— Чай? Кофе? — Мужчина сам потянулся к стоящим на столе чайникам.

— Кофе, пожалуйста, — согласилась я и сразу перешла к главному — а какой смысл тянуть? И пусть считает меня дурочкой, но это нужно проговорить. — Энтони, мне очень жаль по поводу ожерелья. Я должна была вернуть тебе его перед уходом. Но я просто не привыкла носить такие вещи и совершенно про него забыла. Я попрошу в долг у родителей и рассчитаюсь с ювелиром, а потом, когда…

В воздухе поплыл упоительный аромат свежесваренного кофе, я обхватила чашку обеими руками и уставилась в черную глубину, чтобы не смотреть на Уолтера. Мне не хотелось знать, что он там себе сейчас думает — жалеет меня? Потешается? Злится?

— Я уже рассчитался с ювелиром, Оливия, — спокойно произнес мужчина, взял мою тарелку и положил на нее два золотистых тоста. — Когда покупал это ожерелье. Это был подарок. В утере подарка нет ничего страшного.

— Но ты сказал…

— Обманул. Ты так напряглась, когда его увидела, а мне хотелось, чтобы ты его надела.

Я не удержалась и вскинула глаза, встречаясь с Уолтером взглядом. Тот улыбнулся и пожал плечами — да, такой вот я мерзавец, силой и манипуляциями наряжаю девушек в драгоценности.

Я вздохнула. Боже, дай мне сил понять этого мужчину!

Но вслух произнесла совсем другое:

— В любом случае, полиция должна будет его вернуть, я так полагаю. Я отправлюсь туда сразу после завтрака. Целитель Доллиш ведь согласится дать все необходимые показания? Конечно, нам не стоило уходить с места происшествия, но, я думаю, все можно будет объяснить. Мне не хотелось бы, чтобы у тебя были проблемы. Ты ведь всего лишь защищал меня…

— У меня не будет проблем. И у тебя не будет. И в полицию идти нет никакой необходимости, — светло отозвался Энтони, пригубив кофе из своей чашки. — Брайан контролирует ситуацию. На данный момент все считают, что трое несчастных юношей пострадали от бандитского нападения. Причин им не верить у полиции нет. Но если тебе кажется, что ранениями они недостаточно расплатились за содеянное, то можно устроить дополнительное наказание. В частном порядке. А носиться по полицейским участкам и судам у меня нет времени. И тебе откровенно не советую.

Я открыла рот. Закрыла. Снова открыла. И снова закрыла, не в силах подобрать слова.

Не то чтобы я была против просто забыть об инциденте будто его и не было, очень даже за! Но… так просто?

— Да, — продолжил Уолтер, не обращая внимания на мое замешательство, — и я пойму, если ты больше не захочешь продолжать наш контракт. Однако, ты можешь все же доделать то, что тебе нужно с одним оговоренным условием — результаты все равно год принадлежат мне.

— Что значит — не продолжать наш контракт? — окончательно перестав что-либо понимать, переспросила я.

Энтони поднял на меня глаза. И выглядел он на удивление спокойно-серьезным.

— Оливия, я не изверг, хотя, вероятно, у тебя сложилось иное впечатление. И я не могу принуждать травмированную девушку к нежеланной для нее близости, даже если эта близость подразумевает только «поцелуи выше шеи».

— И руки, — машинально дополнила я.

— И руки, — согласился Уолтер и все же сверкнул смешинкой во взгляде.

Я чувствовала себя на редкость глупо, хотя, казалось бы, выдающийся ученый…

Уолтер предложил мне убрать из контракта самую ненавистную мне часть, оставив сплошные сливки, а я до сих пор не приняла предложение, за которое неделю назад уцепилась бы зубами?

Что изменилось?

Я? Уолтер?

Мое отношение к Уолтеру?..

Потому что он меня спас?

«Нет», — ответила я сама себе. — «Не поэтому».

Дело не в факте спасения, а в том, как он там оказался. Он отделался от герцога Тайринского, фигуры, от которой даже такому человеку, как Уолтер, непозволительно отделываться. И пошел за мной.

А теперь — вот. «Не могу принуждать».

Возможно, это тоже часть какой-то хитрой игры. А возможно, Энтони Уолтер не совсем тот человек, которым я его себе вообразила. И Флора права, что я иногда я слишком упряма…

— Я не травмированная девушка. — Я наконец подобрала слова и произнесла их строгим деловым тоном. — А вы, господин Уолтер, воображаете себя куда большим извергом, чем являетесь на самом деле. И если вы сами желаете освободиться от моего общества, то, насколько я помню, неустойки за это наш контракт не подозревает. А я способна выполнить взятые на себя обязательства. Но буду благодарна за предоставленную рассрочку в… скажем, семь дней. На больничный!

— Пять, — тут же сориентировалась акула ланландской промышленности. — Раз вы, госпожа Трейт, по собственному утверждению, не травмированы, то о каком больничном вообще идет речь?

— Семь, — упрямо повторила я исключительно из принципа.

— Через шесть дней премьера оперы «Вендетта». Я могу достать билеты в ложу.

— Лучше в амфитеатр, — соориентировалась я, легко «продавшись».

— Идет.

— Приятно иметь с вами дело, господин Уолтер.

— Рад это слышать, госпожа Трейт!

Я уткнулась в тарелку, стараясь не слишком кривить губы в улыбке.

В конце концов, что мешает и мне тоже по дороге из пункта «А» в пункт «Б» свернуть на достопримечательности?

Не те, конечно, о которых говорила Флора, но… театры, оперы, рестораны, приемы… все же в этом что-то было. Да и стоит признать очевидное, когда Уолтер меня не бесит, он мне вполне даже нравится. Важно просто, чтобы он не стал мне нравиться, когда бесит!

Я прикончила тост с независимым видом и только тогда покосилась на сидящего рядом мужчину. И что-то царапнуло. То какое-то слишком задумчивое выражение глаз, направленных на лежащую на крае стола газету, то ли вдруг прорезавшаяся складка между бровей…

— Что-то не так? — не утерпев спросила я. — У тебя все же будут проблемы из-за случившегося?

— С чего ты взяла? — Энтони встрепенулся и натянул дежурную физиономию успешного во всех отношениях мужчины.

Я перевела взгляд с него, на газету и протянула руку:

— Дай. Что там пишут? — Уолтер недовольно дернул ртом, и я добавила: — Ты же понимаешь, что я все равно прочитаю, не здесь, так в другом месте?

Промышленник закатил глаза, но все же протянул мне газету, даже любезно ткнув в нужную заметку.

«Разбой в золотом квартале!»

Я скривилась.

«Трое юношей из уважаемых и состоятельных семей были серьезно ранены в ходе разбойного нападения, прошлой ночью. Все трое госпитализированы. Нападение произошло после полуночи в двух шагах от Кармель-холла, где проходил ежегодный благотворительный вечер…»

Противно до тошноты, но ожидаемо. Из-за чего тут хмуриться?

И тут взгляд зацепился за имя.

«Отец одного из пострадавших, известный бизнесмен Дэвид Хант, комментировать нападение на сына отказался».

Дэвид Хант.

Это же…

Уолтер забрал у меня газету из рук и снова отложил подальше.

— Не бери в голову. Это моя проблема. Разберусь, если возникнет необходимость.

Остаток завтрака прошел в молчании — каждый был сосредоточен на своем.

А после Уолтер любезно проводил меня до дверей.

— Машину на завод за тобой завтра присылать или ты правда берешь больничный?

— Конечно, присылать! — возмутилась я: какие больничные на пороге открытий?

Энтони хмыкнул и вскинул руку.

Я ожидала прикосновения к щеке, почти традиционного. И поцелуя.

Но он только поправил выбившуюся из неряшливой утренней прически прядь и отстранился.

Я спустилась к ожидающему меня мобилю со странной смесью облегчения и досады.

Тик-так, тик-так — ходики на стене отсчитывали время, а оно давно перевалило за полночь.

Вернувшись домой, я неожиданно снова легла спать и проспала половину дня, а теперь полуночничала, окончательно сбивая себе весь режим. Но что поделать, рядом нет мамы с папой которые покачают головой и скажут, что в девять свет должен быть выключен!

И Флоры нет.

Фло сегодня ночует не дома — “Не жди меня, Лив, я заскочу утром перед работой!” — а на вопрос, у кого ее искать, если вдруг что, она только смерила меня укоризненным взглядом: вот уж чего е надо, так это искать!