я хочу знать — отправить ли к нему посланца, дабы он сам пришел на суд Валар под честное мое слово, что я не трону его.

Молчала Варда. Молчал Тулкас — не от раздумий, он был лишь в изумлении. Что возиться-то с Врагом? Бей, и все.

— Гонца? — наконец выдохнул Оромэ. — Ты забыл, как он чуть не убил благородного Отца Орлов?

А вот и отзвук той сказки, по которой Мелькор в гневе вырвал хвост Торондору! Как там она называлась? Не помню. Сказок о Морготе Бессмертном я в детстве много слышал. Была там и другая сказка об орлах. Как Мелькор ловил их и приковывал к скалам, чтобы выведать тайное слово для полета… Крылатый Вала…

— А мы разве не убили его посланника? — спросил Намо.

— Страшен во гневе Эру, — насмешливо сказал Ирмо. — Почему бы не разгневаться и Мелькору? Или гибель майя не стоит вырванного хвоста Соронтура?

— И все же это опасно. Довольно было смертей, — сказал Манвэ.

— Может, слово Валар будет в устах Людей и Элдар?

— А он что — станет их слушать? — усмехнулся Оромэ.

— Почему бы и нет? Принял же он послов сыновей Феанаро.

— И Маэдрос за это поплатился.

Вообще-то, это Мелькор присылал посланцев к Маэдросу…

— Не за это. И ты это знаешь. Боюсь, ныне он не примет послов ни от кого. Он никому уже не верит.

— А силой привести, — рявкнул Тулкас.

— Это в самом крайнем случае, — остановил его Манвэ. — Впрочем, потом все равно уйдет по своей воле, если правда на его стороне. Только, — Манвэ предупредительно поднял руку, — никто из Валар не ступит больше на землю Арды. Хватит. Арда — не место для решения споров Великих. Это чужой дом — дом Элдар и Людей, и пусть решают хозяева. Наш дом — здесь.