Сестра Бена, Ханна Тикичинская, вспоминает: «Он всегда был окружен ореолом таинственности». С этим согласна Франка Торончик, связавшая с Беном свою последующую жизнь. «Он умел хранить секреты и почти никогда мне ничего не рассказывал». Бен много лет был корреспондентом при ООН в Нью-Йорке и умер в 1978 году. Для публики он написал много, но еще больше нерассказанного унес с собой в могилу.
Одна из таких нерассказанных историй, по словам бывшего партийного лидера Варшавы Стажевского, касалась его роли в публикации секретной речи Хрущева. Один из давних коллег Бена по газете «Маарив» считает «вполне возможным и даже естественным», что Бен делился со службами безопасности своей страны информацией, которую он собирал во время посещения различных городов. Если бы Стажевский дал Бену речь Хрущева, она вполне могла попасть в израильскую разведку и оттуда в ЦРУ, но не в газету «Маарив» и к ее читателям.
Однако Стажевский утверждает, что он также передал текст речи корреспондентке «Нью-Йорк таймс» Флоре Льюис и ее мужу Сиднею Грасону. Флора Льюис с ее безупречной памятью вспоминает, что в 1956 году она с мужем слышали слухи о каком-то важном и секретном докладе Хрущева, но, несмотря на все усилия, они не смогли получить его текст. Стажевский утверждает, что он лично передал текст речи Филипу Бену.
Так был ли Бен секретным агентом, который добыл эту речь для Израиля и тем самым вывел еврейское государство в высшую лигу международного разведсообщества? Только один человек знает всю правду. Это руководитель израильской разведки, который большую часть своей профессиональной карьеры оставался за кулисами: Амос Манор, официальный глава «Шин Бет» во времена, когда «мемунех» Харел был верховным правителем израильского разведсообщества.
Пройдя все ступени служебной лестницы, Манор в течение 11 лет возглавлял «Шин Бет» вплоть до своей отставки в 1964 году. После этого он на протяжении четверти века занимался бизнесом, был членом совета директоров различных компаний, но очень редко говорил с журналистами. «Я никогда не обсуждал свою работу и не вижу причин отступать от этого правила», — заявлял Манор.
И одним из его выдающихся достижений было получение секретного доклада Хрущева. Аналитики разведки будут удивлены, но именно «Шин Бет» — служба внутренней безопасности Израиля — получила этот материал, а не знаменитый «Моссад» с его разветвленной сетью агентов по всему миру. Но у Манора были отличные источники в Восточной Европе, в задачу которых входило осуществление контроля за соблюдением американского эмбарго и выявление попыток внедрения агентуры советского блока в Израиль.
Один из агентов Манора в Варшаве сумел получить оригинальный русский текст доклада Хрущева и во второй половине апреля 1956 года направил его в штаб-квартиру «Шин Бет», располагавшуюся в окрестностях Тель-Авива, в Яффе. Основные задачи этого агента лежали в области контрразведки, но он (или она) получил доступ к этому докладу и направил его просто для ознакомления.
Манор нс знал русского языка и поручил одному из своих близких помощников, эмигранту из Советского Союза, перевести брошюру с текстом доклада на иврит. Манор также поручил ведущим экспертам «Шин Бет» по Советскому Союзу внимательно изучить текст и дать заключение о его подлинности. К этому времени КГБ уже приобрел репутацию службы, фабриковавшей дезинформационные документы.
13 апреля, в пятницу, укороченный рабочий день, предшествовавший еврейской праздничной субботе, шеф израильской контрразведки, сидя за своим столом в Яффе, прочел речь Хрущева. Он уже несколько недель слышал о том, что это было важное выступление и за ним гонялись американцы. Это было действительно сильное выступление, раскрывавшее глаза и а многое, что было скрыто непроницаемой завесой в Советском Союзе.
Закончив чтение, Манор взял текст на иврите и вместе с единогласным заключением своих экспертов о подлинности этого документа отправился прямо домой к Бен-Гуриону, дал ему речь и анализ «Шин Бет».
В субботу Бен-Гурион и Манор встретились снова, и когда премьер окончательно убедился в подлинности документа, он приказал немедленно передать его американцам. Только после этого Манор отправился домой к Харелу и, не раскрывая источник, ознакомил его с полученным документом.
Израильтяне всегда стремились использовать каждый шанс для того, чтобы произвести впечатление на американцев, и уже через два дня после того, как Бен-Гурион принял решение, в Вашингтон к Джеймсу Энглтону вылетел курьер израильской разведки с докладом Хрущева. Премьер инстинктивно почувствовал, что это может стать прорывом, который сделает Израиль уважаемым стратегическим союзником Соединенных Штатов. Бен-Гурион также полагал, что если Израиль предаст огласке текст доклада, то это еще больше осложнит и так уже достаточно напряженные отношения между Израилем и ранее поддерживавшим его Советским Союзом.
Доклад Хрущева не только прочли с интересом в ЦРУ. Американцы дали утечку в «Нью-Йорк таймс», а затем полный текст доклада был передан по радио на всех языках через радиостанцию «Радио “Свободная Европа”» и «Радио “Свобода”». Брошюры с текстом даже забрасывались с помощью воздушных шаров в страны за «железным занавесом». Именно таким способом в Польшу попали тысячи экземпляров. Возможно, именно это массовое распространение брошюры вспоминает бывший партийный босс Стажевский. С другой стороны, Филип Бен мог быть агентом Манора в Восточной Европе: глазами и ушами «Шин Бет» в самом сердце коммунистического блока.
Даже в 1970-е годы Манор не собирался раскрывать имя героя, стоявшего на другом конце информационного канала. Известно, что Манор был недоволен попытками Харела присвоить эту заслугу «Моссаду». Секретный доклад Хрущева добыл не «Моссад», а «Шин Бет», но кто направил «Шин Бет» этот доклад из Европы? В мире шпионажа ответы всегда порождают новые вопросы.
Американцев не информировали, как был добыт этот доклад. Что же касается директора ЦРУ Аллена Даллеса, то он был убежден, что это «Моссад» продемонстрировал свой класс. Он отблагодарил «Моссад» и Энглтона, поручив ему работу по «израильскому счету», как конспиративно называют в ЦРУ двусторонние отношения. В дополнение к своим обязанностям шефа внешней контрразведки Энглтон стал самым рьяным сторонником Израиля в американском разведсообществе. Принимая во внимание проарабские настроения в Госдепартаменте и Пентагоне, а также среди некоторой части работников ЦРУ, это был для израильтян оазис дружбы в американской пустыне.
Энглтон блокировал и даже искажал информацию, поступавшую из других источников, которая могла навредить Израилю. Когда военный атташе США в Тель-Авиве в октябре 1956 года направил в Вашингтон информацию о том, что Израиль планирует напасть на Египет, Энглтон заявил, что эта информация не соответствует действительности. Намеренно или нет, но лучший друг Израиля в Вашингтоне помогал поддерживать там дымовую завесу, под прикрытием которой Израиль готовил захват Суэца.
Восхищение еврейским государством превратилось у Энглтона в одержимость, и он был просто околдован израильской разведкой. Он ревностно добивался того, чтобы все контакты с израильскими службами шли через него. «Помимо контрразведки Энглтон имел еще одну важную обязанность — Израиль, работу с которым он вел в традициях особой секретности, характерной для его службы», — вспоминал директор ЦРУ Уильям Колби.
Энглтон приходил в ярость, когда кто-либо в ЦРУ пытался установить контакт с Израилем, минуя его. Эта ревность достигли своего апогея в 1971 году, когда его коллега из британской контрразведки «МИ-5», Питер Райт посетил Вашингтон. Энглтон заявил официальный протест директору «МИ-5» сэру Мартину Фэрнивалю Джоунзу по поводу того, что Питер Райт за его спиной вел тайные переговоры по Израилю с другими представителями ЦРУ. Англичане оставили этот протест без внимания.
Энглтон не скрывал своих подозрений и в отношении лорда Виктора Ротшильда, главы известной еврейской банковской династии, который во время Второй мировой войны служил в английской разведке, поддерживал тесные контакты со своими бывшими коллегами в Лондоне и одновременно развивал дружеские отношения с руководителями израильских спецслужб. Энглтону не нравились эти контакты.