— Это хорошо, что слуги… — буркнул Хакон, а Лейв Копытная Лужа беспокойно завертел носом — что там еще придумали его беспокойные собратья? Вот бы им стрелой в задницу — с меньшей охотой бросались бы в разного рода авантюры.

Пока они переговаривались, слуга, подносивший пиво и лепешки, по имени Батбай — низенького росточка, смуглый, неприметный, с плешью и бритым лицом, — внимательно прислушивался к беседе, из которой, к сожалению, мало что понял, так как не владел никакими языками, кроме родного. Вот про Ибузира-купца вроде бы говорили. А что конкретно — не ясно. Жаль. За просто так не выложит монеты узколицый чужеземец в зеленом плаще, один из тех, что не так давно поселились на постоялом дворе старого Хакима, по левую сторону перевоза.

На языке хазар чужеземец говорил плоховато, с ошибками, смешно коверкая слова и целые фразы. Однако ж понять его можно было. Батбай как-то, возвращаясь с рынка, попал под холодный ливень и, дабы не заболеть, завернул к Хакиму, не в гостевой дом, конечно, а в каморку для слуг, средь которых был некто Арпад, дальний родич его. Удачно зашел — Арпад как раз рассказывал что-то узколицему чужеземцу. Судя по одежде — богатый, расшитый серебром, кафтан, добротный плащ тонкой зеленой шерсти, — узколицый, видно, был из знатного рода, да вот почему-то не гнушался общаться со слугами, даже пил с ними кислое молодое вино. Налили вина и Батбаю. Чужеземец, как узнал, что Батбай со двора одноглазого Авраама, сразу же начал расспрашивать про постояльцев. Услыхав про варягов, оживился и попросил вспомнить их имена. Батбай, конечно, не вспомнил, он их и не знал, потому как не особо интересовался всякими там варягами. А вот пришлось поинтересоваться, по просьбе узколицего красноречиво подкрепленной подброшенной вверх монетой.

— Сначала — имена. — Поймав монету, узколицый чужеземец усмехнулся. — Потом — деньги.

Батбай всё разузнал и уже к вечеру был у ворот Хакима, трясясь от алчности и опасаясь, как бы чужеземец не передумал.

Чужеземец не передумал, и звонкая монета упала на подставленную ладонь слуги.

— Приходи еще, Батбай, — коверкая слова, сказал он на прощанье. — За вести — деньги.

Вот Батбай и повадился с тех пор на двор Хакима. А узколицый чужеземец поспешил к своим, едва дождавшись ухода слуги.

— Истома, Альв Кошачий Глаз, Лейв… Не знаю ни одного, — выслушав, покачал головой ярл. — А эти, Альв с Лейвом, они из чьего рода?

— Из чьего рода, слуга не знает, — пояснил Ирландец. — Даже не представляет откуда. Знает только, что варяги. Постойте-ка… У этого Лейва, кажется, тоже есть прозвище… Смешное такое… То ли Лужа, то ли Копыто.

— Лужа? Копыто? — переспросил Снорри. — А не Лейв ли это Копытная Лужа — родной племянничек Скъольда Альвсена?! Ну да, именно так его и звали — Лейв Копытная Лужа. Он молодой совсем.

— Да, — кивнул Ирландец. — Слуга говорил, Альв — варяг в возрасте, вислоусый, а этот Лейв — совсем молодой парень, на вид нет еще и двадцати.

— Значит, правы мы с тобой были, Никифор. — Хельги-ярл усмехнулся. — Та фибула, что мы нашли у реки. С рунами «Сиг» и «Альф». Точно, это и значит — Скъольд Альвсен. Так вот кто похитил дочку Вергела, в чем она почему-то не призналась…

— И вот кто оскопил рабов, а затем и добил их, — поддакнул Никифор. — «Кровавый орел», помните?

— Интересно, знают они о нас?

В ответ можно лишь было молча пожать плечами. Может быть, и знают. А может, и нет. Нет, ну наверняка знают, что караван Вергела охраняли викинги, но вот кто именно… нет, вряд ли.

— Конхобар, нужно, чтоб этот твой соглядатай-слуга постоянно следил за ними.

— Уже, — кратко ответил Ирландец.

Старший приказчик Вергела Имат вот уже больше недели не мог найти себе места. Халиса — любимая Халиса, его Халиса — приказала уничтожить рабыню купца Ибузира бен Кубрата, старого врага и конкурента Вергела. Рабыню ту, если верить слухам, молодую, красивую и девственную, бен Кубрат хотел подарить каган-беку Завулону в качестве наложницы, чего Халиса — законная молодая супруга Завулона, — естественно, не хотела. Поэтому ненавистную рабыню необходимо было убить. Жестоко? Да полноте… Что такое жизнь какой-то там рабыни? Впрочем, красавица Халиса вовсе не была жестокой без особой на то нужды. И эту будущую наложницу можно было бы просто-напросто лишить девственности, послав того же Имата, однако… Невольница, говорят, была очень красивой… Да, после того, как она потеряет девственность, уже ни о каком подарке каган-беку не будет и речи, но вдруг Имат прикипит к ней? Не хотелось бы просто так терять преданного человека, а посвящать в это дело кого-то еще… Ну кому же нужны лишние разговоры, сплетни, скандалы? По всему выходило — рабыню проще убить. Чем и пытался заняться Имат, но пока безуспешно.

Во-первых, проникнуть в дом хитрого и скуповатого бен Кубрата было довольно сложно, особенно ему, приказчику давнишнего соперника купца, известному в лицо всем его слугам. Нужно было срочно что-то придумать, но, как назло, не лезли в голову никакие мысли. До тех пор, пока как-то на базаре Имат не встретил давнего своего знакомца Истому. Был обычный осенний день, уже далеко не теплый, с порывами резкого, холодного ветра, срывавшего с прохожих плащи и швырявшего в лицо пригоршни мелкого холодного дождика. Мерзнущие торговцы, пытаясь согреться, переминались с ноги на ногу, а кое-кто даже и не раскладывал сегодня товар, предпочитая — пес с ней, с прибылью — провести такой не очень-то уютный день дома, в тепле и неге.

Истома Мозгляк, закутанный в теплую накидку с капюшоном, медленно прохаживался вдоль полупустых прилавков — тоже выбрал погодку для похода на рынок! — и, как показалось приказчику, кого-то высматривал. Имат подошел ближе, окликнул. Истома настороженно обернулся, недовольно буркнул что-то, по-видимому означающее приветствие, и зыркнул по сторонам глазами.

— Помнишь ту рабыню, что ты продал мне в Ладоге, а затем получил назад от моей досточтимой хозяйки? — спросил Имат вроде бы просто так, а на самом деле надеясь — а вдруг да подмогнет чем Истома Мозгляк, душегубец известный?

— Ну, помню, — без особого интереса пожал плечами Истома.

— Так она скоро станет наложницей самого каган-бека, — поведал приказчик. — А потом — кто знает? — может, и старшей женой будет.

— Привалило девке счастье, — неожиданно улыбнулся Мозгляк. — Всё как я и предвидел. Так, говоришь, она у каган-бека живет?

— Нет пока, — помотал головой Имат. — Пока у одного купца, бен Кубрата, ну, ты его не знаешь…

— У кого? — Истома насторожился, словно почуявший добычу волк. — У бен Кубрата?

— У него, — подтвердил приказчик. — А что?

— Да так. — Истома задумался. Постоял немного — Имат уже собирался уходить, — придержал приказчика за рукав: — Такой чернявый молодой парень, длинный, с глазами как у вола — слуга бен Кубрата?

— А, Езекия, — узнал по описанию Имат. — Это его единственный племянник, правда, не родной, от троюродной сестры, но, в общем, наследник. Езекия… — Приказчик неожиданно замолк. А ведь можно попробовать проникнуть в дом купца через Езекию. Мальчишка, говорят, заядлый шахматист…

И потом, можно взять в дело и этого Истому, он всё равно не останется жить здесь, в Итиле. Или — не брать? Нет, пожалуй, лучше взять, такой человек всегда пригодится… тем более если идти на убийство в чужом доме. Всё должно быть сделано быстро и в строгой тайне, а у Истомы подобного опыта не занимать. Знал о том Имат со слов Ильмана Карася, известного ладожского вора, с кем, еще до пожара, пару раз пил пиво на постоялом дворе Онфима Кобылы. Собственно, Карасю и говорил Имат о том, что охотно купил бы перед самым отплытием несколько красивых девок, даже и похищенных.

Сам Карась в таком нехорошем деле участвовать отказался, потому как местный, но вот залетному молодцу Истоме шепнул.

— Есть одно дело, Истома, — сказал Имат по-славянски. — Заработать можешь изрядно… Хочешь? Тогда слушай: Езекия, племянник бен Кубрата, частенько пускается в торговые дела помимо своего дяди, но на его средства, разумеется, а тот, старый ишак, ничего не замечает… впрочем, может, и замечает, да пока молчит до поры до времени, верно, замыслил какую-то пакость, с него станется. В общем, Езекия частенько берет левый товар, тот, что проникает в Итиль в обход каганских застав. За такое дело можно лишиться головы или… хе-хе… кое-каких других частей тела, но парень рискует, понимая, что бен Кубрат вполне может оставить его без наследства, — от этакого скупердяя всего можно ожидать. И рискует Езекия по-умному, много не берет и берет не у всех. Только у тех, кого хорошо знает. Меня он знает. И знает, что я не очень-то в ладах с Вергелом. Впрочем, не о Езекии речь. Вернее, не только о нем. О бывшей твоей рабыне…