В этом направлении его влечет разум (Vernunft). Разум вырастает из рассудка и трактуется Кантом как «способность принципов», способность мыслить безусловное и предельное. В известном смысле разум, устремленный к постижению первоначал, есть философская способность, ведь философия, по крайней мере «первая философия», или метафизика, всегда занималась началами бытия. И Кант совсем не случайно говорил, что все люди как разумные существа имеют естественную склонность к метафизике.
Разум имеет логическую и реальную функцию. В «логической» функции он является способностью умозаключений, т. е. априорных выводов из всеобщих посылок, в реальной — используется для познания или создания предметов. Иными словами, разум допускает теоретическое и практическое применение. Теоретическое применение разума бывает, по Канту, регулятивным и конститутивным, причем правомочно лишь регулятивное применение, когда мы смотрим на мир так, «как если бы» (als ob) он соответствовал разуму. Конститутивное применение разума предполагало бы возможность доказательного соотнесения с вещами его априорных понятий.
Априорные и необходимые понятия разума, которым не может быть дан в опыте никакой предмет, Кант называет «идеями чистого разума». Из трех основных разновидностей умозаключений, категорического, гипотетического и дизъюнктивного Кант дедуцирует три класса идей — души, мира и Бога (трансцендентальный идеал). Кант не отрицает, что эти идеи являются естественным порождением разума. Но он не считает, что они могут быть источниками объективного знания. Они лишь подталкивают рассудок ко все более глубокому проникновению в природу. Попытка же поставить им в соответствие реальные объекты проваливается. В «диалектическом» разделе «Критики чистого разума» (который вскрывает «иллюзорность трансцендентных [35]суждений» и следует за «трансцендентальной эстетикой», где изложено учение о чувственности, и «трансцендентальной аналитикой» — о рассудке) Кант последовательно разрушает традиционные метафизические дисциплины о сверхчувственном, точно соответствующие рубрикации идей чистого разума, а именно рациональную психологию, рациональную космологию (учение о мире в целом) и естественную теологию.
Критика метафизических наук.Главной ошибкой рациональной психологии, претендующей на познание сущности души, является, по мнению Канта, недопустимое смешение мыслящего Я с Я как вещью в себе и перенесение аналитических выводов о первом (а именно вывода о субстанциальности, простоте и единстве апперцепции) на второе. Кант называет это смешение паралогизмом чистого разума. Лишены всяких теоретических перспектив, утверждает Кант, и усилия продемонстрировать существование Бога. Существование Бога можно доказывать a priori или a posteriori. Апостериорное доказательство может выступать в виде космологического и физико-теологического аргумента. Космологическое доказательство бытия Бога отталкивается от любого факта случайного существования (т. е. от существования вещи, которая может и не существовать) и восходит к первопричине, которая наделяется статусом необходимого бытия. Затем делается вывод, что это необходимое существо есть в то же время всесовершенное существо, т. е. Бог. Физико-теологический аргумент исходит не из существования вообще, а из конкретного существования, которое может включать такой параметр, как целесообразность. Целесообразность природы заставляет допускать наличие у нее некоей разумной причины, которая и объявляется Богом. Апостериорные доказательства бытия Бога, по Канту, заведомо неприемлемы, так как из свойств конечных вещей, обнаруживающихся в мире, нельзя достоверно заключать к бесконечным атрибутам Бога. В частности, физико-теологическое доказательство в лучшем случае позволяет говорить о существовании Зодчего, но никак не бесконечно совершенного Творца мира. В реальности даже этот вывод есть лишь субъективное суждение, обусловленное, по Канту, нашей неспособностью иначе мыслить причины природной целесообразности. Еще хуже обстоит дело с космологическим аргументом. Он основан на злоупотреблении понятием причины, которое может корректно применяться лишь в чувственном опыте. Но главное, по Канту, нет достаточных оснований для перехода от понятия необходимого к понятию всесовершенного существа.
Однако и априорное доказательство бытия Бога, так называемый «онтологический аргумент», не может принести успеха. Он базируется на анализе понятия Бога как всесовершенного существа, которое, как утверждается, должно содержать предикат внементального существования: в противном случае ему будет недоставать одного из совершенств. Кант, однако, заявляет, что «бытие не есть реальный предикат» (3: 469). Говоря, что вещь существует, мы не добавляем нового содержания к ее понятию, а лишь утверждаем, что этому понятию соответствует реальный предмет. Поэтому отсутствие предиката бытия в понятии Бога не было бы свидетельством неполноты представления о божественной сущности, на предположении чего, однако, базировалось все онтологическое доказательство.
Не меньшие проблемы подстерегают человеческий разум при попытке уяснить первоосновы природного мира, понять, имеет ли он начало во времени и границы в пространстве, состоит ли материя из подлинных атомов или делима до бесконечности, допускает ли ход природы беспричинные события и есть ли в мире или вне его необходимые вещи. При рассмотрении всех этих вопросов разум запутывается в противоречиях. Он видит равные основания для противоположных выводов, для заключений о том, что мир ограничен и что он бесконечен, что материя делима до бесконечности и что есть предел деления и т. п. Подобное состояние внутренней раздвоенности разума Кант называет «антиномией». Антиномия угрожает разрушить разум, и она вполне может пробудить философа от «догматического сна».
Кант решает антиномию чистого разума, отсылая к выводам трансцендентальной эстетики: поскольку природный мир всего лишь явление, а не вещь сама по себе, то он не имеет самостоятельной реальности. Поэтому бессмысленно говорить, к примеру, о том, что он бесконечен, равно как и искать его жестко определенные границы. Та же ситуация и с делимостью материи. Понимание раздвоенности сущего на вещи сами по себе и явления в двух других случаях позволяет разнести тезисы и антитезисы антиномии по разным сферам бытия. К примеру, из того, что мир явлений подчинен закону естественной причинности, не следует невозможность беспричинных, т. е. самопроизвольных, или свободных, событий. Свобода может существовать в ноуменальном мире, мире вещей самих по себе.
Практическая философия.Реальность свободы, однако, не может быть продемонстрирована теоретическими средствами. Впрочем, Кант показывает, что она неизбежна в качестве практического допущения. Дело в том, что свобода является необходимым условием «морального закона», в существовании которого невозможно сомневаться. Кант подробно рассматривает эти вопросы в «Основоположении к метафизике нравов» (1785), «Критике практического разума», «Метафизике нравов» и др. работах.
Понятие морали Кант связывает с безусловным долженствованием, т. е. с ситуациями, когда мы сознаем, что должны поступать так-то и так-то, просто потому, что так надо, а не по каким-то другим причинам. В качестве безусловных, моральные требования возникают из разума, только не теоретического, а «практического», определяющего волю. Человеческая воля не автоматически следует моральным предписаниям (она не является «святой»), подобно тому, как вещи следуют законам природы. Эти предписания выступают для нее в качестве «категорического императива», т. е. безусловного требования [36]. Безусловность «категорического императива», выражающего моральный закон, определяет бескорыстность нравственных мотивов и их независимость от эгоистичных устремлений, «чувственных склонностей».
Автономность доброй воли означает также, что человек всегда может поступать сообразно долгу. Именно поэтому Кант связывает моральный закон и свободу. Человеческая воля не подчинена механизму чувственной мотивации и может действовать наперекор ему. Этот вывод и заставляет Канта переносить источник моральных поступков, т. е. свободную волю в область ноуменального существования. Человек свободен не как природное, а как ноуменальное существо. Многие авторы считают, что такая трактовка, несколько затемнявшаяся различением Канта «практической» (или психологической) и «трансцендентальной» свободы, весьма проблемна.
