Дракон задел за землю, пропахал борозду. Его перевернуло, даже со стены отчетливо видели белесое брюхо, похожее на осетриное. Растопыренные лапы скребли воздух, крылья еще дергаются, но видно, что дракон издыхает.

На стену бегом взобрался Скиф. Лицо его было чёрное от копоти. Увидел Олега, закричал:

– Так это ты?.. Ты его так стрелой?

Олег буркнул:

– Просто повезло.

– Повезло?

– Да. Только одна стрела попала в глаз. А там, наверное, острие достало мозг. Скиф закричал:

– А другие стрелы? Да ты его истыкал, как ежа!.. Эх, если бы все так стреляли, как ты... мудрец!

Со стен хорошо было видно группу всадников, что отличалась от других как богатством одежды и доспехами, так и тем, как с ними почтительно разговаривали. То и дело к ним мчались всадники, что-то сообщали, уносились прочь, а они с небольшого холма наблюдали за городом.

Со стен видели, как от них помчался всадник, а когда приблизился к городским воротам, перевел коня на шаг. Был он в белом, без доспехов. Все видели, как он вскинул к губам великанский рог, раздался хриплый протяжный рев, от которого кровь похолодела в жилах.

Скиф вздрогнул, повел плечами. Олег смотрел хмуро, Скиф сказал с нервным смешком:

– Ну и легкие у мужика!.. Мороз по коже... Такой рев, такой рев!

Глашатай оторвал рог от губ, перевел дыхание, конь стоит смирно, привык, а глашатай мощно прокричал:

– Именем Агафирса и владетельной Миш – отпирайте ворота!

Голос был настолько мощный и повелевающий, что Олег с тревогой посмотрел в сторону городских врат. Наверху было черно от налезшего люда. Несколько мгновений стояла напряженная тишина, потом раздался смех, перешел в хохот.

– Сперва поцелуй меня, – закричал один весельчак, – я покажу тебе куда!

– Нет, пусть сам Агафирс поцелует!

– Да что там Агафирс – Миш, пусть Миш сама расцелует!

– Га-га-га!

Всадник сидел неподвижно, конь тоже не шевелился, только слегка подрагивал ушами. На стенах орали, хохотали, визжали, советы сыпались один другого солонее, но, когда всадник повернул коня, голоса стали умолкать.

А глашатай грозно грянул могучим басом:

– Тогда все вы – умрете!

Голос был страшный, обрекающий. Олег ощутил, как холодок охватил все тело, однако на воротах и стенах хохот возобновился с новой силой. Горожане орали и потрясали оружием, а кое-кто от смеха сползал с ворот, почти падал и уже от хохота корчился на земле.

Всадник снова протрубил в рог. На стене хохот и смешки постепенно утихли, все с любопытством ждали. Глашатай пустил коня еще ближе, прокричал:

– Мы пришли с миром! Городу Гелона и его жителям не будет никаких обид! Нам нужен только беглый преступник Олег, а также его спутник по имени Скиф!

Скиф толкнул Олега:

– Смотри, они привели это войско, чтобы взять тебя. А я... так, пристежка.

– Не ревнуй, – ответил Олег утешающе. – Это просто ход.

– Думаешь? – спросил Скиф с сомнением, но чуть повеселел. – Я тоже думаю, кому ты нужен... Щас я ему отвечу! Так отвечу...

Голос из-за спины произнес:

– Лучше ответить мне.

Окоем поднимался на стену торопливо, чуть запыхался, дыхание из груди вырывалось с тонким сипом, словно из прохудившегося бурдюка. Скиф хотел возразить, он-де правитель, но Олег ухватил его за локоть и сжал как клещами. Скиф зарычал, но смирился, хотя на верховного жреца смотрел исподлобья: слишком много власти его брат отдал этим священнослужителям.

Окоем погладил бороду, осмотрелся. Он тянул паузу, одновременно восстанавливая дыхание, и тысячи горожан с напряжением ловили каждый звук, что сорвется с его губ. Наконец Окоем заговорил, и голос его, неожиданно сильный и властный, прокатился над всеми слушающими, а у всадника конь вздрогнул и запрядал ушами.

– Город Гелон, – сказал Окоем мощно, – город свободы!.. Всякий беглец из других земель, не стерпев обид и утеснений, может найти здесь защиту. Преступников мы сами изгоняем. Но тех, которые приняты, мы готовы... и будем защищать всеми силами оружия, своими: жизнями, своей кровью!

Город дрогнул от дружного крика. Люди со слезами благодарности бросались на колени, вскидывали к небу кулаки, кричали, что за Гелонию – страну счастья – они отдадут всю кровь до последней капли, всю жизнь до последнего вдоха. Скиф возбужденно орал и тоже потрясал оружием. Олег чувствовал, что и его захватила эта горячая волна, которую так умело сумел разжечь Окоем. Да, теперь эти люди будут защищать город с еще большим рвением. Окоем сумел найти нужные слова, облечь их в нужную форму, сказать с нужной интонацией. Это не Скиф, что лишь бранью...

Вот она, подумал Олег с невольным восторгом и завистью, та сила, которую я понять не могу, потому что в ней ни капли ума, ни капли знаний... но эта хорошая сила, эта могучая сила, ею владел Таргитай, но я боюсь этой непонятной мощи, потому что завтра такие же хорошо сложенные слова может отыскать враг, и тогда... Нет, искать надо только в знании, в познании. В знании дважды два всегда равняется четырем, говорит ли это враг или друг, говорится это утром или вечером, в радости или гневе. В знании всегда видно, кто прав, а кто нет, и неправый либо отступит еще до схватки, либо будет разбит, ибо он не прав, а не прав – это хуже оружие, хуже позиция, да и чувство самой неправоты ослабляет волю и даже тело.

Скиф внезапно повернулся к Олегу. На смертельно бледном лице удивительно ярко горели восторгом синие глаза. Он сказал, задыхаясь, выталкивая слова, как будто стрелял ими из лука:

– Олег... я возвращаю себе право мести!

Олег отшатнулся:

– Ты забыл, что предрек твой отец?

– Олег, как ты можешь? В такой миг... говоришь всего лишь о моей жизни или моей смерти? Я нарушаю слово, данное моему любимому отцу!.. Это тяжело... и страшно. Но, Олег, есть нечто выше меня... как и выше всех людей на свете.

– Что? – спросил Олег горько.

– Зло должно быть наказано, – отрезал Скиф. – Теперь я воюю не только против убийцы моего отца! Эта женщина пришла убить и Гелона, лучшего из людей... Ибо разрушить Гелонию – это убить его по-настоящему. Его сердце все еще здесь... Ты не слышишь – он страдает, когда убивают его людей, когда вытаптывают их поля, рубят сады, засыпают колодцу Я убью ее!