Но генералитету было не до того: с сентября 1939 года он был занят в военной кампании. Победа в Польше не ввела никого в заблуждение: рейх по-прежнему оставался в весьма невыгодном со стратегической точки зрения положении. Возможность начала войны с Францией и Англией Гитлер на тот момент всерьез не рассматривал, хотя «Западный вал»[60]на границе был построен и укреплен как только можно. На случай предстоящей войны с западными державами не был подготовлен ни один общестратегический план, не говоря уж о планах операций. У Генерального штаба армии даже возможности не было разрабатывать подобные планы. Размышлять о перспективах войны на Западе означало бы сомневаться во внешнеполитических способностях Гитлера. При том, что он сам предпочитал высмеивать глав западных государств. Так, 22 августа 1939 года на собрании генералитета в Оберзальцберге он заявил: «Наши противники похожи на маленьких червячков. Я видел их в Мюнхене».

Однако вскоре ситуация изменилась: Гитлер стал давить на командование своих войск, готовя новую войну. Уже 9 октября 1939 года он издал меморандум, в котором говорилось о нападении на Францию. Рурская область рассматривалась как «ахиллесова пята рейха», слабое место, куда союзники могли нанести удар. Это предполагаемое нападение он хотел предупредить, планируя нанести «большой удар» по врагу еще до Рождества 1939 года. Предварительная дата нападения была назначена на 25 ноября. «Если мы не сможем довести дело до конца, то мы заслужили серьезную порку», — заявил он. Военное руководство было шокировано. Оно теперь слишком хорошо знало о слабых местах вермахта, обнаружившихся после польской кампании. Но их фюрер, казалось, намеревался молниеносно отреагировать на опасности, грозившие империи с запада, и обрести спасение в нападении. «Для его начала никогда не рано. Предстоящие месяцы не приведут к значительному увеличению наших наступательных сил, но гораздо с большей вероятностью будут использованы противником для укрепления обороны», — говорил Гитлер. Однако меморандум, созданный верховным командованием, содержал иные выводы: вермахт не был оснащен для борьбы против «постоянных укреплений». Генерал Браухич посчитал идею «безумием», и даже сам Вальтер фон Райхенау, которого называли нацистским генералом, назвал планы Гитлера «прямо-таки преступными».

Как это уже было осенью 1938 года при Судетском кризисе, командование вермахта было взбешено игрой ва-банк, в которую играл Гитлер. Оно снова заявило о своих профессиональных сомнениях: подобная война слишком «преждевременна и бесперспективна», войска измотаны, снабжения не хватает. И, как и в 1938-м, генерал-полковник Франц Гальдер решился устранить Гитлера, подняв против него путч. Посвящен в эти планы был офицер Абвера Гельмут Гроскурт. Он записал в своем личном дневнике, как Гальдер стоял перед ним в слезах, «он уже несколько недель приходил с пистолетом в сумке к Эмилю [Гитлеру], чтобы, возможно, выстрелить в него через толпу». Заговорщики были едины в том, чтобы снова привести в исполнение планы путча в случае, если Гитлер отдаст приказ о нападении на Запад.

Впрочем, Гальдер, будучи отличным тактиком, надеялся, что без путча все-таки можно будет обойтись. Прежде чем организовывать государственный переворот, с Гитлером должен был встретиться фон Браухич, чтобы высказать фюреру свое мнение и ясно и недвусмысленно представить все возражения. На этот разговор, намеченный на 5 ноября, Гальдер возлагал большие надежды. Тем в большем смятении он оказался, когда Гитлер с дикими криками «осадил» главнокомандующего армии фон Браухича и, хлопнув дверью, покинул комнату. «Белый как смерть, с перекошенным лицом» вышел Браухич со встречи. «Я ничего не буду делать, но я и не буду сопротивляться, если это сделает кто-то другой», — это было все, что он смог сказать. Одно-единственное предложение, характеризующее поведение всего военного начальства. Сопротивление Гальдера было подавлено еще до того, как перешло в активную фазу. Единственного припадка бешенства Гитлера полностью хватило на то, чтобы смести со стола все возражения руководителя генерального штаба.

Майор Гроскурт, который был одной из движущих сил раннего военного сопротивления, написал 6 ноября в своем личном дневнике: «…все уже слишком поздно и абсолютно запутано. Эти нерешительные военачальники вызывают отвращение. Страшно».

Генералам все же удавалось, ссылаясь на нерешенные вопросы, постоянно оттягивать решение о нападении. В основном благодаря тому, что погодные условия зимы 1939–1940 годов были неблагоприятны для нападения. Срок начала военных действий на Западе переносился 29 раз, вплоть до 10 мая 1940 года. До этого времени у вермахта была возможность разработать план военных действий против западных держав. Если подходить к делу с обычными мерками, о победе можно было и не мечтать. Союзники превосходили Германию во всех отношениях: у них было больше солдат, больше танков, больше самолетов, больше боеприпасов. И они окопались за «линией Мажино». Первые немецкие наступательные планы свидетельствовали об отсутствии у их создателей как оригинальности, так и смелости. Военный историк Карл Хайнц Фризер пишет об этом в своей книге «Легенда о блицкриге»: «Это еще вопрос, хотели ли Браухич и Гальдер вообще представить функциональный план операции или их разработки были не чем иным, как своеобразным актом сопротивления? Действия верхушки военного руководства позволяют, скорее, подозревать последнее, и предложенный план операции, похоже, был специально составлен для того, чтобы указать Гитлеру на бессмысленность нападения на Запад. Судя по всему, создатели плана наступления вообще не хотели воплощать его в жизнь».

Генерал-лейтенант фон Манштейн, руководитель Генерального штаба группы войск «А», с сомнением смотрел как на эти весьма неубедительные планы, так и на заведомо невыполнимые задачи, ставившиеся перед вермахтом. В своей ставке в Кобленце он разработал собственный план: его группа войск «А» должна была осуществить нападение там, где противник этого меньше всего ожидает, — в лесистой и холмистой области Арденн. Этот участок французской границы считался у французов «лучшим противотанковым препятствием в Европе», здесь они даже не стали расширять бункерную линию. И именно здесь должны были начать наступление концентрированные танковые силы вермахта. Выбор необычного пути наступления в плане Манштейна не был чем-то новым. Новое содержалось во второй части его концепции. Танковые войска должны были преодолеть реку Маас рядом с Седаном, а после этого оторваться от наступающей пехоты, чтобы с более высокой скоростью по широкой дуге добраться до побережья Ламанша. В итоге же главная группировка войск союзников, располагающаяся на севере Франции и Бельгии, должна была оказаться заключенной в кольцо. Эта стратегия включала в себя все, что обещало успех в «быстрой войне». Внезапное нападение на противника, постоянное движение и скорость, концентрация сил в точке прорыва и цель взять в клещи союзнических защитников. Это был классический план сражения в понимании Мольтке и Шлиффена, при котором недостаток собственных сил компенсировался смелостью. Важно при этом следующее: план «Удар серпа» не был продолжением так долго разрабатывавшейся наступательной стратегии блицкрига. По мнению военного историка Карла Хайнца Фризера, «он был своего родом актом отчаяния, попыткой с честью выйти из сомнительнейшей ситуации».