О совершавшихся когда-то человеческих жертвоприношениях напоминают невинные языческие обряды, сохранившиеся кое-где до наших дней. Это сожжение чучела Масленицы, похороны Костромы, утопление чучела Купалы… Еще в начале двадцатого века при строительстве новой мельницы водяному предлагали человеческие жертвы. Правда, он должен был утащить их в воду сам. В 1976 году семидесятилетняя жительница Алапаевска, дочь мельника, рассказывала этнографам:

«Отец мне говорил, что, когда мельницу строят, завещают водяному несколько голов. Если завещания не сделать, так он будет скотину вытаскивать. Отец [говорил], когда строили мельницу, так завещали двенадцать голов, двенадцать человек и утонуло».

Еще один, тоже уральский, информатор сообщил:

«Раньше, при Демидове еще, заводы-то ведь все на прудах ставили. А чтобы работал завод-от, хозяин должен был дань лешачихе заплатить. В тот день-то, когда завод открывали, заводчик на берег выходил и кидал в воду перчатку. Это значит, он пять человек лешачихе отдает, пять жертв, значит, будет».

Невероятно живучим оказался не только у славян, но и по всей Европе обычай строительных жертвоприношений, в том числе человеческих. Ему не смогло положить конец даже христианство. В книге «Саги и легенды гор. Магдебурга», изданной в середине девятнадцатого века, приводится следующая легенда.

Когда в десятом веке по приказанию германского короля Оттона I город решили окружить мощными крепостными стенами, ворота крепости трижды обрушивались. Астролог, к которому строители обратились за помощью, объявил, что для надежности в постройку надо замуровать мальчика, добровольно отданного своей матерью. Одна из фрейлин жены Оттона некая Маргарита в то время испытывала недостаток в деньгах. Кроме-того, жених ее был убит в бою, а сама Маргарита в чем-то провинилась и должна была оставить королевский двор. Правда, у фрейлины уже появился новый жених, но Маргарита не могла обеспечить себя должным приданым… Короче, фрейлина предложила своего маленького сына за большие деньги.

Ребенка замуровали в нишу, а Маргарита получила обещанную сумму, но эти деньги не принести ей счастья. Жених фрейлины, узнав о преступлении, покинул ее, не польстившись на приданое, купленное страшной ценой. А сама Маргарита, проскитавшись полвека на чужбине, вернулась в Магдебург, чтобы предать своего сына христианскому погребению. Предание гласит, что, когда нишу, где был замурован ребенок, открыли, взорам собравшихся предстала фигура старика. Его седая борода вросла в камни, глаза его сверкали, а над головой его вились птицы, приносившие несчастному пищу. Впрочем, когда стонущего старика вытащили на свет, то он превратился в окаменевший труп ребенка.

Подобные истории можно услышать о множестве средневековых крепостей и замков. О строителях Нижегородского кремля, которые в самом начале шестнадцатого века, заменяя старые деревянные стены крепости каменными, замуровали в них купеческую жену Алену, сложена народная песня:

Пусть погибнет она за весь город одна,
Мы в молитвах ее не забудем;
Лучше гибнуть одной, да за крепкой стеной
От врагов безопасны мы будем!

Обычай строительных жертв настолько древен, что за тысячелетия своего существования он полностью лишился внутренней логики, которую когда-то, возможно, имел. Сами по себе строения в народной традиции не являются божествами, могущими требовать себе жертву. Собственно, духом строения и должен был стать принесенный в жертву человек. Но от такого духа трудно ждать, что он будет охранять постройку на радость своим убийцам. Тем более что в качестве строительной жертвы, как правило, использовали детей или женщин, которые не могли быть полноценными охранителями.

Известный русский этнограф Д. К. Зеленин высказал интересную точку зрения, что строительные жертвоприношения возникли в те времена, когда людям было известно лишь деревянное зодчество и что приносились эти жертвы духам «убитых» деревьев. Действительно, срубание дерева очень часто обставлялась у язычников всего мира определенным ритуалом; у дерева просили прощения за причиненный ему вред. Но при возведении крупного строения, на которое шли сотни бревен, было невозможно испросить такое прощение у каждого по отдельности. Поэтому искупительную жертву приносили им всем сразу, при закладке здания или стены. Потом деревянное строительство сменилось каменным, а суть обряда забылась. В памяти народа осталась лишь его форма, лишенная даже той жестокой логики, которая присуща другим формам языческих жертвоприношений. Но, возможно, именно потому, что этих жертв требовали не языческие боги, о которых европейцы давно забыли, а некий никому не известный принцип, эта форма жертвоприношений оказалась удивительно живучей.

Индейцы

История человеческих жертвоприношений - i_014.png

В пятнадцатом веке мир вступил в эпоху Великих географических открытий. В течение последующих столетий европейцы колонизовали Америку, Океанию, Центральную и Южную Африку… И почти всюду они сталкивались с практикой человеческих жертвоприношений, которая медленно сдавала позиции под напором миссионеров и просуществовала в некоторых регионах по крайней мере до середины двадцатого века.

Исключительные масштабы эта практика имела в Месоамерике, в культурах майя и особенно — ацтеков. Впрочем, начало ей было положено задолго до прихода ацтеков в Центральную Мексику в двенадцатом веке. В развалинах древнего города Теотиуакана, который был основан в последние века до н. э. и просуществовал до седьмого века н. э., в пирамиде Луны, археологи обнаружили многочисленные останки жертв, которые были убиты на разных стадиях возведения пирамиды. Анализ ДНК скелетов показал, что в основном они принадлежали иноземцам, вероятно, пленникам. Так, в одной из камер здесь были найдены останки десяти обезглавленных людей со связанными руками, в беспорядке разбросанные по полу. Еще двое, по-видимому, принадлежали к верхушке местного общества — они были аккуратно усажены, на них сохранились дорогие украшения, говорящие об их высоком статусе.

У соседей теотиуаканцев, исконных жителей южной Мексики, сапотеков, человеческие жертвоприношения охотно принимал бог дождя и молнии Косихо-Питао. А если случалось солнечное затмение, то сапотеки для предотвращения бедствий приносили в жертву карликов, которые считались детьми солнца.

В восьмом веке в Центральной Мексике появились пришельцы с севера, тольтеки, которые продолжили и развили культурные традиции теотиуаканцев, в том числе традицию человеческих жертвоприношений. На вершинах своих пирамид они приносили обильные кровавые жертвы богу солнца, богу дождей и многофункциональному богу Тескатлипоке — «дымящемуся зеркалу». В конце десятого века правителем тольтеков становится Се-Акталь Топильтцин, верховный жрец бога Кетсалькоатля. Сам Кетсалькоатль человеческих жертв не требовал, но Топильтцин попытался заменить людей цветами, бабочками и змеями и на алтарях других богов. Его реформы потерпели неудачу, а Топильтцин и его приверженцы были изгнаны из страны. По легенде, они уплыли на плоту, пообещав вернуться… Через некоторое время индейцы отождествили Топильтцина с самим Кетсалькоатлем и стали ждать его божественного возвращения, однако человеческие жертвы приносить не перестали.

В двенадцатом веке в Центральной Мексике появились новые пришельцы с севера. Они смешались с местными жителями, добавили их богов к своему пантеону и образовали огромную ацтекскую империю, главные культы которой требовали человеческой крови. Верховный бог ацтеков, божество войны и солнца Уитсилопочтли, нуждался в бесчисленных жертвах, причем одними рабами он не удовлетворялся. Когда правитель города Кулуакан удостоил недавних пришельцев высокой чести, отдав за их вождя свою дочь-принцессу, Уитсилопочтли через жрецов потребовал, чтобы девушка была принесена ему в жертву. Невеста, прибывшая к жениху, вместо брачного ложа попала на жертвенник, после чего с нее содрали кожу (этот традиционный ацтекский ритуал символизировал снятие листьев с початков маиса). В результате девушка, как и было обещано ее отцу, получила у ацтеков высочайший статус одного из воплощений богини плодородия Тонатцин, но, увы, посмертно.