С Ацелой тоже что-то произошло. После прогулки с Эланом она вернулась сама не своя. Пришла, машинально разложила пасьянс, а потом вдруг сгребла все карты, встала и заявила, что у нее разболелась голова и она идет спать.

Потом вернулась бледная Пеппи. Она послала всем воздушный поцелуй, сослалась на то, что она уже совсем без сил и лучше ей уйти, пока она не заснула у всех на глазах, и ушла.

Затем появился Элан и сказал, что ему тоже пора идти, поскольку дверь в пансионе запирается рано, а ключей у него нет. Прощаясь, он попросил позволения прийти завтра.

Восстановив события вечера, Кармона, кажется, нашла причину своего напряжения. Когда она надела ночную рубашку, в дверь кто-то тихонько постучал и, не дождавшись ответа, в комнату вошла Пеппи, одетая в желтую пижаму.

— Если Элана убьют, виноват в этом будет только он сам, — зловеще прошептала она. И, плюхнувшись на широкую кровать, разрыдалась.

— Пеппи!

— А за шантаж можно упрятать человека за решетку?

— Можно.

— Да, но какой толк? Он же прекрасно знает, что я скорее умру, чем обращусь в суд.

— Что случилось, Пеппи? Может, ты объяснишь?

Голубые глаза Пеппи сверкали слезами отчаянного негодования.

— Должна рассказать, иначе просто взорвусь! Самовозгорюсь! Люди когда-то верили, что это возможно. Вспыхнешь — и конец! Остается только пепел да забавная история о том, как в тебя вселился дьявол.

— Пеппи!

Она снова энергично тряхнула головой:

— Не думай, что я шучу. Этот гад Элан шантажирует меня.

Кармона не удивилась. Поступки Элана давно уже перестали ее удивлять.

— Если бы Билл узнал, он бы убил Элана! Но я ничего не могу сделать. И Элан это знает.

Кармона опустилась рядом с нею на постель.

— Так ты расскажешь?

Пеппи покачала головой:

— Я всегда тебе все рассказывала. — Она грустно взглянула на Кармону. — Знаешь, я потому и вышла за Билла. Я с ним как за каменной стеной. Не скажу, что с такими людьми жить очень уж весело, вот и позволяешь себе иногда развлечься с кем-то другим, хотя в глубине души понимаешь, что твоя опора — муж. Но беда в том, что можно зайти слишком далеко…

— Этим и воспользовался Элан?

Пеппи кивнула:

— Я однажды провела уикэнд с Сирилом Мейнардом.

Билл сказал, что о нас с ним поговаривают. Мы поссорились, ну я и решила — пусть не зря говорят. Мне было на все наплевать. Когда разозлишься, думаешь только о том, как насолить другому. Биллу как раз пришлось уехать на выходные — какие-то дурацкие учения или что-то еще, — я и отправилась с Сирилом… Я никогда прежде такого себе не позволяла — вот клянусь, ну а тогда мне было все равно. Мы поехали в Трентон, по дороге пообедали, потом потанцевали, так что прибыли поздно. Оказалось, что Элан тоже был там. Что уж он там делал, не знаю.

Мы его не видели, но он видел, когда мы приехали. Он заглянул в журнал и обнаружил, что мы зарегистрировались под именем мистера и миссис Сирил Смит.

— Ой, Пеппи!

— Нет-нет, — отчаянно затрясла головой Пеппи, — ничего не было, не думай! Я поняла, что не смогу этого сделать. Я весь вечер дрожала, потому что Сирил смотрел на меня такими глазами… Ну, думаю, конец мне! Мне казалось, если он дотронется до меня, я его просто убью. И я сказала, чтобы он уходил. Сначала он решил, что я шучу, а потом жутко разозлился. А кончилось все это ужасной сценой. Я схватилась за шнур звонка — это была старомодная гостиница, где еще сохранились такие звонки, длинная шерстяная веревка, которая свешивается с потолка, — и сказала, что дерну за шнур и заору на весь дом, если он сейчас же не уберется. Он ушел, а я заперла дверь на засов. А утром вскочила чуть свет, взяла такси и уехала на станцию.

Кармона почувствовала огромное облегчение.

— Рассказала бы все Биллу — и дело с концом. Думаю, он бы тебе поверил.

— Я не могу ему рассказать. Все тогда изменится. Он знает, что я обожаю танцы — сам не танцует, — и разрешает мне повеселиться, везде бывать и вообще делать, что мне захочется. Он мне доверяет. А если ему все рассказать, в наших отношениях появится подозрительность. Ему будет очень тяжело, и он уже никогда — представляешь, никогда — не будет относиться ко мне по-прежнему.

— И все же лучше ему рассказать, — подумав, сказала Кармона.

— Нет, скорее умру! И не думай, что это просто слова.

Я говорю вполне серьезно. Не такая уж я хорошая… никогда не была ею и, наверное, никогда не буду. Но Билл считает меня хорошей. Дурак, правда? Но если он перестанет так думать, то как мне дальше жить? Представь себе воздушный шарик, если его проткнуть, — вот так будет и со мной, — Пеппи, как ребенок, вытерла глаза тыльной стороной ладони. — Мне придется уступить Элану.

— А чего он хочет?

— Мой жемчуг. — Пеппи потрогала двойную нитку бус поверх нарядной желтой пижамы. — Он знает, что у меня нет денег, кроме тех, что мне дает на расходы Билл. Ну а жемчуг стоит дорого. И Элан, видишь ли, готов пойти мне навстречу, взять жемчуг и оставить меня в покое И еще обещает сделать с него копию, чтобы никто ни о чем не догадался! Будь он проклят!

— Но деньги у Элана всегда уплывали сквозь пальцы, — с горечью заметила Кармона. — Истратит и придет требовать еще.

Пеппи с испугом взглянула на Кармону.

— Но у меня нет денег!

— Дорогая, это его вряд ли остановит. Он доведет тебя до такого состояния, что ты пойдешь на все, лишь бы он хоть на время оставил тебя в покое. Говорят, шантажист никогда не отпускает свою жертву. Элану надо дать отпор, рассказав все Биллу.

Пеппи вскочила.

— Я скорее умру! — воскликнула она. — Или убью!

В кабинет главного инспектора Лэма вошел Фрэнк Эбботт. Это был высокий статный мужчина лет сорока — сорока пяти. Костюм безукоризненно сидел на нем, до чрезвычайности светлые волосы были идеально приглажены.

— Вы хотели меня видеть, сэр?

Лэм устремил в него взгляд, который давно уже перестал внушать страх.

— А иначе зачем бы я посылал за вами? Садитесь, я хочу с вами поговорить, — сказал он.

Инспектора Лэма нельзя было назвать элегантным. Он являл собой тип полицейского старого образца — большой, солидный, похожий на дуб. Казалось, что массивное кресло, в котором он сидел, было сделано на заказ, специально под его размеры. Черные волосы на макушке слегка поредели, а на висках торчали в разные стороны. Говорил он с легким деревенским акцентом.

— Слушаю вас, сэр.

Лэм барабанил по колену.

— Я хочу поручить вам дело Кардосо.

— Кардосо?

— Да. Неделю назад некий испанец Хозе.

Странные имена у этих испанцев, язык сломаешь, прежде чем произнесешь. Будем называть его на английский манер — Хоузи. Так вот, он пришел и заявил об исчезновении своего брата — Филиппе Кардосо. Этот Филиппе отправился то ли по воде, на пароходе «Морская звезда», то ли по воздуху из Южной Америки в Лисабон, а из Лисабона сюда, в Англию. В Англии у него были какие-то очень важные дела.

Здесь он и исчез. Хоузи высказал предположение, что с его братом что-то случилось. Очень эмоциональный иностранец, говорит так много и так быстро, что ничего нельзя разобрать, а руками машет, будто ветряная мельница.

— Жаль, что я был занят, — заметил Фрэнк Эбботт. — Думаю, это дело гораздо интересное, чем дело о зубах торговца бакалейными товарами, убитого в Нотгинг-Хилле, которым я занимался всю последнюю неделю.

Теперь Лэм барабанил пальцами по столу:

— Не побоюсь сказать, что тогда мне показалось, что дело не стоит выеденного яйца. Начнем с того, что не было никаких доказательств, что Филиппе вообще добрался до Англии. А если и добрался, то под чужим именем, в этом Хоузи не сомневался. Если этот тип появился здесь под чужим именем, то он постарается остаться в тени, подумал я. А может быть, Хоузи очень хочет встретиться с Филиппе, а Филиппе совсем не жаждет увидеться с Хоузи. Люди не всегда рады родственникам.