– Можно, – согласился я. – Какой груз?

– Запчасти для бурильных установок. Тысяча четыреста килограмм.

– Около трех тысяч фунтов. И где же он?

– Уже здесь, капитан, – он показал в сторону ангара. – Все готово.

Тут Миклос ухмыльнулся, забрался в "додж" и укатил в указанном направлении.

– Забавный коротышка, – заметил Роджерс.

– Ты пиво принес?

– Да, – он протянул мне небольшую коричневую бутылку. – Мы отправляемся в Триполи?

– Если только не будет осложнений, – я откупорил бутылку ключом и стал вливать пиво в глотку.

– Тогда мы сможем вернуться в Берн завтра к обеду.

– Верно. Если только двигатель на полдороге не захлебнется.

Мне было интересно, смогу ли я прямиком добраться до Бенгази и затем держаться вдоль береговой линии. Это прибавит еще миль двести пятьдесят и пару часов полета, но над морем мы будем лететь только двести пятьдесят миль, а не шесть с половиной сотен.

Из-за ангара, поднимая тучи пыли, показался "додж", за ним тащился разбитый грузовичок с высокими бортами. Рядом с Миклосом сидел крупный мужчина с маленькими черными усами и обильной черной растительностью, выбивающейся через открытый ворот его рубахи. Когда агент направился к нему, тот оставался в машине.

– Все готово, капитан, – ухмыльнулся Миклос.

Грузовик медленно подрулил к "Дакоте" и замер в нескольких футах от двери. В его кузове лежало десять деревянных ящиков, сильно смахивавших на гробы, но крепко сбитых из досок дюймовой толщины, и так посеревших от солнца и пыли, словно их возили целую вечность. На них расположился крепко сбитый тип в белой рубашке и таких же свободных спортивных брюках, недружелюбно посматривавший в мою сторону.

Миклос что-то сказал ему на греческом, тот спрыгнул на землю и стал подтаскивать первый ящик на краю кузова.

– С таможней все улажено, – объявил Миклос, дергая за опоясывавшую ящик крест – накрест проволоку со свинцовым медальоном таможенной пломбы, и позвал остальных на помощь сидевшему в кузове типу. Тут он извлек из внутреннего кармана кучу бумаг и протянул мне пару из них: заполненную таможенную декларацию и чистую квитанцию на груз, которую следовало заполнить после его погрузки.

Декларация гласила, что груз состоял из четырех ящиков с резцами для бурильных головок и шести с секциями для тех же установок плюс различные запасные части.

– И все это требуется очень срочно, – заметил я.

– Они притащили бурильное оборудование из Ирака и какое-то время хранили здесь. Теперь оно им потребовалось. Американские нефтяные компании не любят ждать, – Миклос пожал плечами. – Столько всякого барахла, просто негде хранить.

– Хорошо, – сказал я, запихивая таможенную декларацию в нагрудный карман рубашки. – Открой-ка эти ящики.

– Что, капитан?

– Ящики. Открой их.

– Но они уже прошли таможню!

– Кого-нибудь из них можно снова пригласить опломбировать груз. Все равно им нужно будет произвести досмотр самолета, и они смогут потратить еще десять минут на то, чтобы опечатать ящики.

– Все так плотно упаковано.

Два верзилы, водитель грузовика и невысокий, жилистый мужчина в жилете бросили свое занятие и сразу уставились на меня. Я почувствовал, что Роджерс тоже составил им компанию. На лице у Миклоса снова появилась улыбка, правда она стала немного печальнее, но все еще довольно оптимистичная.

– Капитан, почему ты такой подозрительный?

– Думаю, Микки, все дело в том, что я старею. К тому же мне уже приходилось возить грузы нефтяным компаниям раньше. Никому в мире не потребуются четыре полных ящика резцов для бурильных головок так спешно, что их надо везти самолетом. Открывай ящики.

Улыбка Миклоса стала шире и еще печальнее. Он укоризненно покачал головой.

– Капитан, – Миклос взял меня под руку и отвел в тень самолета. Роджерс потащился за мной следом. – Ну хорошо, капитан, все правильно. Может быть там и в самом деле не бурильное оборудование. По обе стороны все улажено, и здесь, и там.

– Ну теперь это ближе к истине. Микки. Но остаются проблемы посередине.

– Пять тысяч драхм, капитан?

Я услышал как шумно засопел Роджерс. Пять тысяч в любых единицах измерения это впечатляет, особенно если ты не силен в курсах обмена. Для меня эта сумма прозвучала как что-то чуть больше шестидесяти фунтов.

– Нет, Микки. Мне это не подходит. Не будем терять время.

– Я добавлю до десяти. Сто двадцать пять фунтов.

– Нет, Микки, – я отвернулся.

Агент схватил меня за руку. Он явно был встревожен. Мне впервые довелось увидеть его в таком состоянии.

– Долларов. Три с половиной сотни. Идет?

– Нет, я его не повезу. Если ты хочешь иметь дело со мной, то сначала надо договориться. Не стоит торчать посреди летного поля и пытаться затолкать мне его в глотку.

Я снова отвернулся и стал огибать нос "Дакоты".

– Ты уже возил оружие, капитан, – бросил мне в спину Миклос. Я даже не остановился, добрался до правого двигателя, поднялся по лесенке и стал закручивать последние болты. По ту сторону самолета послышалась возня и какая-то перебранка. Затем грузовик уехал. Парой секунд позже рассержено урча мотором за ним последовал "додж" Миклоса.

Когда я спустился по лестнице на землю, меня уже поджидал Роджерс. Он смотрел на меня с плохо скрываемым любопытством.

– Я часто гадал, сможешь ли ты принять подобное предложение.

– Ну, теперь тебе это известно.

– Не обижайся, Джек, но три с половиной сотни долларов это куча денег.

– Слишком много случайностей, от которых мы очень зависим. Из-за плохой погоды полет может закончиться на Мальте или Сицилии, а я не собираюсь попасться с грузом оружия.

Он взял приставную лестницу и пошел за мной к двери.

– Куда оно предназначалось?

– Вероятнее всего в Алжир. Когда-то оно принадлежало ЭОКА, но так и не попало на Кипр. Переправь его по воздуху в Ливию, затем две с половиной сотни миль по пустыне и можешь оказаться в Алжире, даже не надо пересекать Тунис.

Роджерс согласно кивнул.

– Да, я полагаю, это грязный бизнес, – добавил он. – Все же три с половиной сотни баксов.

– Тебе все равно досталось бы не так уж и много.

Похоже он обиделся.

– Миклос сказал, что ты уже возил оружие, – то ли из упрямства, то ли из вредности не унимался Роджерс.

– Он просто болтает. Я бросил лестницу в хвост "Дакоты", хлопнул дверью и отправился запросить у Хаузера новых инструкций по телеграфу. Но мне не стоило беспокоиться. Когда я вернулся и запустил двигатель, чтобы проверить генератор, скопившаяся на дне бака вода едва не смыла двигатель с крыла. Нравилось мне это или нет, а эту ночь предстояло провести в Афинах.

Мы сняли пару комнат в небольшом отеле поблизости от площади Омония. Большинство экипажей, останавливаясь в Афинах, выбирают отели в окрестностях площади Синтагма, в одном плевке от королевского дворца. Экипажи транспортных самолетов располагаются там, где позволяют оплаченные Хаузером командировочные. В Афинах это означает площадь Омония.

Залатанные простыни, великолепный вид из окна на овощную лавку и двери того сорта, которые могут сорваться с петель, если чихнуть в опасной близости от них. Не исключено, что такие случаи могли иметь место. Но здесь, в отличие от большинства окрестных отелей, было гораздо чище, но из-за этого с нас брали за каждую ночь на целых пять драхм больше, чем в любом из них.

Мы помылись и переоделись. Я облачился в новый, щегольской летний костюм, купленный во время последней поездки в Рим, и отправился с напарником перекусить. По дороге мы заглянули на почту, чтобы удостовериться в отсутствии новых распоряжений от Хаузера и позвонить Миклосу. Его на месте не оказалось, но мне удалось убедить его секретаршу, что я не держу на него зла из-за последнего инцидента и все еще готов взяться за транспортировку нового груза.