Маленькая шхуна подошла ближе к затененным берегам острова, и разговоры на палубе смолкли. Тропическая красота Папуа показалась Уиллоуби странно отталкивающей. Он ответил на объявление профессора Деннема и сгоряча согласился помочь ученому в исследовании жизни обитателей моря у этих берегов в обмен на жалованье в три тысячи долларов в год, но теперь пожалел о своем решении. Миазмы джунглей словно выдыхали отраву в душистый ветерок с берега. Джунгли дышали, как черная пантера. Он достал из кармана письмо профессора Деннема и снова перечитал его.

Пять лет назад Уиллоуби был студентом профессора Деннема в Калифорнийском университете, где завоевал славу звезды футбола. Он помнил, как профессор был вынужден покинуть кафедру в связи с бурей негодования и издевок, которая разразилась вслед за злополучной газетной статьей. В газете написали, что профессор верит в существование морских змеев. Статья была проиллюстрирована карикатурой, изображавшей Деннема и китайского студента Чунг Чинга, его протеже и ближайшего ученика. Оба, как Лаоокон, корчились в объятиях змеи с надписью «Общественное мнение» на боку. В статье рассказывалось о проведенном на кафедре эксперименте по пересадке мозга одной крысы в голову другой. Ассистент из студентов сыграл с профессором шутку, заменив мозг самки мозгом самца, и университетский кампус бурлил от предположений, чем закончится эксперимент.

Уиллоуби было жаль профессора Деннема. Но главным доводом стали три тысячи в год; он принял предложение, с ближайшим пароходом отплыл из Сан-Франциско на восток и пересел на шхуну, шедшую на Папуа. Деннем должен был прислать за ним моторную лодку.

В письме, которое Уиллоуби перечитал, поглядывая на берег, говорилось, что профессору нужен «сильный и бесстрашный человек со стальными нервами». Отталкивающая притягательность Папуа наполнила эти слова новым смыслом.

Не успел Уиллоуби сойти на берег, как к нему обратился китаец в замасленном комбинезоне:

— Вы миста Уилби? Пожалте на мой лодка.

Уиллоуби быстро попрощался со спутниками по путешествию, и китаец повел его к лодке. Вода была так прозрачна, что лодка будто парила в воздухе. Винт взбил пену, лодка чуть накренилась, когда они обогнули мыс. Четыре часа лодка мчалась вдоль берега, мимо густых джунглей и безбрежных речных устьев. Наполовину затопленные древесные стволы уходили в болотистую почву. Борясь с подступавшим невесть откуда чувством одиночества, Уиллоуби смотрел на мангровые заросли. Глухая тоска не отпускала его. Китаец не обращал внимания на все его попытки завязать разговор и стоически хранил молчание.

В послеобеденный час, приглушив мотор, лодка вплыла в лагуну. Шум винта вспугнул птиц, сидевших на остове старого корабля, пронзенного остриями кораллов. В водах лагуны, как искры, суетились между белыми скелетами корней разноцветные рыбки. Морская жизнь покорила умерший корабль. По его бортам ползла белая плесень, в глубине виднелся прогнивший, поросший водорослями корпус. Небольшой причал просел под весом лиан, чьи щупальца полоскались в воде. Доски тревожно затрещали, когда Уиллоуби последовал за китайцем, в воздухе пронзительно загудели тучи насекомых. Дохнуло жаром, как из доменной печи. Что-то в теле Уиллоуби непрестанно пульсировало, будто при невралгии, и недвижный зной над далекими холмами, казалось, обретал голос.

Тропинка, ведущая от причала, вся заросла ползучими растениями. Китаец, обливаясь потом, рубил неподатливые отростки ножом. Орхидеи трепетали, как пламя. Безостановочное гудение насекомых взметалось громким хором. Дальше от причала извивов лиан стало меньше. Солнце проникало сквозь сплетение ветвей над головой и ложилось пятнами на тропу. И все ближе подступал низкий ритмичный звук, дергавший нервы подобно изводившему слух пению насекомых.

Затем они вышли из джунглей и Уиллоуби увидел бамбуковую изгородь, окружавшую некогда расчищенный и ухоженный участок. Джунгли, отброшенные было назад, снова наступали со всех сторон, душили сад, карабкались по изгороди и осаждали вымощенную битыми кораллами дорожку. Она вела к просторному дому с крытой пальмовыми листьями крышей и увитой лианами верандой. Позади дома внезапно и резко поднялись прибрежные скалы. Только тогда Уиллоуби понял, что это был за звук — то были волны моря, неустанно бившие о стены подводных пещер.

Китаец-проводник остался за воротами и прислонился к изгороди. Ничто не выдавало присутствия человека: Уиллоуби слышал лишь шорох своих шагов на коралловой дорожке. В двери, прорезанной сквозь пышный куст бугенвиллии с огромными пурпурными цветами, появился китаец в белой парусиновой одежде слуги. Он молча стоял, глядя на Уиллоуби и сплетая пальцы. На миг Уиллоуби вновь охватило чувство беспомощности, страха перед джунглями, ужаса подступающей смерти.

— Передай хозяину, что приехал Уиллоуби, — сказал он китайцу.

Он прошел за китайцем в дом. В тенистой гостиной было прохладно. На полу лежали китайские циновки. Кресла, набитые морской травой, манили к отдыху. Здесь были стенные шкафы с образцами морской фауны в банках с этикетками и стол с пишущей машинкой и лабораторным журналом. Рядом лежали машинописные страницы. В доме царили чистота и порядок, но Уиллоуби не ощущал себя в безопасности: джунгли были слишком близко.

— Хозяин сичас приходить, — тонким голосом сказал китаец.

— Где Чунг Чинг?

Уиллоуби знал, что китайский студент последовал за профессором Деннемом в эту уединенную лабораторию и, по слухам, финансировал эксперименты профессора.

— Он давно уходить. Я не знать много.

Лицо слуги исказила нервная гримаса.

— У вас есть лодка? Я уходить вместе, — жалобно добавил он и отшатнулся при звуке шагов. В комнату вошел профессор Деннем.

Уиллоуби был поражен: профессор изменился до неузнаваемости. Его кожа плотно обтягивала кости, глаза сверкали, как у одержимого, а протянутая Уиллоуби рука, несмотря на тропическую жару, казалась холодной и безжизненной, как у трупа.

— Рад, что вы приехали, Уиллоуби, — сказал Деннем. — Вы немного запоздали и сегодня уже не успеете повидаться с Чунг Чингом. Отложим это на завтра. Мы поужинаем и вы сможете отдохнуть. Простите, мне нужно записать кое- какие наблюдения. Я только что вернулся от Чунг Чинга и должен, не откладывая, занести их в журнал.

Уиллоуби с некоторым удивлением прошел вслед за слугой в комнату, где стояла кровать под противомоскитным пологом. Он снял обувь и пиджак, расстегнул воротничок, лег на покрывало и задремал. Его разбудило звяканье посуды.

Стол в гостиной был накрыт на двоих, но Деннем к ужину не вышел.

Слуга вертелся у стола и усердно обслуживал Уиллоуби. Подав кофе, он снова проговорил жалобным, умоляющим голосом:

— У вас есть лодка? Я уходить вместе.

Могло показаться, что вся его жизнь зависела от ответа Уиллоуби. Китаец явно испытывал непреодолимый страх, и белый вновь вспомнил о наползающих на дом джунглях и остове корабля в лагуне. Он пожалел, что Деннем не пришел, и в поисках хозяина вышел на веранду. Невежливость профессора не обидела Уиллоуби, однако тишина и гнетущее ощущение вызывали у него беспокойство. Наступила тропическая ночь, москиты нападали со всей яростью. Он слышал лишь гул подводных пещер — и больше ничего. Уиллоуби вернулся в дом, глянул на банки в стенных шкафах и подошел к столу. Из пишущей машинки торчал наполовину отпечатанный лист. Не сознавая, что читает запись, не предназначенную для его глаз, Уиллоуби забегал взглядом по строчкам:

«Сейчас уже нельзя сомневаться, что грубая физическая примитивность зверя поглотила тонкую душу Чунг Чинга. Вчера он съел двойную порцию мяса и буквально бесновался, требуя еще. Он издавал дикий рев и яростно взбивал пену в озере. Я уверен, что его ярость направлена на меня, его друга и компаньона. Он так страдал при мысли о том, что я умру прежде его и он останется в одиночестве. Не прошло и года, как он превратился в зверя и не желает меня знать. Он больше не слушает мои уговоры и…»