Составной частью идеала являются предположения о сроках и способах его достижения. По этому основанию различаются политико-правовые учения радикальные (зовущие к быстрой и всесторонней перестройке государства и права), умеренные (ставящие задачу перестраивать не все и не сразу), революционные (уповающие на насильственное преобразование существующего строя), реформистские (обосновывающие необходимость изменения общества при помощи реформ, проводимых государственной властью).
Определение идеологической направленности и классового содержания политико-правового учения дает возможность оценить это учение в связи с государственно-правовыми проблемами определенного общества, с тенденциями развития конкретной страны, ее правовой системы и государства. На основе классового подхода обоснованы решения ряда проблем истории политических и правовых учений. Таковы, например, проблемы противоречий политико-правовых доктрин Платона и софистов, Вольтера и Руссо, Сперанского и Карамзина.
Классовый подход (принцип партийности) долгие годы был основным принципом марксистской истории политических и правовых учений, а ее содержанием считалось отражение классовой борьбы в политико-правовой идеологии. Однако в процессе преподавания и развития науки истории политических и правовых учений выявилось, что принцип партийности не является универсальным, поскольку ряд политико-правовых учений не имеет определенного классового содержания. Это, например, политико-правовые теории и программы декабристов (1825 г.), идеология и движение которых носили чисто идеалистический характер, не выражая интересов ни одного из классов, существовавших в тогдашней Российской империи. Классовый подход оказался неспособным объяснить даже и классово-пролетарские основы происхождения самой теории марксизма, так как коммунистические теории появились задолго до возникновения пролетариата, а последний, согласно ряду авторитетных заявлений ведущих теоретиков марксизма, вообще неспособен разработать выражающую его интересы теорию научного коммунизма, которая создается и развивается представителями совсем других классов (в основном буржуазной интеллигенцией). Кроме того, попытки представить содержание истории политических и правовых учений как отражение классовых противоречий и борьбы не привели к созданию связной картины развития соответствующих доктрин от древности до наших дней уже по той причине, что интересы различных классов, существовавших в истории, крайне разнообразны, несопоставимы и преходящи. Поэтому классовый подход, основанный на формационной периодизации истории, не смог найти связей между периодами истории политических и правовых учений.
Неудачной оказалась и попытка разделить историю политических и правовых учений на две части, на домарксистский и марксистский периоды, из которых первый — рассматривался лишь как преддверие второго, содержал только отдельные догадки о государстве и праве, второй же — считался периодом развития единственно научного учения о государстве и праве. Помимо идеологических деформаций курса такой взгляд породил спорное представление об истории политических и правовых учений как о процессе накопления, развития, кумуляции знаний о политике, государстве и праве.
На всех своих этапах развития история политических и правовых учений действительно связана с прогрессом теории государства и права и учения о политике. Многие политические и правовые учения содержат ценные выводы о тенденциях развития государства, права и политики, о классификации форм государства и источников права, а также обоснования политических решений и наблюдения о связях государства с обществом и личностью и ряд других теоретических положений. Прогрессом в развитии политико-правовой теории вообще является постановка какой-либо важной проблемы, хотя бы сопряженная с неверным ее решением, либо преодоление старого, мертвящего теоретический поиск мировоззрения, даже если оно заменяется мировоззрением, основанным на ошибочной методологии.
Однако если попытаться представить историю политических и правовых учений как "кумулятивный процесс накопления и трансляции знаний", то нельзя понять, какое место в ней принадлежит иллюзорным, утопическим доктринам и теориям, владевшим умами миллионов людей целые эпохи. Например, господствовавшая в XVII—XVIII вв. идея общественного договора о создании общества и государства в комплексе современных теоретических знаний заслуживает упоминания разве только в связи с критическим обзором различных устаревших идей о происхождении государства. Но в период борьбы против феодализма идея общественного договора как способ выражения сопричастности человека и народа к власти противостояла идее богоустановленности власти феодальных монархов. Обе эти идеи далеки от науки, тем не менее на основе каждой из них, толкуемой как основной методологический принцип, строились обширные теоретические концепции, притязающие на объяснение прошлого, истолкование настоящего и предвидение будущих судеб государства и права. Объяснение оказалось надуманным, истолкование — ошибочным, предвидение — ложным. Но это не значит, что в истории политико-правовой мысли смена теологического мировоззрения рационалистическим вообще не была прогрессивной.
История политических и правовых учений — не процесс постепенного познания государства и права, накопления и суммирования знаний, а соревнование мировоззрений, каждое из которых стремится найти опору в общественном мнении, оказать влияние на политическую практику и развитие права, опровергнуть аналогичные попытки противостоящей идеологии.
Программные положения любой политико-правовой доктрины выражают идеалы, осуществление которых предполагается в будущем, даже если речь идет о сохранении настоящего или воссоздании прошлого. Однако будущее не является предметом научного исследования, поскольку оно еще не существует. Идеал выражает не всегда достижимые цели, завышенные социальные ожидания, порой несбыточные надежды, не свободные от фантастических представлений о будущем, воплощающих интересы и чаяния различных социальных групп. При всем том правдоподобные идеалы всегда были средством сплочения общества или его части в борьбе за преобразование настоящего в идеальное будущее. Но будущее недоказуемо и потому может быть не объектом науки, а только предметом веры.
Поэтому политико-правовая идеология, как всякая идеология, определяется в понятиях не гносеологии (истинное—неистинное), а социологии (самосознание социальных групп и классов). К политико-правовым доктринам применяется критерий не истинности, а способности выражать интересы той или иной социальной группы или класса. Представление об истории политических и правовых учений как об истории знаний, основанное на аналогии с историей естественных наук, не подтверждается в реальной истории политико-правовой идеологии.
Развитие этой идеологии ведет к приросту знаний о государстве и праве, но политико-правовая теория была и остается эмпирической, классификационной, описательной наукой, прогностическая функция которой очень сомнительна. Большую давность имеет спор о политике: наука это или искусство?
Значительное влияние на практику имеют те политико-правовые доктрины и идеи, которые основаны на обобщении, теоретическом осмыслении опыта развития государственных и правовых учреждений передовых стран. Теория разделения властей, выразившая практику государственного развития Англии в XVII в., оказала громадное влияние на конституции США, Франции и других стран. Доктрина прав человека и гражданина, обобщившая практику революционного перехода от сословного строя к гражданскому обществу, нашла воплощение в международных пактах и законодательстве почти всех государств XX в. С помощью политико-правовых доктрин политический и правовой опыт передовых стран становится достоянием других стран, воспринимающих этот опыт в теоретически обобщенном виде.
Однако многие политико-правовые доктрины остались только достоянием умов порой многочисленных их приверженцев, но не были внедрены в практику (анархизм, анархо-коммунизм и др.), некоторые же — в процессе осуществления претерпели значительные деформации (например, теория народного суверенитета Руссо) либо дали побочные результаты, которых никто не предвидел и не желал (например, теория государственного социализма).
