Темно—зеленые наряды кипарисов на фоне голубого неба и старинные каменные стены пролетали, как расплывчатые пятна.

Ева, удобно облокотившись на сиденье, изучала сельский пейзаж за окном.

– Все дороги ведут в Рим, – мечтательно сказала она.

Лука изобразил на лице довольную улыбку. Он задавал себе вопрос, когда произошла эта перемена.

Когда он впервые ее заметил? Это было похоже на рост цветка. Как цветку нужен срок, чтобы проклюнуться и зацвести, точно так же необходимо время, чтобы произошли перемены. Торопить ничего не следует. У всех явлений свой ритм. Для мужчины, который привык получать все, что пожелает, по одному щелчку пальцев, это было хорошим уроком.

– И, конечно же, все дороги ведут из Рима, – пробормотал он. – Как, кстати, и та, по которой мы едем!

Она обернулась и посмотрела на Оливьеро, мирно спавшего в детском автомобильном креслице. Сегодня на нем был крошечный костюм моряка из хрустящего белого хлопка, на котором были вышиты якоря.

Конечно, это было не совсем то, что она выбрала бы для ребенка на каждый день, но она уже успела заметить любовь итальянцев к тому, чтобы наряжать своих младенцев по последнему писку моды. К тому же они с Лукой направлялись на званый завтрак к Патрицио и Ливви, в их загородный дом, а подобная ситуация обязывала купить ребенку новую одежду.

– Он выглядит таким сладким, правда?

– Еще каким сладким! – снисходительно сказал он. – Abbastanza buon mangiare.[14]

– Как это переводится?

– Попробуй сама.

Ева нахмурилась. У нее случился перерыв в занятиях итальянским, но все же прогресс был заметен, поскольку Лука был серьезным надсмотрщиком.

– "Buon" значит "хороший".

– Si.

Она еще больше сморщила лоб.

– "Mangiare" значит «есть». Не так ли?

– Это переводится, как "слишком хороший, чтобы есть".

Он улыбнулся и пожал плечами.

– Видишь, я ничему не могу тебя научить. Я плохой учитель, Ева!

Она почувствовала, что обстановка начинает накаляться, и решила не подливать масла в огонь. Она была уверена, что он многому мог ее научить. Не только итальянскому языку. Они с Лукой, к счастью или нет, уже научились жить под одной крышей в относительном мире и согласии. По крайней мере, как мужчина и женщина, если не как муж и жена. Как им удавалось оставаться друзьями и любящими родителями, но при этом полностью игнорировать то, что рядом существуют страстный мужчина и до обморока влюбленная женщина?.. Как долго это могло продолжаться?

Она украдкой взглянула на Луку, который негромко выругался на итальянском, поскольку на дороге откуда—то неожиданно возник козел. Лука был великолепен. Он ненавидел кондиционеры в машинах и поэтому всегда оставлял окно открытым. Теплый, благоуханный воздух врывался в салон и трепал его волосы. Рукава его рубашки были закатаны, демонстрируя темную поросль на сильных руках, а блеклые джинсы прекрасно сидели на мускулистых бедрах.

Он был горячим и страстным мужчиной. И тем не менее…

Оливьеро исполнилось шесть недель, а Лука так и не делал никаких шагов ей навстречу. Как долго он еще намерен соблюдать этот обет безбрачия? Может, кто—то из них опасался, что начало сексуальных отношений положит конец той хрупкой дружбе и доверию, которые они так долго строили. Можно ли сделать первый шаг, пусть самый робкий? Ее терзал страх, что ее могут отвергнуть. Больше всего она боялась притворяться перед ним, что для нее это просто секс, а не безумная любовь. Она судорожно боялась признаться ему, что мечтает лишь об одном – об ответной любви.

Но она хотела слишком многого.

Лука повернулся к ней и широко улыбнулся.

– Ты в предвкушении встречи?

Она вздрогнула, опасаясь, что он читает ее мысли.

На самом деле она сгорала от желания крикнуть, чтобы он остановил машину, и броситься в его объятия.

– О да. Мне очень нравятся Патрицио и Ливви. Мне симпатичны все твои друзья.

– Теперь они и твои друзья тоже.

– Надеюсь.

Друзья, конечно. Но пока условные, она это понимала. Они исходили из очевидного факта, что она жена их друга. Рано или поздно кто-нибудь узнает, какие фальшивые у них отношения. И что тогда?

Лука притормозил, осторожно спускаясь по ухабистой дорожке, ведущей к невысокому домику на ферме. Издалека он напоминал птичье яйцо, лежащее в великолепном зеленом гнезде. Около дверей амбара бегали куры, а где—то неподалеку ворковали голуби.

Лука выключил зажигание и взглянул на Еву, отстегивающую ремень. На ней была простая одежда полотняная юбка по фигуре и короткая футболка цвета нефрита. И все равно ей удавалось выглядеть ходячей секс—бомбой. Даже если бы на ней был мешковатый наряд эскимоса от макушки до щиколоток.

– Ты вернула свою прежнюю фигуру, сага, – сказал он с оттенком восхищения. – Одежда сидит на тебе идеально.

Ну и зачем, спрашивалось, надо было говорить ей об этом в столь неурочный момент? Он сделал ей комплимент, который оставит ее раздосадованной и неудовлетворенной в течение всей пирушки. В какую игру, черт подери, он играет?

– О чем ты! Это старые тряпки, – отшутилась она, – ты возьмешь сына на руки? Или мне его нести?

Угольно—черные глаза заблестели.

– Может, еще подеремся, кому достанется честь нести ребенка? – бросил он с оттенком шутливого вызова.

Ева торопливо взялась за дверную ручку, боясь, что он увидит, как ее трясет. Неужели он умышленно делал прозрачные намеки на известную тему? Или это просто ее воображение?

– Можешь взять его сам, – сказала она.

Все остальные уже приехали и собрались в просторной беседке под виноградником. Взрослые сидели за большим деревянным столом, а дети играли на террасе – просто идиллия.

– Да, обстановка вполне миролюбивая, – негромко сказала Ева.

– Отчего бы и нет. – Он взглянул на нее и заметил, как смягчилось ее лицо. – Думаешь, везде в Италии так спокойно?

Она удивленно посмотрела на него.

– Честно сказать, не знаю, – призналась она.

Но большего сказать не успела. Послышались приветственные голоса.

Быть может, Ева первые секунды была несколько растерянна, но улыбнулась широко и солнечно. Поначалу она почти никого не узнала. Впрочем, нет, конечно же она увидела Патрицио и Ливви, которые, столь же радостно улыбаясь, гостеприимно поднялись из—за стола.

– Ева! Лука! И маленький Оливьеро!

Это послужило сигналом для всех гостей, которые тут же повскакали с мест, окружили ее ребеночка и начали восторженно умиляться. Ева заметила, что все перешли на английский язык. Она оценила их деликатность, хотя вовсе не хотела быть одной из тех женщин—иммигранток, которые никогда не приживаются в новой стране, поскольку не прилагают усилий, чтобы органично влиться в новую жизнь, новую языковую среду. Также ей претило оказаться одной из тех женщин, которые рожают кучу детей и учатся новому языку уже от них.

– Ева, присаживайся и выпей чего-нибудь, – сказала Ливви. – Ты не всех знаешь. Позволь, я тебя познакомлю.

Ева пила белое вино и жевала миндаль, пока ее представляли разным людям с невероятно романтичными именами – Клаудио и Роса, Катерина и Джакомо, Алессандро и Раймонда.

Одна молодая дама была настолько хороша, что даже женщины не могли отвести от нее глаз. С ней был мужчина, которого Ева тоже видела впервые.

– Кто это? – тихо спросила она Луку, пока он пристраивал Оливьеро в тенистый уголок.

Лука едва взглянул в направлении этой женщины.

– Ее зовут Кьяра, – сказал он несколько странным голосом. – А мужчина рядом с ней – один из известнейших итальянских режиссеров. Она актриса.

Да, она была похожа на актрису, решила Ева. В свое время она повидала немало актрис. У Кьяры были изысканные манеры, держалась она очень уверенно, как держался бы всякий с подобной внешностью.

Ее блестящие черные как смоль волосы спускались до талии, тоньше которой Ева не видывала. На ней было простое платье в розово—серых тонах, но сидело оно так, что не позволяло усомниться в безупречной стройности фигуры.