— Я могу зайти в другой раз…

— Да нет уж, заходите в этот!

И мы оба застыли, переваривая легкую абсурдность спонтанного диалога.

— Простите, — я нарушила тишину первой. — Я без приглашения. Но мне очень нужно с вами поговорить. Вы, может быть, не помните, но я…

— Флора Флайберт, младший научный сотрудник алхимического отделения королевского исследовательского центра, двадцать восемь лет, не замужем, в противозаконных действиях замечена не была, проживает по адресу улица Сквозняков, дом три, снимает квартиру вместе с Оливией Трейт у почтенной госпожи Каспиан уже целых десять лет. Завидное постоянство, признаю! В совершенстве владеет холодным оружием класса «портфель».

— Место хорошее, — оправдалась я, проигнорировав укол, и господин Шелтон без лишних слов посторонился, пропуская меня внутрь квартиры.

За спиной защелкнулась дверь и провернулся ключ в замке.

— Прямо и направо, — произнес голос за спиной, и я послушно прошла по коридору, куда было указано, оказавшись в просторной гостиной с высокими окнами.

Присев на краешек дивана, обитого темно-синим вельветом, я машинально погладила приятную на ощупь ткань, но тут же сложила руки на коленях и опустила глаза в пол, чтобы не слишком глазеть по сторонам.

— Чем обязан? — мужчина подошел к столику, на котором стояли несколько прямоугольных хрустальных графинов и поднос с бокалами. — Виски? Бренди? Мартини?

— Я хочу поговорить с вами по поводу Оливии. Мартини, пожалуйста.

— Что-то случилось?

Звякнула хрустальная пробка, раздался звук плеснувшей о стенки бокала жидкости.

— Нет, но я боюсь, что может случиться.

Шелтон был одет по-домашнему — в одну только рубашку, с небрежно расстегнутой верхней пуговицей, и брюки. Темные волосы были слегка взъерошены, а выражение лица расслабленное и доброжелательное как у человека, который явно наслаждается заслуженным отдыхом и который готов разделить это наслаждение со всеми желающими.

Я специально пришла довольно поздно, чтобы наверняка застать его и не прогадала, но не ожидала, что мой визит настолько не вызовет ни малейшего удивления.

Меня как будто ждали.

Хотя, наверное, когда мужчина дает свой адрес девушке, он если и не рассчитывает, то хотя бы допускает возможность того, что она придет…

Я приняла протянутый бокал, и Шелтон вдруг провел над ним ладонью.

Воздух слегка заискрился, загустел каплями влаги и в мартини с негромким всплеском упали три идеально ровных кубика льда.

Мне оставалось только завистливо вздохнуть.

Если Лив пошла в науку, потому что она была гением, то я пошла в науку, потому что больше у меня ничего не получалось. И это вовсе не означало, что наука у меня получалась хорошо! Нет, она просто получалась. А все остальное — нет.

Хотя я до сих пор нет-нет да и думала, что надо было все же остановиться на профессии предсказательницы! Пялилась бы в пыльный хрустальный шар и зловещим голосом вещала бы дорогим клиентам что-нибудь вроде: «Опасайтесь желтой рыбы…». Ах, такой был план, жалко, что преподаватели на корню его задавили, заявив, что если ясновидческого таланта во мне чуть больше, чем ничего, то это не значит, что из этого почти ничего можно что-то развить.

А еще у господина Шелтона не было браслета.

Шестьдесят лет назад наш мир был совсем другим. Сейчас уже сложно представить, что магов когда-то массово запечатывали как угрозу. Когда-то, до того, как Джейн Свифт изобрела свой накопитель-генератор, каждый рожденный с «окном» в ауре мог рассматривать его как благословение богов и как приговор. Подчинение потоков магии, текущих через это «окно», было тонкой и сложной наукой, доступной далеко не каждому. Магия тогда была не приятным подспорьем, а ежедневным трудом. Маг не мог не колдовать, ему необходимо было ежедневно стравливать излишки накопленной энергии, чтобы не сорваться и не снести к чертям себя вместе с кварталом-другим.

Сейчас все изменилось.

И браслет-накопитель, который легко и непринужденно позволял забыть о переизбытке магии в организме, стал неизменным элементом гардероба доброй трети населения.

Магов больше не запечатывали. Зачем? Даже если человек не выберет своей стезей покорение магических наук, он все равно — ходячий источник энергии. Пусть с изобретением промышленных накопителей, то, что сдавали отдельные люди стало мизерным ручейком по сравнению с полноводной рекой, этой энергией (и деньгами) все равно никто не разбрасывался.

Мир менялся. Магов становилось все больше. На лекциях по истории нам рассказывали, что такой курс занятий как «бытовая магия для начинающих, опытных и продвинутых», рекламой которого пестрели все газеты, раньше невозможно было и вообразить.

Старый профессор сетовал, что раньше магия была искусством, долей избранных. А сейчас стала уделом любителей и ремесленников. Качая седой головой, он упрекал современников в том, что на любые заклинания им нужно в два раза больше сил и те, кто со схожим даром, раньше щелчком вызывали пожар, теперь высекали от силы искру.

Возможно, он был прав, и маги измельчали.

А возможно, мир просто перестал нуждаться в «пожарах», и «искры» ему более чем достаточно.

Но вот у Брайана накопителя не было. И по всему выходило, что он приверженец непопулярного мнения о том, что собственные способности надо брать под контроль самостоятельно, а не доверять это дело бытовому артефакту.

Не знаю почему, но этот факт определенно повышал привлекательность господина Шелтона в моих глазах.

Я мысленно приказала глазам зажмуриться и не отвлекаться.

Лив была не права, когда говорила об Уолтере «такие не женятся». Промышленники с многомиллионным состоянием как раз-таки и женятся рано или поздно — надо же кому-то это состояние передавать, все приятнее по наследству чем в чужие руки. Да и потом, положение обязывает — в обществе, в глазах партнеров и клиентов. Конечно, редко они женятся на простых девушках, но попытка не пытка, да и Оливия не деревенская простушка.

А вот Брайан Шелтон — это другая история. На него только глянешь и сразу можно печальный для серьезно настроенных женщин диагноз ставить. Такие красавчики при деньгах, но без обязательств перед обществом точно входят в категорию тех, которые «не женятся». Так что не стоит даже время тратить впустую.

— С чем вы пожаловали, госпожа Флайберт? — Шелтон опустился на диван рядом со мной, не на кресло — на диван.

Я готова была ставить пять солитов[3] на то, что в какой-то момент он закинет руку на спинку, и те пальцы, которые виртуозно сотворили лед из воздуха, окажутся в паре дюймов от моего плеча. Обнаженного, потому что пальто я сняла, а платье под ним было безрукавное.

— Я беспокоюсь об Оливии.

— Не беспокойтесь, Тони не причинит ей вреда, — голос хозяина квартиры звучал несколько снисходительно.

— Господин Уолтер не имеет к моему беспокойству ни малейшего отношения, — с теми же снисходительными интонациями отозвалась я. За дурочку меня держит? Пошла бы я жаловаться на Уолтера его главе службы безопасности!

— Вот как… — задумчиво протянул Шелтон. — И с чем же оное беспокойство тогда связано?

— Вы знаете, что Оливию уволили из исследовательского центра, когда она попыталась провести свои исследования. После этого мы предпринимали несколько попыток привлечь внимание к возможной проблеме. Собственно, ее визит на завод был уже практически жестом отчаяния, потому что нас не слышали. Мы разослали письма в несколько инстанций, но считали, что ни одна из них не отреагировала. Однако сегодня на работе я подслушала разговор главы ИЦ, господина Гиллема с его заместителем. Он знает, что Лив не успокоилась и его это очень злит. Из того, что я смогла услышать, он намерен полностью уничтожить репутацию Оливии как специалиста.

— И? — Брайан вскинул темную бровь и пригубил свой напиток — янтарное виски. — Что вы хотите от меня? Формирование общественного мнения — это не моя специальность. Да и, насколько мне известно, госпожа Трейт и сейчас не страдает от избытка популярности в научных кругах. А с учетом ее контракта с Энтони, ее профессиональная репутация в принципе не имеет никакого значения, потому что все материалы в течение года будут безраздельно принадлежать «Промышленности Уолтера». А спустя год, с учетом того, на чьей базе проводились исследования, никого не будут волновать прошлые слухи.