Радимир обернулся к своим:

— Князь Хельги очень хвалит Хуслая и Юкинджу, — перевел он. — И, помня наше гостеприимство, приглашает разделить с ним трапезу.

Печенеги расслабились. Видно было, что они давно уже не ели.

— А как с этим? — Один из воинов — самый юный — небрежно кивнул на валяющегося в снегу Езекию.

— Успеется, — недовольно буркнул кривич, но сразу повеселел, увидев в руках Хельги большой серебристый кувшин, явно не пустой.

— Мы хотели перестрелять вас внезапно, — изрядно испив доброго ромейского вина, разоткровенничался Радимир. — Не знали, что ты здесь. Банщик говорил только про приказчика бен Кубрата. Подкрались, натянули луки… Тут-то я и услыхал знакомые вопли Никифора.

— Это были вовсе не вопли, друг мой, — обиженно отозвался послушник. — Я читал молитвы.

Кружась, падал снег на шатры, на укрытые рогожей повозки, на остроконечные шапки печенегов.

— Незаметно подкрались, говоришь? — усмехнулся ярл. — Желтый бунчук на твоей шапке я узнал бы и на гораздо большем расстоянии.

— Так ты нас заметил?

— А ты как думал? Позади вас уже были мои всадники.

Радимир повернулся к своим:

— Куда ты смотрел, Закрит?

Юный печенежский воин испуганно захлопал глазами.

Простившись, они исчезли в ночи, отказавшись от ночлега.

— Я видел в степи следы повозок, — вскакивая в седло, пояснил Радимир. — Это не ваш караван, чужие. Раз уж мы не привезем Хуслаю голову должника, то хоть порадуем родичей богатой добычей.

Ярл пожелал им удачи.

Шел снег, тихо ложился на землю белым девственным покрывалом. Порыв ветра сорвал со Снорри старый дырявый плащ… и принес запах дыма.

Снорри встрепенулся: ну да, явственно пахло кострами. Эх, уйти бы… Да никак, с такой ногою даже не подобраться без шума к стреноженным лошадям. Где же, интересно, Копытная Лужа?

Ага вот! Не его ли это крадущиеся шаги? Натянув плащ, Снорри прикрыл глаза, приняв вид крепко спящего человека. Лейв Копытная Лужа осторожно подошел к нему, освещая путь факелом. Кто-то из слуг вскочил, но, узнав варяга, поспешно улегся обратно — уж больно безумный вид у того был. Прирежет еще. А рисковать жизнью ради хозяйской собственности охотников мало. Лейв дрожал от нетерпения. Ну, наконец-то! Наконец-то он отомстит этому недоумку! Столько лет ждал этого момента, и вот он наконец настал. Конечно, лучше бы было, если б Снорри умер так же, как умер Войша, да уж слишком условия сейчас неподходящие, а до Саркела раненый норманн вполне может и помереть сам, без всякого участия Лейва. Ну нет… Наклонившись, Лейв вытащил из ножен кинжал, размахнулся…

И был сбит с ног мощным ударом! Опрокинутый факел упал в снег и, зашипев, погас. Сдерживая боль, Снорри выбрался из сугроба. Рядом с ним лежало неподвижное тело Лейва. Не тратя времени даром, Снорри сорвал с него пояс с мечом и кожаным кошелем-калитой. Пошарив по кошелю, отбросил в снег, оставив лишь меч… и извлеченный из калиты кусочек скрученной березовой коры. Поначалу хотел выбросить его, да вдруг задумался, с чего бы это прощелыга Лейв таскает с собой бересту. Развернул, всмотрелся в розоватом свете утренней зари. Три руны… «Змея» «Смерть»… Третья истерлась… Снеккья — «змея» смерть — ясно… а потом что? X… Хельги! Интересно. Уж не за этим ли Лейв и его люди едут в Саркел?

Но ведь ярла там нет… Тем не менее… Изможденное лицо молодого викинга вдруг озарилось радостью. Опустившись на колени, он быстро пополз к дальнему шатру — видел, как именно туда, связав, бросили златовласую рабыню. Ладислава — так ее, кажется, звать. Часовых у шатра с невольницей не было: то ли ромей этим не слишком озаботился, то ли поступил мудро — не захотел посылать козлов в огород за капустой. Тем лучше… Эх, надо было всадить Лейву кинжал в сердце. Да некогда уже — светает. О, боги, было бы неплохо, если б вы наслали бурю! Собрав последние силы, Снорри полз к шатру. Передвигаться как-то иначе он просто не мог из-за раны.

Проснувшийся купеческий служка проводил его взглядом. Кажется, недобитый варанг убил молодого толстяка? Вот и хорошо. Зря вообще Евстафий поверил варангам. Пусть меж собой ссорятся, а этот, глядишь, и еще кого из них прикончит. Так им всем и надо. Слуга улыбнулся и натянул на голову попону.

— Тихо, — шепнул Снорри, вползая в шатер к Ладиславе. Быстро развязав девушке руки, он протянул ей кусок бересты, только что найденный в калите Лейва.

— Слушай меня внимательно, девица. Сейчас, пока еще не рассвело, ты покинешь караван.

— Но меня поймают!

— Им будет не до тебя. К тому же, я верю, боги пошлют бурю. Беги же! Сначала — оврагом, затем… Там, на востоке, — утесы, их хорошо видно. Иди прямо к ним, а затем свернешь влево, там уже видны стены Итиля. Налегке ходу — сутки. Вот, возьми плащ.

— Но… — Девушка с сомнением взглянула на раненого варяга.

— Слышишь эти крики? — прошептал тот. Ладислава кивнула.

— Это играют в кости в шатре купца, — пояснил он. — Как ты думаешь, куда они пойдут после?

Без лишних слов девушка взяла плащ.

— Найдешь в Итиле Хельги-ярла. Передашь вот это. — Снорри кивнул на бересту. — Иди же!

— Прощай, — сказала Ладислава. — Но что будет с тобой?

— А меня уже давно заждались в Валгалле, — улыбнулся в ответ Снорри. — Там, в золотых чертогах Одина, ждут меня старые боевые друзья: Ингви Рыжий Червь, Харальд Бочонок, Радимир… Радимир… О, как он обрадуется, увидев меня, старый насмешник! Давненько мы с ним не пили доброго пива, вот теперь попируем вдоволь за столом Одина. Ну, время дорого, иди же, ты еще нужна этому миру. А у меня другая дорога.

Снорри говорил медленно, тяжело дыша и часто останавливаясь. На лбу его выступила испарина, и всё тело пылало горячим болезненным зноем.

— Иди же!

— Прощай, — снова произнесла Ладислава и вдруг, нагнувшись, крепко поцеловала раненого в губы.

— Иди…

Откинув полог шатра, девушка набрала в легкие побольше воздуха и, пригнувшись, стрелой понеслась вниз, к оврагу.

— Ушла, — сказал сам себе Снорри. — Нет, мне пока еще рановато в Валгаллу. — Он подполз к входу в шатер и приготовил кинжал. — Ну, идите же… Неужто никому из вас не хочется женщины? Только хорошо бы вы явились по очереди, а не все сразу.

Первым женщины захотелось Альву. Вернее, выпало на костяшках — не зря ведь играли всю ночь. Довольный, Кошачий Глаз выбрался из шатра сурожца, спустив штаны, облегчился и, алчно улыбаясь, направился к пленнице. А в воздухе уже клубилась пурга, размывая белесой мглой алые хлопья восхода.

— Ну, иди же сюда, красавица, — входя в шатер, промурлыкал Альв, еще не зная, что это были последние слова в его жизни. Острое лезвие кинжала, повинуясь твердой руке Снорри, мягко вошло ему прямо в сердце.

— Ну, вот и первый, — удовлетворенно кивнул молодой викинг, оттаскивая мертвое тело в глубину шатра. — Интересно, скоро ли пожалует следующий?

Следующим стал Истома Мозгляк. Вернее, мог бы стать, но что-то насторожило его у самого входа. Скорее всего — тишина внутри шатра. Не такой человек был Альв Кошачий Глаз, чтобы уйти от девки так быстро. Что он там с ней делает? Осторожно приподняв полог, Истома заглянул в темноту… и, завизжав, как свинья, отпрыгнул прочь, схватившись за раненую руку.

— Со вторым не получилось, — улыбнулся Снорри. — Жаль. Что ж, надо готовиться к встрече с Одином. Наверняка воины купца просто-напросто закидают меня стрелами. Просто, надежно и без всякого риска.

Снорри улегся поудобнее и, представив, как скоро будет пить пиво у Одина с Радимиром, Харальдом Бочонком и Ингви, стал ждать характерного свиста стрел. И дождался. Стрелы засвистели так, что казалось, их было не меньше сотни. Правда, в шатер не залетела ни одна. А вот снаружи громко ржали кони, раздавались крики и стоны, слышался лязг мечей и сабель.

Интересно… Снорри, чувствуя, что вот-вот потеряет сознание, выполз из шатра наружу. Вьюга выла, как стая волков, бросая прямо в лицо пригоршни острого колючего снега. Носились между шатрами всадники в остроконечных шапках. Один из них вдруг обернулся и, вытаращив глаза, поскакал прямо на Снорри.