Не сразу удалось М. Меньшикову раскрыть свой подлинный талант яркого публициста, полемиста, философа в «Новом времени». В жизни Петербурга ничего существенного вроде бы не происходило.
Был переполох в газете «Россия», когда в январе 1902 года вышел фельетон Амфитеатрова «Господа Обмановы», в котором все увидели, что Обмановы – это господа Романовы. Автора сослали в Иркутск, были обыски, а редактора выдворили из Петербурга. Суворин думал, что под господами Обмановыми Амфитеатров имел в виду его семью, но обошлось, читатели быстро разобрались и расхватали номера, коммерческая цена вместо пяти копеек подскочила до нескольких рублей. Выпуск газеты «Россия» тут же был приостановлен. И в журналистских кругах заговорили о том, что Амфитеатров завидует популярности Дорошевича, вот и появились «Господа Обмановы». Но виноват и Сазонов, мол, фальшивый человек, недавно приносил в «Новое время» льстивую статью о деятельности Горемыкина, самого бездарного из царской администрации. Или вот И.Е. Репин прислал статью в газету и тут же хочет «предварительно» узнать свой гонорар. Говорят, что Суворин дал пятьдесят тысяч Амфитеатрову, чтобы тот написал фельетон, а Победоносцев, прочтя фельетон, сказал: «Это хуже выстрела!» И сколько всего неверного, приблизительного неслось из редакций и из высших сфер! Знал Меньшиков и о том, что вновь поднимается полемика о школьном образовании, настаивают на классическом образовании; высказывали мнение, что школьное образование должно быть свободным; Николай II высказал пожелание, чтобы школа была национальной и легкой. Меньшикова удивил и тот факт, что Суворин слишком болезненно воспринял приостановку «Нового времени», из опасения за свою жизнь он вновь заговорил о переселении за границу: если захотят, его могут повесить. А ведь статья Никольского почти официозная, а Сипягин приостановил газету на два месяца.
М. Меньшиков не переставал думать о собственном журнале или газете, но осуществить замысел не удавалась по разным обстоятельствам. В апреле 1902 года М. Меньшиков отправился в Крым для работы и для свидания с Л. Толстым, который после болезни пошёл на поправку. 1 мая 1902 года из Ялты М. Меньшиков писал в Царское Село Л.И. Веселитской и сыну Якову о своих впечатлениях о пребывании в Ялте, о солнечных днях и своих обидах на то, что он «послал миллион писем, от вас – ни одного», правда, почта запаздывает, последний номер «Нового времени» пришёл только за 27 апреля, не работается, «да и ничего решительно не лезет в голову. Мечтаю совсем бросить «Н.В.» («Новое время». – Курсив мой. – В. П.). К удивлению М. Меньшикова, Л.Н. Толстой «одобрительно отозвался о фельетонах Меньшикова, о чем он сообщил на следующий день в письме в Петербург (Антон Чехов и его критик Михаил Меньшиков. С. 209–211).
К переходу М.О. Меньшикова из «Недели», которая закрывалась по финансовым соображениям, в «Новое время» в либеральных кругах отнеслись резко отрицательно. Н.К. Михайловский в статье «Литература и жизнь» (Русское богатство. СПб., 1903. № 11. С. 85—101) высказал свое отношение к этому переходу и публикациям в газете в довольно резкой форме: «…теперь г. Меньшиков окончательно развернулся, как развертывается все в «Новом времени». Злобы и лжи в этом елейном, словоточивом писателе не меньше, чем в грубом г. Буренине… скачок из «Недели» в «Новое время» есть своего рода salto mortale. Г. Меньшиков рискнул прыгнуть и остался цел и невредим…»
7 декабря 1903 года М. Меньшиков в статье «Библейский титул г. Михайловского» в столь же резкой форме ответил на статью «Русского богатства»: «Составляет сущую клевету, будто я в «Новом времени» стал писать в ином духе, нежели в «Неделе». Я пишу на иные темы, беру другие аргументы, пишу разнообразнее, но как могу изменить свой характер и миросозерцание в два-три года?.. Я не принадлежу к составу редакции «Нового времени» и отнюдь не влияю на его направление… Припомните историю Ноя… третий Хам. Не найдет ли г. Михайловский в этом третьем сыне свои родовые, типические черты?.. Громадные томы писаний г. Михайловского – это сплошной, сорок лет длящийся, нескончаемый политический фельетон… где Россия заплевана и загажена до неузнаваемости… Что вся эта так называемая «передовая публицистика» внесла в печать известный террор, что она зажала рты множеству робких и добрых, – это так».
М. Меньшиков резко говорил о «Русских ведомостях», о «Русской мысли», о «Мире Божьем», что могло затронуть чувства А.П. Чехова, имевшего с редакциями деловые отношения. 9 марта 1904 года М. Меньшиков написал ему письмо: «Ваш отзыв о моей полемике с Михайловским меня несколько смутил, и я думаю, что я к этому моему противнику, как и ко всем прочим, отношусь с несравненно меньшею грубостью, чем они ко мне. Михайловского я никогда прилежно не читал, не тянуло, – но заглядывал в его статьи нередко. Из этих статей и личного знакомства с ним я не вынес впечатления, что это человек искренний и честный. Таков же отзыв о нем и многих радикалов, которые считали его своим вождем. Если что меня лично несколько оттолкнуло от либерального лагеря, то именно грубость, неблагородство тех приемов, которыми защищались дорогие мне начала» (Антон Чехов и его критик Михаил Меньшиков. С. 170).
Вся последующая литературная судьба М.О. Меньшикова была посвящена борьбе против террора «так называемой «передовой публицистики», которая расширила свои горизонты после революции 1905 года, когда обострились подспудно чувствовавшиеся межнациональные отношения, о своих правах заявили поляки, финны, грузины, евреи. Повсюду создавались банки, возникали частные газеты и издательства. «Письма к ближним» – так называлась рубрика в газете «Новая жизнь», которую регулярно и страстно вёл М.О. Меньшиков, обращаясь то к итогам Русско-японской войны, то к итогам политической борьбы вокруг национального вопроса. Сборники с таким названием выходили каждый год, 1902–1916, в Петербурге, и чем-то напоминали по своему жанру «Дневники писателя» Ф. Достоевского и «Маленькие письма» А.С. Суворина. В «Письмах к ближним» писатель касался злободневных проблем текущего дня, политических, военных, социальных, исторических, духовно-нравственных, бытовых. Три-четыре статьи в неделю выходили в газете, независимые от направления газеты, но точно попадающие в цель внешней и внутренней политики государства Российского. В январе 1905 года М. Меньшиков опубликовал цикл статей – «Благодарность», «Мёртвый дух», «Жировое перерождение», «Штабная метафизика», где подверг острой критике правительственных чиновников, которые так плохо подготовились к войне с Японией. Ведь знали, что Япония уже десять лет готовилась к войне, брала кредиты, закупала оружие, учила солдат и офицеров. Ведь царская администрация хорошо знала, что Россия – лакомый кусок, окружена страшными и беспощадными силами, против которых нужно военное снаряжение, способное уничтожить эту страшную силу. «В русской жизни, как в сказке, действуют два духа, – писал М. Меньшиков, – живой и мертвый. Живой дух – это дух народный, дух кипучей борьбы за существование, дух нужды и энергии, которая из нее сверкает… Но есть другой дух – мертвый и мертвящий все, к чему бы ни прикоснулся… Бюрократы могут быть лично прекрасными людьми, но бумажный дух, их сомнамбулирующий, как азот, останавливает всякое дыхание. Центральное зло нашей великой армии то же, что всей страны, – бюрократизм» (Национальная империя. М., 2004. С. 17). Началась война, чиновники подумали, что нужно иметь пушки; потом нужна Сибирская дорога; нужен план войны, а план «попал под сукно, и о нем забыли»; главнокомандующим вместо генерала Линевича, боевое счастье которому не изменяло, поставили старого и больного генерала; вместо обученных войск прислали войска худшие, на треть сформированные из инородцев, офицеров-поляков было треть состава, пятьдесят процентов врачей – евреи. Полки, составленные из запасных, не могли оказать сопротивление прекрасно обученной японской армии.
В последующих статьях М. Меньшиков говорит о Порт-Артуре, о настоящем герое Кондратенко, о Линевиче и виновнике катастрофы под Мукденом генерале Гриппенберге, о генералах Куропаткине и Драгомирове. Но у нас есть таланты, а «всё искреннее и свежее в народе заслонено бездарностью… От него наш государственный маразм, старческое бессилие в стране, ещё не жившей» (Там же. С. 29).
