В «котле» положение становилось все безнадежнее. Голод и холод истощали оставшиеся силы. Уже в середине декабря сухой паек стал еще меньше: 100 граммов хлеба, то есть два ломтя — больше солдатам выдавать было нечего, хотя маршал рейха Герман Геринг пообещал своему фюреру, что военная авиация сможет обеспечить снабжение окруженных частей. Но действительность выглядела иначе. Только одна треть того, что было обещано командованием Люфтваффе, доставлялась в войска — и даже это было только частью того, в чем, собственно, нуждалась 6-я армия, чтобы быть по меньшей мере хоть немного жизнеспособной и боеспособной.

Рождество превратилось для окруженных в праздник страха, страшного голода и ледяного холода. Лейтенант танковых войск Шюнбек все-таки пытался устроить своим товарищам праздник. Он откопал из снега в степи маленькую сосенку и поставил ее в блиндаже. В своем полевом мешке он припас несколько свеч и бутылку коньяка. Вслух была прочитана рождественская история и произнесен «Отче наш». «Я даже додумался положить руку на плечо некоторым и сказать: „Слушай, как-нибудь мы выберемся отсюда!“ Я сам в это больше не верил, и в это, пожалуй, никто не поверил», — рассказывал Шюнбек. Больше месяца солдаты должны были еще сидеть в окружении. Командование армией по указанию Гитлера отказывалось от нескольких предложений Советов о капитуляции. Снова и снова над немецкими позициями сбрасывались листовки, призывавшие солдат вермахта к переходу на противоположную территорию. Но никто из них не хотел верить советской пропаганде. Страх перед пленом был велик. «Борьбу продолжали из страха перед русскими, — рассказывал Ханс Эрдманн Шюпбек. — Мы точно знали: если сдадимся, дела у нас лучше не станут, чем если мы будем бороться до конца».

10 января 1943 года, в конце концов, начался советский массированный налет на окруженные немецкие войска. Орудия беспрерывно обстреливали оставшиеся немецкие позиции. В нескольких местах советским войскам удалось прорвать немецкие рубежи. «Котел» стал для солдат вестибюлем смерти. Внешние условия были ужасны. Военные госпитали были переполнены, медицинское снабжение вот-вот могло прекратиться. Таким образом, те немногие места в самолетах, которые улетали из окружения после выгрузки продовольственных товаров, стали для многих последней надеждой. Повезло и Хансу Эрдманну Шюнбеку, который был ранен в середине января: он одним из последних смог на самолете покинуть окруженный город.

В конце января положение ежедневно становилось все хуже и хуже. Красной армии удалось расколоть «котел». Часы защитников были сочтены. Утром 31 января советские соединения взорвали южный «котел». Во второй половине дня командующий армией Паулюс и его штаб покинули командный пункт с поднятыми руками. Генерал Зейдлиц тоже был арестован русскими. 2 февраля 1943 года капитулировал и северный «котел». Сталинградская битва была закончена. Кроме того, 90 000 немецких солдат оказались в советском плену. Почти две трети рядовых и унтер-офицеров, а также половина офицеров погибли, замерзли, умерли от голода или истощения — большая их часть в последние недели битвы. Неясная судьба ожидала и остальных. «У меня неоднократно появлялось желание, — рассказывает Манфред Гусовиус, — просто вернуться домой, просто выжить». Больше половины в высшей степени ослабленных солдат, находившихся в советских лагерях для военнопленных, весной 1943 года погибли от сыпного тифа. Лишь 6000 мужчин годы спустя вернулись домой, среди них был и коренной восточный пруссак Гусовиус.

Сталинград стал для немецкого вермахта больше, чем только проигранной битвой. Конец 6-й армии ознаменовал психологический перелом в войне. «После Сталинграда у немцев больше не было стратегии, — говорит историк Бернд Вегнер. — Необходимо было только лишь выиграть время, дать режиму последнюю передышку перед окончательным крушением. Этот процесс растянулся более чем на два года и принес вдвое больше жертв, чем война до 1943 года». Немецкие офицеры в Трент-парке тоже поняли это: «Наше положение было безнадежным. Абсолютно несущественно, где мы атакуем, — мы больше не можем идти вперед и выиграть что-нибудь», — объяснял Фридрих Фрайхерр Бройч летом 1943 года. «Удивительно, что некоторые генералы уже тогда поняли, что война была проиграна», — размышляет историк Зенке Нейцель. Однако только абсолютное меньшинство действительно сделало выводы из этого познания. «Большинство говорило: Гитлер виноват в исходе войны, другие генералы виноваты в исходе войны. А я нет. И совсем немногим удалось преодолеть этот барьер и сказать: нет, я разделяю ответственность за все то, что творилось от имени Германии».

Одним из этих немногих был и Вальтер фон Зейдлиц. В советском плену он основал Союз германских офицеров (нем. Deutscher Offiziere — BDO) и призывал своих соратников к свержению Гитлера. Поводом к принятию этого решения стал, как он сам говорил, «горький опыт Сталинграда». Многие бывшие солдаты и офицеры до сегодняшнего дня считают его предателем из-за сотрудничества с Советами. Они не осознают, что Зейдлиц в числе немногих немецких военачальников проявил настоящее гражданское мужество. Его целью, по выражению его коллеги по Союзу германских офицеров Генриха Графа Айнзиделя, было «предотвращение самоубийства Германской империи» и полного поражения Германии. Трагизм сто личности состоял в том, что он поверил обещаниям, которые дала ему советская сторона. Когда Советы поняли, что его образ не годится для пропаганды, он сначала был постепенно лишен какого-либо влияния и в конце концов даже приговорен к 25 годам принудительных работ. В октябре 1955 года он вернулся на родину и стал уединенно жить в Северной Германии.

Отстраненный от дел герой танковых войск Гудериан, напротив, в 1943 году был снова взят Гитлером на службу в качестве главнокомандующего танковыми войсками и, наконец, даже в качестве начальника Генштаба армии. После покушения на Гитлера 20 июля 1944 года он существенно способствовал радикализации войны, а именно согласно учению его фюрера: против собственного народа и против собственных солдат. Лишь незадолго до конца войны дело дошло до разрыва с диктатором. При всем при этом Гудериан в записанной американцами в июле 1945 года беседе так описывал национал-социалистический период: «Основные принципы были хороши».

Летом 1943 года вермахт попытался в последний раз захватить инициативу в свои руки. Но «величайшая танковая битва всемирной истории» под Курском, примерно в 600 км к югу от Москвы, имела в конечном итоге неоднозначный результат. Гитлер должен был окончательно похоронить свою мечту о победе на Востоке. После этого у вермахта никогда больше не было необходимых ресурсов для крупных наступательных операций. Отныне охотники превратились в добычу. Им предстояло долгое, связанное с большими потерями и кровавое отступление, которое должно было закончиться лишь через два года в Берлине.

Казнь партизан. Югославия, 1943 г.

В апреле 1945-го, в лагере для военнопленных Трент-парка на севере Лондона два генерал-майора — Герхард Фишер и Людвиг Хайльманн сидели вместе и размышляли о прошедших военных годах. Биографии обоих офицеров не слишком отличаются друг от друга. Фишер как административный служащий служил в основном в Германии. Хайльманн, напротив, был одним из офицеров парашютно-десантных войск, отмеченных самыми высокими воинскими наградами, и боролся на Крите, в России и при Монте Кассино[77]. Их беседа снова и снова заходила о военных преступлениях вермахта. «Мы были на фронте, мы говорили: „Нас не касается то, что они делают там в тылу“. Но ведь и оттуда было видно, как они обращались с пленниками», — говорит Хайльманн. Фишер вне себя от возмущения. «Мы вели себя как дикари, а не как культурный народ», — говорит он. Хайльманн соглашается с ним: «Нам навсегда присвоено имя варваров».