В армии Гитлера служило почти 18 миллионов мужчин. Более пяти лет она вела, вероятно, самую кровопролитную войну в мировой истории и в течение некоторого времени держала в оккупации почти половину Европы, хотя все же потерпела в итоге поражение. Вермахт был не просто самой крупной армией в истории Германии. Это было миллионное войско, обладавшее большей властью, чем все когда-либо существовавшие немецкие вооруженные силы. Присягнув на верность тирану, армия стала инструментом диктатуры, пособником безумной расовой войны, оставаясь верной режиму до самого конца. Эта верность стоила германской армии колоссальных потерь — без малого пяти миллионов солдат, погибших в ходе военных действий и в плену.

Спустя десять лет после того, как в Германии в ходе демонстрации выставки «Преступления вермахта»[1]разгорелась беспрецедентная и затяжная дискуссия о виновности или невиновности вооруженных сил Третьего рейха в событиях Второй мировой, пришло время расставить точки над «i».

Для этого сегодня есть все основания и возможности. С одной стороны, многие свидетели тех событий все еще пребывают в здравом уме и доброй памяти, но при этом достигли возраста, когда нежелание отвечать на вопросы отступает перед непреодолимым желанием рассказать о тяжелых и болезненных событиях их жизни. С другой — так называемые дебаты о вермахте вызвали к жизни целую волну исследований, которые позволяют создать новый и многоликий портрет армии Третьего рейха. С третьей — с недавних пор перед нами открылась возможность исследования новых источников, хранящихся в архивах Восточной Европы. Наконец, был проанализирован огромный фонд протоколов британских секретных служб, осуществлявших прослушивание и запись разговоров заключенных немецких генералов и высокопоставленных офицеров. Их высказывания заставили задаться вопросом: как именитые военачальники расценивали военные преступления и войну в целом, в какой степени они сами были причастны к этим преступлениям?

Отвечая на эти вопросы, не стоит воспринимать вермахт как некий институт власти. Речь должна, скорее, идти о тех людях, которые служили ему, — генералах, офицерах, унтер-офицерах и солдатах, о якобы «совершенно обычных людях» из его рядов. Что же в таком случае мы увидим в итоге? Можно ли говорить об армии солдат, которые «просто выполняли приказ», или об отдельных людях, осознанно злоупотреблявших данной им властью? Как ограниченная предписаниями Версальского договора армия могла быть настолько хорошо вооружена, что оказалась весьма боеспособной уже в первые годы войны? Как немецкие вооруженные силы оказались втянутыми в нацистские игры? Как случилось, что изначально отрицательное отношение военных к Гитлеру вдруг изменилось на противоположное? Как вермахт превратился в карательное оружие? Как он позволил втянуть себя в преступление против человечества? Что знали солдаты о преступлениях, творившихся на линии фронта и в тылу? Почему они не противостояли этому? И наконец, как режиму удалось добиться того, что, несмотря на бесперспективность борьбы в последние годы войны, вермахт остался верен ему до конца?

В основу данного исследования легли подлинные истории жизни солдат и офицеров, которые позволяют судить о том, как в армии Гитлера происходили метаморфозы самосознания, поведения, понятий о победе и поражении. Но речь пойдет не только о немецких солдатах, но также о людях разных национальностей, которые должны были воевать против них, жили на оккупированных Германией территориях или пострадали от действий вермахта.

Когда 1 сентября 1939 года вермахт вступил на территорию Польши, вся Европа была шокирована боеспособностью армии, которая шесть лет назад насчитывала всего 100 000 солдат и не обладала ни одним самолетом или танком. И если солдаты рейхсвера присягали на верность Конституции Германии, то с 1934 года клятва верности приносилась лично Гитлеру. Это было залогом безусловного и, как выяснилось позже, фатального повиновения.

После 1935 года[2]многие немцы выбрали себе военную карьеру или работали на военных заводах, выполнявших заказы для нацистов. И все же война была исключительно делом генералов, потому что в 1939 году рядовые граждане не испытывали такого воодушевления относительно грядущей войны, как в 1914-м. А некоторые генералы, по меньшей мере, не возражали, когда еще в 1933 году Гитлер провозгласил целью своей политики завоевание Востока. Жажда реванша за поражение в 1918-м, испытываемая ими, позволила главе государства с легкостью убедить руководство рейхсвера в необходимости присягнуть ему. Поведение высоких военачальников, таких, например, как Вальтер фон Браухич[3], показало, что «аполитичные вояки» не сопротивлялись беспрекословной жажде завоеваний Гитлера. Скептики в рядах руководства рейхсвера были давно отстранены от дел, и планы государственного переворота, вынашиваемые Людвигом Беком[4]и Францем Гальдером[5], превратились в гору макулатуры за отсутствием возможности реализации и, прежде всего, решимости.

Польская кампания завершилась через шесть недель. Уже здесь, а не в России впервые проявилась безжалостность ведения войны Гитлером. Были совершены первые военные преступления, незаконно казнены тысячи польских солдат и гражданских лиц. Кроме того, за спиной вермахта боевые отряды СС совершали убийства гражданского населения, уничтожали целые деревни. Простой народ был лишен почти всех прав. Лишь немногие представители вермахта, как, например, генерал Йоханнес Бласковитц[6], решились протестовать, объясняя это тем, что поляки вполне обоснованно могут поднять восстание против Германии. Подобных критиков Гитлер быстро устранял, так что Бласковитц тоже был вынужден вскоре покинуть армию.

Победа над Францией, одержанная в июне 1940 года вопреки общепринятому мнению, висевшая буквально на волоске, превратилась в триумф, но триумф, чреватый роковыми последствиями. Потому что одержал его Гитлер, использовавший стратегию одного из самых своих талантливых генералов — Эриха Манштейна[7]. Фюреру удалось сломить сопротивление военачальников, сплотившихся вокруг Гальдера, и он умело воспользовался победой. Несмотря на то что при Дюнкерке диктатор совершил одну из, вероятно, самых решающих в той войне ошибок[8], поражение «кровного врага» придало ему как минимум кажущуюся ауру непобедимости.

Когда Гитлер отдал приказ о разработке плана нападения на Советский Союз, он практически не встретил сопротивления генералитета, несмотря на то что этот план и был своеобразной игрой ва-банк, в которой он использовал вермахт.

Планы диктатора — завоевать жизненное пространство на Востоке — не подчинялись никакой военной логике, хотя пропагандистскому тезису о превентивной войне, предупреждающей агрессию Советского Союза, верили многие солдаты. Тем не менее многие из них были ошеломлены и обеспокоены, когда 22 июня 1941 года тайный план нападения на Советский Союз был приведен в действие. Хотя при этом молниеносность и легкость боевых действий в первые недели войны казалась очевидным продолжением побед минувших двух лет.