ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

НА «ЧАПАЕВЕ»

Разину красную пасть, огромный белый медведь с ревом навалился на Диму и повалил его на лед.

«Завтракать! Завтракать!» — почудилось мальчику в рычании зверя.

Дима вскрикнул, рванулся и широко раскрыл глаза.

Перед ним была уютная, светлая, сверкающая лаком переборок каюта. На вешалках возле двери чуть покачивалась одежда. Тихонько дребезжали стаканы и графин с водой в своих гнездах на полочке.

Возле койки, положив передние лапы и голову на грудь мальчика, стоял, пошатываясь, Плутон и то тихонько скулил, то испуганно рычал, когда пол каюты выскальзывал из-под его задних лап.

Сердце еще испуганно трепыхалось в груди, но Дима с облегчением вздохнул и улыбнулся Плутон. Пес по-щенячьи взвизгнул, спрыгнул на пол, и его радостный лай загремел в маленькой каюте. Но каюта опять вдруг качнулась, лай тотчас же оборвался на жалобной ноте, и Плутон припал к полу, скорбно глядя на хозяина.

Из репродуктора послышался громкий голос:

— Завтракать, завтракать! Первая смена кончает.

Дима улыбнулся, вспомнил свой сон; и вскочил с койки.

Он торопливо умывался, разговаривая с Плутоном:

— Не скучай, Плутоша! Сейчас позавтракаю, потом тебе принесу поесть. Проголодался? Правда? Потом пойдем гулять.

Дима быстро кончил свой туалет и, приказав Плутону лежать смирно, вышел из каюты.

Во всю длину большой, высокой столовой тянулись два ряда тонких, стройных колонок из пластмассы цвета слоновой кости. Сквозь широкие окна из прозрачной стали вливался туманный свет, видны были тяжелые свинцовые валы с пенистыми гребнями. Валы проваливались, потом вновь медленно набухали, вздувались и вдруг, сгорбившись и злобно оскалив длинные ряды белых зубов, бросались вперед, на невидимого врага, и бессильно падали вниз, чтобы через минуту опять подняться для новой атаки.

Над волнами, то поднимаясь, то стремительно падая к воде, летали во всех направлениях черно-белые и белые чайки. Вместе с заглушенным завыванием ветра в столовую чуть слышно доносились их жалобные крики. Ветер подхватывал птиц, и они боком уносились вдаль, кувыркаясь, взмывая и тяжелыми взмахами вновь догоняя корабль. Другие чайки сидели на воде, колыхаясь на волнах и купаясь в их пенистых гребнях.

Дима с минуту наблюдал сквозь окно картину взволнованного моря, а затем пошел к облюбованному им еще с первого дня плавания месту за дальним столом у окна. Отовсюду слышались звон посуды, громкие разговоры, шутки, смех. Конвейеры находились в непрерывном движении, подавая из широких выходивших из центра каждого стола труб закрытые термосные тарелки, столовые приборы, плоские сосуды с напитками. Перевалив через круглую вершину стойки, конвейерная лента исчезала в другой трубе, унося в своих гнездах и карманах использованную посуду.

— А! Здравствуй, молодой человек! — весело, как старого знакомого, приветствовал Диму сидевший за столом моряк в кителе с позолоченными пуговицами, голубым вымпелом и золотыми нашивками на рукаве.

Моряк был невысок, смугл, худощав. На подвижном лице живым блеском горели большие черные глаза. Жесткие черные, точно лакированные волосы были гладко причесаны. Как у большинства людей его склада, живых, быстрых, энергичных, трудно было определить возраст этого человека. Ему легко можно было дать и тридцать, и сорок лет.

— Садись, садись, — продолжал он, наливая в стакан дымящийся кофе из термоса. — Ну, как спалось? Как себя чувствуешь при свежем ветерке?

— Спасибо, Иван Павлович, — смущенно ответил Дима, усаживаясь в кресло. — Спалось очень хорошо… Только голова сейчас чуть-чуть кружится. Ветер — пять баллов, — точно оправдываясь и в то же время щеголяя морскими словечками, добавил Дима.

— О, да! — внушительно подняв палец, подтвердил Иван Павлович. — Пять баллов! Это не шутка. Да ты заказывай себе завтрак. Чего тут засиживаться?

Дима быстро просмотрел лежащее в рамке под стеклом меню и нажал несколько кнопок, вделанных в стол.

— Ты непременно возьми тюленьи отбивные по-североземельски. Попробуй — пальчики оближешь! — рекомендовал Иван Павлович.

Дима рассмеялся. Этот человек ему очень нравился. Дима познакомился с Иваном Павловичем Карцевым в первый же день плавания за обедом и теперь норовил приходить в столовую в ту смену, когда Иван Павлович завтракал, обедал и ужинал. Дима уже успел узнать у своего нового знакомца, что он главный электрик на «Чапаеве». Морское училище кончил на штурмана, а потом увлекся электротехникой и вот уже десять лет работает в полярном флоте по этой специальности.

— А разве тюленье мясо так вкусно? — спросил Дима, снимая с конвейера кофе в термосе, заказанные блюда и приборы со своим номером. — Я думал, что его едят только во время дрейфа во льдах или потерпевшие крушение.

К столику подошел высокий широкоплечий человек со спокойными серыми глазами, чисто выбритыми лицом и головой. Кивком поздоровавшись с сидевшими за столом, он занял свободное кресло и углубился в изучение меню.

— Отстал, отстал, молодой человек, — возразил Иван Павлович, — лет на двадцать отстал! Повар в поселке на Северной Земле, давно уже нашел такой способ готовить тюленье мясо, что полярник не променяет его на самую лучшую дичь.

— А без этого способа его неприятно есть? Вам приходилось, Иван Павлович? — спрашивал Дима.

— Приходилось в самой первобытной обстановке, лет пять назад. Зима тогда была ранняя, вот как в этом году ожидается. И случилось, что заблудился я в тумане во льдах. Пять дней блуждал, голодал, наконец подстрелил тюленя у лунки. Ну, и зажарил его самым примитивным образом, и таким он мне показался вкусным — не хуже, чем по-североземельски! Да ты ешь, а то кофе остынет.

— Страшно интересно! — сказал Дима, словно пробуждаясь и принимаясь за завтрак. — А как же это случилось, что вы заблудились? Расскажите, Иван Павлович!

— После когда-нибудь. Длинная история. После завтрака приходи к люку машинного отделения. Я освобожусь, погуляем.

— Простите, товарищ, — обратился к Ивану Павловичу человек с бритой головой и серыми глазами. — Вы вскользь заметили, что зима в этом году будет ранняя. Если вас не затруднит, не скажете ли, почему вы так думаете?

— Это уже давно всем известно, — охотно ответил Иван Павлович. — Еще прошлой осенью и зимой наши и иностранные гидрологи обратили внимание, что температура Гольфстрима в Атлантике несколько понизилась и количество его теплых вод, поступающих в Полярный бассейн, уменьшилось. Было еще много других метеорологических и гидрологических показателей. Обработанные по методу академика Карелина, они дали полное основание предсказать раннюю и суровую зиму в этом году.

— Вот как! — задумчиво заметил человек с серыми глазами, поглаживая свой гладкий квадратный подбородок. — Когда же, по-вашему, должна кончиться полярная навигация?

Иван Павлович покачал головой, пожал плечами.

— По-настоящему, — ответил он, — учитывая этот прогноз, можно бы сделать еще два-три рейса. Но в этот рейс мы вышли с таким запозданием… Задержали в порту с погрузкой на целых десять дней! Подумайте, — внезапно заволновался Иван Павлович, — потеряно десять драгоценных дней короткого арктического лета! А ведь в портах скопилось множество невывезенных грузов, без которых зимой может остановиться строительство подводных шахт. Там есть и продовольствие. Если его вовремя не доставить подводным поселкам, то отрезанные от мира на всю зиму люди начнут терпеть лишения. Вот и придется теперь, не считаясь с погодой, плавать с риском для судов пока можно будет.

Иван Петрович замолчал, нервно барабаня пальцами по столу. Молчал и человек с серыми глазами. Дима с аппетитом уплетал тюленину по-североземельски, поглядывая в окно.

Море утихло. Валы вздымались ленивее и беззлобно катились вперед. Становилось светлее.

— Почему же все так сложилось? — спросил незнакомец. — Как вы думаете?