— Федор, — осторожно спросила я, — а к специалисту обратиться вы не пробовали?

Лицо моего собеседника словно заледенело.

— Моя сестра не сумасшедшая. Извините, я, кажется, зря вас побеспокоил.

— А я, по-моему, и не говорила, что она сумасшедшая, поэтому не надо смотреть на меня как Новодворская на коммуняку, — преувеличенно сердито сказала я. — Просто я думаю, что могу своими дилетантскими попытками сделать еще хуже. А специалист…

— Нет. Если Лена решит, что я считаю ее ненормальной… Боюсь, это плохо кончится. Впрочем, я вас понимаю и благодарю, что выслушали.

— А вы меня не дослушали. Я знаю человека, который может вам помочь. Проверено на себе, будьте спокойны.

И я повела его к Борису. Пожалуй, из всех поступков, которые я совершала под влиянием минутных озарений, этот оказался самым результативным. Федор и Лена получили необходимую помощь. Борис получил вечно благодарного почитателя. Я получила беспроцентный кредит.

Какая я все-таки умница!

Вот уже месяц мы встречались с Олегом четыре-пять дней в неделю. Его зубная щетка и бритвенные принадлежности поселились на полочке в моей душевой, а тапочки — под вешалкой у двери. У Володьки Петрина из ЦНТ я записала несколько стрелялок. Мы вместе ездили по выходным за покупками на оптовый рынок и готовили обеды. Конечно, нельзя сказать, что наши встречи проходили в сплошном идиллическом согласии. При близком общении Олег оказался не таким уж молчуном и ко многим вещам, как выяснилось, у нас был совершенно разный подход. Впрочем, интенсивный обмен мнениями лишь подогревал взаимный интерес. Скучно друг с другом нам не было. Я с некоторым ужасом стала понимать, что привыкла к вечерним прогулкам и посиделкам за чашкой чая или бутылкой пива, к которым изредка присоединялся Борис, привыкла говорить по утрам: «Олег, кофе готов!», слышать в ответ сонное «Иду, иду…» и, самое страшное, привыкла ощущать по ночам рядом с собой теплое сильное тело, обнимающую меня ласковую руку. Плохо дело. А ведь после развода уверена была, что ни один мужик не сумеет залезть мне в душу. Как же теперь верить людям, если даже себе доверять нельзя?

Занятая собственными переживаниями, я и думать забыла о Виталии Ворошильском, но Алена напомнила о нем телефонным звонком однажды вечером, когда я, стараясь не уснуть, добивала очередной заказ.

— Олька! — заорала она. — Приезжает!

— Кто, Ворошильский?

— Да! Уговор в силе, помогать будешь?

— Ну, если ты по-прежнему хочешь…

— Конечно, хочу! Теперь вопрос — когда? Он приедет девятого и будет до пятнадцатого.

— Тогда вечером четырнадцатого.

— Это мне целую неделю терпеть?!

— Во-первых, ты еще раз все обдумаешь и окончательно решишь, проводить операцию или нет, во-вторых, разве лучше будет, если он всю неделю будет доказывать, что не верблюд и портить тебе настроение?

— Логично. Умеешь ты, подруга, разложить все по полочкам.

— А ты, подруга, умеешь подбивать честных людей на авантюры. Ирине звонила?

— Нет еще.

— Звони, сообщай новость, главную-то роль ей играть.

Я хозяйничала на кухне у Олега. Из ванной доносился плеск воды — мое солнышко отмывалось после трудового дня. На плите доходила гречневая каша и закипали сосиски. Приглушенно играл магнитофон. Семейная идиллия, черт ее подери!

За ужином я поделилась новостью: начинающий писатель В.М. Скоков, который остался очень доволен моей работой, пообещал шефине принести новую рукопись и передал презент для меня — роскошную коробку конфет.

— Он нашел спонсоров, и его первая книга уже печатается в типографии. Говорит, что у нас с Еленой легкая рука и обещает по экземпляру с автографом.

— Значит, опять будешь сидеть за компьютером с утра до ночи, а мне не разрешишь приезжать, — нахмурился Олег.

— Ничего, несколько дней потерпишь, — бессердечно сказала я, — зато будешь первым читателем нового бестселлера. А тот, прежний, не потерял?

— Нет, вон там, на полке стоит, рядом с альбомом.

— Твои фотографии? Покажи.

Мы уселись рядом на диван, и я стала рассматривать Олега в ползунках, в шортиках, за партой, с друзьями, с родней…

— Красивая у тебя мама.

— Красивая. Батька, говорят, тоже был красавец-мужик. Это я неизвестно в кого: уродище лесное, страхолюдище болотное.

Я дала ему подзатыльник.

— Ты чего?! — возмутился Олег.

— Чтобы я больше такого не слышала. Ты нормальный симпатичный парень.

Олег скептически хмыкнул.

— А где твой отец, я что-то не найду?

— У меня нет фотки. Была одна, я еще маленьким в матушкиных бумагах нашел, так она тут же порвала. Они с отцом не женаты были.

— Понятно.

— Она ребенка — меня, значит — не хотела, но думала, что отец на ней женится и пропустила срок, когда можно аборт делать, а он все равно уехал куда-то.

— Откуда ты все это знаешь?

— Она сама сказала.

Я была шокирована до глубины души.

— Тебе мать такое говорила?!

— Да. Удивляешься? Она много чего говорила: и что я всю жизнь ей испортил, мол, кто бабу с довеском возьмет, и что я лентяй и тупица, как мой папаша, и что из меня ничего путного не получится. Ну а ремня я получал почти каждый божий день как «с добрым утром».

— Весело, нечего сказать, — растеряно пробормотала я. Слова Олега как-то плохо укладывались у меня в голове. Я сама росла практически без отца, но ни разу, ни на единый миг не чувствовала себя нежеланной помехой. Что за дура эта его мамаша? Чудо великое, что Олежка не вырос озлобленной на весь мир сволочью.

Я машинально пролистала альбом дальше. Выпускной класс. Олег верхом на «Яве». Олег и еще двое парней в камуфляже с автоматами картинно позируют на броне БТРа, на обороте две надписи, размашистым почерком: «Помни, солдат ВВ должен стрелять как ковбой и бегать как его лошадь» и мелко, очень аккуратно: «Солдат, береги себя, ведь для тебя нет запчастей». Хорошенькая девушка улыбается, кокетливо приложив к щеке цветок.

— А это кто?

— Да так… одна девчонка в школе нравилась, — неохотно ответил Олег и, взяв у меня альбом, поставил его на полку. Я, не вставая, обхватила его руками и прижалась щекой к упругому плоскому животу. Пальцы Олега зарылись в мои волосы.

— Я вот думаю, — негромко сказал он. — Ты такая красивая, умная, самостоятельная… Зачем я тебе? Могла бы найти и получше.

Я отстранилась и смерила его суровым взглядом. Олег снова сел рядом и с вздохом наклонил голову:

— Кажется, я сейчас опять схлопочу по затылку… Ладно, только последние мозги не отбей.

Я крепко обняла его. Зачем ты мне, солнце мое? Ласкать и баюкать, согреть своим теплом, утешить твою боль, дать тебе хоть немного радости… Сердечко мое, как ты мне нужен…

Дом Алены Левченко. Суббота, четырнадцатое. Три часа пополудни. На кухне колдуют три ведьмы. Операция «Жертвоприношение» началась.

— Когда твой приедет? — спросила Ирина, постукивая пестиком в маленькой ступке.

— Часам к шести — ответила Алена, старательно переливая водку из бутылки в хрустальный графин.

Я закончила выкладывать фасолевый салат из банки в салатник и негигиенично облизала ложку.

— Итак, дамы, у нас есть три вида салатов, огурчики-помидорчики, зелень, а сыр пока резать не буду, засохнет. Мясо пора ставить в духовку, как думаете?

— И выпивка сейчас будет готова, — сказала Ирина, высыпая белый порошок из ступки на тетрадный лист. — Алена, что он принесет?

— Думаю, как обычно — водку для себя, шампанское мне.

— Отлично. Проследи, сначала пусть выпьет своей, чтобы расслабился и потерял бдительность, потом нальешь из графинчика нашего зелья.

— Ирка, а он, часом, не траванется? — тревожно спросила Алена.

— Да ну, что за бред! Это не мышьяк, а обыкновенное снотворное. Я в прошлом году бессонницей маялась, съела не меньше, чем полкило, и жива, как видишь.

— Главное, девочки, самим не потерять голову раньше него, — вмешалась я. — Мне, когда волнуюсь, чайной ложки спиртного достаточно.