– Тогда я поеду, а ты оставайся.

– Ты можешь попасть в руки грабителей. Я предполагаю, что они отправились в Бирс-Нимруд, чтобы забрать наше оружие и лошадей, до которых они так охочи.

– Я разнесу их в клочья!

– Ты один – всех?!

– Ты прав, сиди. Я не могу тебя покинуть, ведь ты болен.

– Мы поедем оба.

– А мертвецы?

– Уложим их на лошадей, а сами пойдем рядом.

– Ты для этого слишком слаб, господин! Посмотри, как утомила тебя даже эта легкая работа! У тебя ноги дрожат.

– Они дрожат, но несут меня. Пошли!

И мы занялись печальной и нелегкой работой – укладывать тела на лошадей. Поскольку у нас было мало ремней и веревок, мне пришлось разрезать лассо, которое неизменно было со мной во всех поездках, но я расстался с ним без сожаления, ибо был абсолютно уверен, что метавшая его без промаха рука скоро станет холодной, как лед. Мы закрепили тела по двое с каждого бока лошади, взяли их за поводья и двинулись в путь.

Дорогу эту я никогда не забуду. Если бы не верный Халеф, я бы уже свалился раз десять. Буквально после каждого шага я падал на колени, через короткие промежутки останавливался, чтобы собрать остатки – не сил, нет, их давно не было – последней энергии. Два часа езды превратились в долгое путешествие.

Солнце садилось. Вместо того чтобы вести лошадь, я висел на поводьях. Так я двигался, полуповиснув, полушагая, влекомый вороным и Халефом.

Нам приходилось идти по безлюдным местам, чтобы не навлечь подозрений, и к башне мы прибрели только поздним вечером. Разве мог я когда-нибудь предполагать, что именно здесь закончится бег моей беспокойной жизни!

Мы остановились на том же самом месте, где разбили лагерь прошлым вечером.

Следов англичанина нигде не было. Записки – тоже. Наверняка он ее прочитал и по моему указанию отправился на канал. Мы сгрузили тела, привязали лошадей и легли – больше нам ничего не оставалось. «Я знаю, мы еще увидимся», – сказала тогда Бенда. Да уж, скоро точно увидимся! Несмотря на смертельную усталость, я попытался сконцентрироваться на происходящем. Если бы я был понастойчивее и отговорил Хасана от опрометчивых поступков… Если б не болезнь, я бы настиг этого Селим-агу и предотвратил преступление. Я никак не мог отделаться от чувства вины, хотя уже прошло достаточно времени.

Я провел ужасную ночь. При почти нормальной температуре у меня был учащенный пульс, дыхание было прерывистым, язык – сухим и белым, а фантазия порождала такие жуткие образы, что мне приходилось то и дело звать Халефа, чтобы он уверил меня – реальность ли это или кошмарный бред. Часто из этих фантазий меня выводили боли в костях, шее и затылке (я описываю эти симптомы только потому, что у нас эта болезнь чрезвычайно редка), и поэтому поутру я бодрствовал в отличие от Халефа и заметил у себя на шее и под мышками припухлости и карбункулы, а также кроваво-красные пятна на груди и внутренней поверхности рук. Теперь уже мне все было окончательно ясно, и я принялся будить хаджи.

При виде всего этого он пришел в ужас. Я попросил у него воды и послал к каналу, чтобы он нашел там англичанина и привез сюда. После трех часов отсутствия, показавшихся мне вечностью, он вернулся один. Он долго искал, но ничего, кроме кирки, не обнаружил, а возле нее множество следов копыт, которые свидетельствовали о развязавшейся битве. Он привез кирку с собой, она принадлежала одному из рабочих, нанятых Линдсеем. Напали ли на них? Но следов крови нигде не было! Что делать? Я разволновался еще больше. Мой внешний вид во время отсутствия Халефа явно ухудшился, ибо тот испугался еще больше и стал просить меня принять лекарства. Но разве это были лекарства! Хинин, хлороформ, мышьяк, арника, опий, нашатырный спирт и подобные «примочки» совершенно не помогали. Что я понимал в лечении чумы! Я слышал, что нужны свежий воздух, очищение кожи в ваннах и вскрытие карбункулов, и начал обсуждать с хаджи, как это можно получить. Должен же быть где-то рядом какой-то источник, родник. Бросив взгляд в восточном направлении, я подумал, что по ту сторону южных развалин должна быть вода, и попросил Халефа поехать и удостовериться, прав ли я или нет.

Добросердечный Халеф был готов услужить мне, хотя оставить меня одного без присмотра долго не решался. Но я все же убедил его.

Его не было уже полчаса, когда я услышал топот многих лошадей. Я повернулся и увидел семерых арабов, двое из которых явно были ранены. С ними были и те трое, которые вчера разговаривали со мной. Увидев тела, они сгрудились и стали тихо совещаться. Потом подошли ближе и окружили меня.

– Ну что, теперь отдашь свое оружие и лошадь? – спросил тот, кто и вчера обращался ко мне с тем же.

– Да берите, – ответил я равнодушно, оставаясь лежать.

– А где еще один твой спутник?

– А где те четверо, на которых вы вчера напали на канале? – ответил я вопросом на вопрос.

– Это ты узнаешь, когда мы заберем у тебя коня и оружие. Давай! Но смотри, на тебя смотрят шесть стволов. Если выстрелишь, считай, что ты мертвец.

– Мне и в голову не пришло стрелять. Я с охотой отдам вам все, что вы требуете: вместо того чтобы убить одного из вас, я убью всех вас, едва вы прикоснетесь к моему имуществу или коню.

Мужчина рассмеялся:

– Ну что ж, давай попробуем!

Я с трудом поднялся, протянул ему правой рукой пистолет, а левой тем временем приоткрыл накидку, обнажив шею и грудь. Араб тут же отдернул руку и с криком ужаса отпрянул к своей лошади.

– Бог мой! – вскричал он и одним прыжком оказался в седле. – У него чума! Смерть! Смерть! Бежим, правоверные, бежим от этого проклятого места, или мы все умрем. – И он стремительно поскакал прочь, а за ним и остальные.

Эти любимые сыновья Пророка в своем ужасе забыли об учении Корана, который напутствует: от судьбы все равно не уйдешь, как ни беги. Они даже позабыли пустить мне пулю в голову за то, что не смогли завладеть моим имуществом.

Через полчаса вернулся Халеф с физиономией, излучающей радость. Мое предположение подтвердилось: он нашел речушку, несущую свои прозрачные воды в Евфрат и поросшую невысоким кустарником. Я поведал ему об эпизоде с арабами, и он расстроился, что не был при этом со мной – он бы всех их перестрелял.

Перед тем как уезжать от башни, нам нужно было похоронить тела. Как раз пригодилась найденная кирка. Я с трудом дотащился до западной стороны развалин. Халеф подтащил трупы и выкопал глубокую и достаточно широкую яму под стеной, что далось ему непросто, потом усадил туда тела и начал засыпать могилу, навеки оставляя там перса и трех женщин.

В это время мне ничего не оставалось, как просто сидеть напротив и вглядываться в последний раз в черты этих ставших близкими мне людей. Вот в земле Вавилона исчезла Бенда, ее пышные, ниспадающие волосы свисали до земли, а правая рука сжимала рукоятку кинжала, пронзившего сердце. Точно так же хоронили Мохаммеда Эмина – сидя, с лицом, обращенным на запад, туда, где над Каабой восходит солнце. Кто мог подумать, что всех их постигнет одна судьба!

Когда слой земли достиг их лиц, Халеф попрощался с ними. Я тоже склонил голову.

– Ля и ляха и л ля-лл ах! – шептал хаджи. – Сиди, позволь мне прочитать молитву!

Я не мог и не хотел скрывать слез, что текли по щекам. Потом я прочитал христианскую молитву. Они не дошли до Кербелы, города тоски и печали, но пустились в иное паломничество, в город чистоты и правды, где нет лжи, а счастье и радость стали вечными добродетелями!

Могила была засыпана, и мы могли трогаться. Я умудрился с трудом залезть в седло. Но, отъезжая, обернулся к месту, с которым мне было так тяжело расстаться. О человек, прекраснейшее из земных созданий, сколь ограничен и безвластен ты, когда перед тобой отворяются двери вечности!

Медленным шагом мы миновали развалины ИбрахимХалила и пересекли южную границу археологической зоны, оставшейся у нас слева. Я прилагал все усилия, чтобы не вывалиться из седла. Прошло более часа, прежде чем мы достигли места, которое Халеф искал столько времени. Я увидел довольно широкий ручей, текущий с запада, воды которого были чисты и свежи, как в роднике. Бесчисленными извивами спускался он к реке и по обе стороны порос густым кустарником. Ясное дело, я не задавался тогда вопросом, откуда в пустынной местности появилось такое богатство природы – позже я узнал и о других притоках: НахрХаванде, Нахр-Хадрише и иных, – местность к западу отсюда вообще менее засушлива. Здесь есть довольно обширное болото, где гуляет лихорадка, и со скальных уступов срываются серебристыми потоками струи прохладной влаги.