После этого разлад и сепаратизм в стане крестоносцев усилились. Князья стали каждый порознь договариваться с мусульманскими эмирами и заключили мир столь же безрассудно, как и вели войну. Тамплиеры выторговали перемирие с дамасским султаном, герцоги Бретанский и Бургундский договорились с султаном Египта, обещая ему помощь против его врагов, а королю Наваррскому не оставалось ничего другого, как вновь взяться за свои сирвенты. В целом возмутив Палестину своими раздорами и бестолковыми действиями, все уцелевшие почли за лучшее возвратиться в Европу, что и проделали.

На Востоке их сменил новый искатель славы – Ричард Корновалийский, брат короля Генриха III и внук Ричарда Львиное Сердце. Уже одного этого было достаточно, чтобы на него возложили большие надежды, которых он, однако, не оправдал и оправдать не мог. Быстро разобравшись в обстановке и видя свою беспомощность, он заключил новое перемирие с египетским султаном, предал погребению тела христиан, погибших при Газе, и, не повидав ни стен Иерусалима, ни берегов Иордана, отплыл в Италию, где у него была назначена встреча с папой, все еще занятым войной с Фридрихом.

В этом же году Григорий IX умер среди проклятий врагов, сам проклиная своего непримиримого противника. Его преемник, Целестин IV, носил тиару всего шестнадцать дней, после чего Западная церковь в течение почти двух лет не могла избрать себе главу. Наконец конклав собрался, но избранный им среди волнений и раздоров Иннокентий IV не прекратил кровавой войны: следуя примеру Иннокентия III и Григория IX, он вскоре превзошел их в ожесточении и буйстве...

Европа окончательно забывала о христианах греческих и палестинских. Проповедники тщетно колесили по всем государствам, призывая государей к походу; от них отмахивались, словно от назойливых мух, а Фридрих II попросту изгонял их из своих владений. Этот же неуемный враг мира и покоя в одно и то же время воевал против папы, восточного императора, и всех, кто, взяв Крест, клялся защищать Рим, освободить Константинополь и восстановить Иерусалимское королевство...

Впрочем, у нас нет более охоты описывать насилия, позорившие Запад в течение этих и ближайших лет. Внимание утомляется, останавливаясь долго на одних и тех же картинах: войны и перемены, дающие столько жизни истории, в конце концов превращаются в бесконечный и нудный рассказ; и здесь-то легко заметить, что даже страсти и бури, слишком часто повторяющиеся, создают однообразие и скучную монотонность. Поэтому, не продолжая, ограничимся кратким резюме.

Читатель не мог не заметить, что в этой главе о борьбе папы и императора повествуется много больше, чем о священной войне и событиях на Востоке. Но в том не вина историка – все дело во времени. Идея Крестового похода в конце XI века была явлением эпохальным не в меньшей мере, чем ее воплощение. В XIII веке и идея, и материализация ее выродились настолько, что утратили самостоятельное значение и стали служить лишь средством политических амбиций сильных мира. От прошлого сохранились лишь ярлыки, которые больше никого не вдохновляли и не убеждали. Что же касается «Шестого крестового похода», которому посвящена эта глава, то его, по существу, не было: он распался на несколько начинаний без продолжения и схваток без результатов.

Эпоха Крестовых походов завершалась.

В начале XIII века мир потрясло татаро-монгольское нашествие. Орды новых варваров прошли почти всю Азию, прокатились через Волгу, опустошили берега Вислы и Дуная и вызвали панику в Германии и Италии. Папа послал к ним доминиканских и францисканских монахов с увещеванием принять христианскую веру, попробовал заигрывать с ними и Фридрих II; обе эти попытки ни к чему не привели. Впрочем, вскоре выяснилось, что новые завоеватели не представляют непосредственной угрозы ни для Западной Европы, ни для Константинополя, ни для Палестины; превратив в руины Венгрию и разгромив государство Хорезм-шахов в Иране, они отступили перед произведенными ими же разрушениями и ушли обратно на Восток.

Тем не менее вся Передняя Азия была потрясена их нашествием, и хорезмийцы, изгнанные ими из Персии, по приглашению египетского султана двинулись в Сирию, проникли в Иудею и, овладев Иерусалимом, разгромили христиан, объединившихся с сирийскими эмирами. В Рим продолжали поступать непрерывные жалобы и мольбы из всех христианских колоний Востока.

Энергичный Иннокентий IV, который продолжал вести борьбу с Фридрихом II, решил вооружить христианский мир против всех врагов сразу и с этой целью созвал Собор в Лионе. Собор был открыт 28 июня 1245 года. Папа, пропев «Veni, Creator»[14], произнес длинную речь, содержанием которой были терзавшие его «пять скорбей» – соответственно пяти ранам распятого Христа. Первой скорбью он считал вторжение татаро-монголов, второй – критическое положение Латинской империи, третьей – нашествие хорезмийцев на Святую землю, четвертой – успехи еретических учений, пятой – преследование со стороны Фридриха II.

Хотя папа и начал свои «скорби» с татаро-монголов, они мало волновали Собор, поскольку первые две волны их уже откатились. Беды Константинополя и Иерусалима вызвали провозглашение нового Крестового похода и решение о сборе средств на его нужды с духовенства. Было принято также и несколько постановлений против ересей. Но не все это было главной заботой Иннокентия – его главным образом волновала «пятая скорбь» – борьба с императором. Тщетно Фридрих через своих уполномоченных обещал обезопасить монголов, вернуть Грецию латинянам и пойти с Крестом в Святую землю; напрасно клялся он вернуть римскому престолу все, что у него отнял; папа был неумолим и не пожелал «отвратить секиру». Разбор дела Фридриха занял несколько заседаний, после чего Иннокентий, в качестве судьи и владыки, произнес приговор. Фридрих был объявлен повинным в ереси и святотатстве, в измене и клятвопреступлении, вследствие чего отлучался от Церкви и лишался императорской власти; все его подданные освобождались от присяги и им запрещалось повиноваться изменнику под угрозой анафемы; князьям предписывалось избрать нового императора, Рим же оставлял за собой корону Сицилии. Приговор папы произвел тяжелое впечатление на Собор; когда епископы, державшие свечи в руках, наклонили их к земле в знак проклятия, все затрепетали, словно сам Господь явился судить живых и мертвых. Среди воцарившегося молчания гулко прозвучали слова послов Фридриха: «Теперь еретики воспоют победу, а хорезмийцы и татары завладеют всем миром».

В этих условиях Запад, погруженный в трепет и смятение, несомненно, забыл бы о христианах Святой земли, если бы вдруг не выступил один благочестивый монарх, взявший на себя и организацию, и проведение Крестового похода. Это был Людовик IX Святой, король Франции.

За год до этих событий он перенес тяжелую болезнь и пожелал возложить на себя одежду пилигрима. Созвав в Париже парламент, на котором собрались прелаты и высшая знать, и напомнив примеры Людовика VII и Филиппа Августа, пригласил всех слушавших его вооружиться на защиту дела Божия и славы французского имени на Востоке. Сразу же три брата короля, графы Артуа, Пуатье и герцог Анжуйский, поспешили принять Крест; их жены, равно как и королева Маргарита, поклялись сопровождать супругов. Этому примеру последовала большая часть знати, в том числе герцог Бретанский, графы Суассонский, Блуасский, Вандомский, Монфорский, историограф короля, верный Жуанвиль и многие другие.

Народ французский был опечален решением короля, а любимая им горячо мать, Бланка Кастильская, рыдала о сыне, словно о мертвом. Людовик разделял эту скорбь, но был непреклонен.