– Все эти годы они нянчились со своей ненавистью, доводя ее до смешного.
Не могу поверить, что причина первой ссоры могла быть настолько незабываемой.
– Скорее всего, и не была.
– Что ты хочешь сказать? – недоуменно взглянула она.
– Может быть, они слишком дорожат своей враждой, чтобы оставить ее.
– Дорожат?
– Они старики. Оба пережили потерю почти всех, кого любили, – что еще осталось у них, чтобы заполнить пустоту?
– Это смешно.
– Разве? Ни один из них не женился снова, хотя я не сомневаюсь, что возможностей было достаточно, стоило только захотеть. Они не захотели – они предпочли посвятить свои жизни строительству империй; а империи нужен враг, чтобы стимулировать рост. То, что началось, без сомнения, как фамильная вражда, превратилось с годами в основополагающий ритуал… если хочешь, любимую игрушку, нечто, поддерживающее гармонию чувств. Сегодня они получали искреннее наслаждение, пререкаясь из-за тебя.
– Ты ничего не понимаешь, – возразила Мэгги, потом поколебалась, не желая давать ему в руки опасное оружие, но вынуждена была сказать:
– Они все еще думают, что мы с Финном познакомились за морем, и я предпочла бы, чтобы так оно и осталось.
Он некоторое время всматривался в ее напряженное лицо, но не произнес напрашивавшегося «почему?».
– Хочешь десерт или ликер?
Она виновато подумала о лишнем фунте, который набрала утром, и пошла на компромисс:
– Я бы не отказалась от кофе по-ирландски. Для Патти еда не еда, если не закончить чем-нибудь крепким, и я почувствовала себя очень взрослой, когда он начал давать мне «ирландский особый» лет в двенадцать. Вкус мне совершенно не нравился, но я сохранила этот обычай как фамильную ценность.
– Значит, кофе по-ирландски. А потом… я думаю, пора заняться делом, назначенным на этот вечер, не правда ли?
Глава 7
Ник Фортуна кивнул двум мужчинам в зеленой униформе с бледными лицами, и те, пропустив их, снова закрыли тяжелую стальную дверь. У Мэгги натянулись нервы, когда массивная плита с лязгом отгородила их от внешнего мира.
Довольно большая и хорошо освещенная комнатка-сейф вдруг показалась тесной и пугающе интимной.
Ник, похоже, почувствовал ее испуг, но неверно определил его причину.
– Необходимая предосторожность, – он указал на герметичную дверь. – Но сейф снабжен вентиляцией, так что удушье нам не грозит… даже если останемся на всю ночь.
Мэгги вздрогнула, когда он повернулся к стене с пронумерованными ящичками, выбирая ключ из тяжелой связки. Его успокоительное заверение имело противоположный эффект. Всю ночь… многозначительное словосочетание устроило сумбур в ее голове. Каково это было бы – провести долгие ночные часы в вынужденной близости с Ником Фортуной? Она стиснула розовую шелковую вечернюю сумочку. Как будто мало она наделала глупостей этим вечером со своими неосторожными откровениями!
Когда он напомнил в ресторане о деле, она была так насторожена, что могла предположить все что угодно, кроме самого дела. Потрясение от мысли о запретном удовольствии было настолько сильным, что предательски отразилось на лице. Ник мрачно улыбнулся.
– Камушки, Мэгги. Я имел в виду ювелирное дело.
Она мгновенно воспользовалась своим знаменитым апломбом:
– Вот черт! Я-то думала, ты наконец разболтаешь свои планы. Ведь это дело тоже было назначено на вечер.
– Ты в самом деле подумала об этом? – скептически улыбнулся он. Оба знали, что она врет.
– Конечно, – заявила Мэгги, изображая полнейшую невинность. – О чем же, по-твоему, я могла подумать?
Она искусно отняла у него инициативу, и восхищенный блеск в глазах Ника свидетельствовал о том, что он оценил этот ход. Ответь он напрямик, вышло бы, что он приписал ей свои тайные мысли, и тогда он оказался бы самонадеянным глупцом.
Вот только она забыла, что говорит с человеком, которому плевать на условности, если он победил.
– Значит ли это, что тебя не интересует разговор о том, чтобы стать моей возлюбленной?
– Я… я… прошу прощения… – она задохнулась, не в силах поверить своим ушам.
– Конечно, прощаю, Мэгги, – сказал он, шутовски прикидываясь, что понимает ее слова буквально. – Я, конечно, польщен твоим интересом, и вышло так, что как раз сейчас у меня нет любовницы, но, как я уже говорил раньше, замужние женщины не подлежат рассмотрению. Ты очень красива, и я не сомневаюсь, что найдется немало мужчин, которые будут счастливы стать мишенями твоего… энтузиазма. – Все это было сказано мягким тоном человека, желающего отказать, не обижая. Мэгги разрывалась между оскорбленной гордостью и восхищением, между яростью и смехом. Он сделал из нее самонадеянного подростка!
Зная, что протест приведет только к дальнейшим провокациям, она замкнулась в том, что должно было изображать холодное, надменное молчание, но в глазах бурлил кипяток, черный, как поданный им кофе. Мэгги молча перебирала запоздалые сокрушительные отповеди.
Вскоре после этого они отправились на фабрику и склад Фортуны. Мэгги одновременно и спешила закончить необычный вечер, и жалела о его скором завершении.
Ник вытащил несколько неглубоких ящичков и поставил их на полированную полку, тянувшуюся вдоль стены сейфа.
– Ну же! – Он поднял брови, и Мэгги, доказывая, что вполне владеет собой, подошла, касаясь шелковым рукавом темной ткани его костюма. Едва опустив глаза, Мэгги забыла об электрических разрядах, пробегающих по руке.
– Какая прелесть! – Как ни привыкла Мэгги иметь дело с драгоценностями, она была очарована. Санчес поместил свои камни в дивные изгибы золота, серебра и платины. Чистые, скупые линии были идеальным обрамлением богатого блеска роскошных камней.
– Я же говорил, что тебе понравится. – Ник направил на нее одно из прямоугольных зеркал, стоявших на полке. – Что примеришь сначала? Может быть, это?
У него был хороший вкус, но Мэгги все еще сердилась. Вместо предложенного она указала на ожерелье из квадратных изумрудов в очень простой золотой оправе.
– К нему нужна женщина с менее выступающими ключицами, – знающе заметил Ник – Мне нравится, – твердо заявила Мэгги, борясь с желанием прикрыть ключицы. Все у нее в порядке, и нечего ему подкапываться под ее самообладание. Но как же обидно было убедиться, отказавшись от помощи и самостоятельно надев ожерелье, что он оказался прав! Молча она положила ожерелье обратно в ящик и выбрала другое.
– Для этого нужна более длинная шея.
Мэгги нахмурилась своему отражению. При глубоком вырезе короткое ожерелье утрировало объем обнаженного тела. Дело тут не в шее, сказала она себе.
Каждый раз, как она выбирала что-то. Ник отпускал критический комментарий, но она упрямо держалась, пока не кончилось терпение.
– Знаешь, ты ужасный продавец. Неужели ты не хочешь, чтобы я выбрала то, что мне нравится?
– Похоже, тебе нравится все, – сделал он широкий жест рукой. – Что не позволяет сузить диапазон. При такой скорости мы действительно останемся здесь на всю ночь… или, может быть, ты этого и хочешь? Не пытаетесь ли вы скомпрометировать меня, миссис Коул?
– Эта шутка затаскана до дыр, мистер Фортуна.
Ник ухмыльнулся, и Мэгги вдруг представила его молодым боксером: пританцовывая, ныряет он под удары и наносит ответные.
– Но звучит очень свежо, когда она связана с тобой.
– Я покупаю камни, а не любовника. А если бы мне нужно было последнее, я бы выбрала кого-нибудь классом повыше. Класс – это такая штука, мистер Фортуна, которую нельзя купить за деньги. С этим нужно родиться. У вас есть костюм, но он не вполне подходит. Иногда он морщится, демонстрируя потертости.
Его глаза впервые оскорбление сузились.
– Я предпочитаю чистую совесть любому классу…
– Неверно расставлены акценты, – издевалась она. – К сожалению, у тебя нет ни класса, ни чистой совести. Шантаж, угрозы насилием не вполне к лицу достойному гражданину. И разве может быть чиста совесть у человека, который пытается продать дочь, чтобы приобрести респектабельность?..