– Ты курить не будешь, капитан, – покачал головой личный секретарь Его Превосходительства.

– Ну, ради всего святого...

– Заткнись!

Я развел руками.

– Может быть позволишь женщине вернуться домой? Уж она-то в чем виновата?

– Мы подождем.

В его глазах снова появился голодный хищный блеск, и его "Парабеллум" снова стал смотреть мне в живот. Ему дали разрешение распоряжаться нашими жизнями, в случае крайней необходимости конечно, а такую приятную новость этому тевтону повторять было излишне.

– Мне жаль, что все так получилось, Джек, – сказал Китсон.

– Оставь это. От тебя здесь ничего не зависело.

– Но я не могу...

– Заткнитесь! – рявкнул герр Хертер.

Кен попытался поудобнее устроить свою раненную руку и мы стали чего-то ждать. Но, по крайней мере, мне удалось отвлечь нашего стража от Моррисона. Ближайшее развитие событий показало, как глубоко я заблуждался.

Неожиданно из-за туч выглянуло солнце, и от этого сразу же стало теплее. Его лучи вернули песку и скалам их прежние яркие, краски.

Хертер сменил позицию, и теперь солнце светило ему в спину. Мы с Моррисоном как бы обрамляли нашу тесную группу с его женой и Китсоном посередине, немец держался от любого из нас в добрых пятнадцати футах.

– Как драгоценности попали в твой дом? – наконец начал свое расследование Хертер.

Моррисон поднял на него свой взгляд и нехотя пожал плечами.

– Как это случилось? – рявкнул немец.

Моррисон продолжал молчать.

Хертер поднял ствол пистолета и сделал пару шагов вперед. Жена Моррисона в ужасе следила за каждым его движением.

– Ты – Николас Димитри?

Моррисон медленно кивнул. Он выглядел очень усталым и, похоже, все происходящее его больше не интересовало.

Немец нахмурился и долго что-то обдумывал. Мне хотелось надеяться на его забывчивость, но этого не случилось.

– Ты же родился в Германии, не так ли?

Моррисон смотрел на него пустыми глазами.

– В каком полку служили? – рявкнул Хертер по-немецки.

– Ради бога, отстаньте от него, – вступился я за него, – он по национальности француз, и не то что по-немецки, по-английски едва понимает.

Но он устало мотнул головой и сказал:

– Я англичанин. Меня зовут Моррисон. Это мне довелось много лет назад привезти сюда эти драгоценности.

Хертер буквально замер на месте, но потом подался вперед и наставил на него свой "люгер".

– Так это ты украл их у Его Превосходительства? – словно ужаснувшись этой мысли, выпалил немец.

Моррисон едва успел кивнуть в ответ, как три выстрела в живот уложили его на месте.

Я вскочил на ноги и одним прыжком бросился на Хертера. "Люгер" развернулся в мою сторону, но мне удалось ударить по нему левой рукой. Ствол пистолета прочертил в воздухе траекторию поперек моей груди, но выстрел прогремел с некоторым опозданием, и пуля просвистела у меня под мышкой. Тут уж в ход пошла моя правая рука, я схватил его за запястье и буквально повис на нем.

В момент удара о землю "Парабеллум" вылетел из его руки и отскочил в сторону. Я первым пришел в себя, оттолкнулся от Хертера и потянулся за пистолетом.

Жена Моррисона испустила долгий протяжный вопль.

Я перевернулся, схватился за пистолет, но только за ствол. Кен тоже не захотел оставаться в стороне и подскочил к немцу. К этому времени моя правая рука уже добралась до рукоятки "люгера", но пальцы плохо слушались меня.

– Прочь с дороги, – заорал я, когда Китсон остановился и посмотрел на меня.

Тут мне стало понятно, почему немец даже не пытался встать на ноги, а остался стоять на коленях. Он торопливо полез в карман, пытаясь вытащить "Вальтер" Китсона. Как я мог упустить такую возможность. Наконец ему это удалось, и тут же раздался выстрел и мне в лицо полетел фонтанчик песка.

Только теперь мои пальцы плотно обхватили рукоять пистолета. Я выстрелил и тут же, не раздумывая послал вдогонку вторую пулю. Его начало опрокидывать на спину, поэтому выстрел из "Вальтера" пришелся выше моей головы.

Только тут мне удалось вытянуть вперед руку и прицелиться по-настоящему. Прогремел третий выстрел, Хертер откинулся назад и рухнул на мокрую траву.

Я медленно выпрямился. У меня в ушах еще долго стояло этих выстрелов. Женщина уже перестала кричать. Нужно было забрать свою "Беретту". Для этого мне пришлось порыться у Хертера в карманах, затем я взял из его руки "Вальтер" Китсона и тут увидел Моррисона.

Он лежал на спине, жена обхватила ему голову руками и держала как маленького ребенка. Рубашка на животе порвана и потемнела от крови; ее было слишком много.

– Принеси аптечку первой помощи, – сказал я Кену и стал распихивать оружие по карманам.

Моррисон еще был жив, но жизнь едва теплилась в его теле. Три пулевых ранения в живот из "Парабеллума" калибра девять миллиметров и сильное внутреннее кровотечение, вызванное разрывам главной артерии, отмерили ему несколько секунд жизни.

Китсон притащил аптечку, и мы увидели, в этом случае можно было использовать только морфий.

Моррисон открыл глаза, увидел в моих руках ампулу и прохрипел:

– Не нужно морфия. Дайте мне... дайте...

Женщина подняла на меня свой взгляд и сказала что-то резкое, после чего шприц-ампула полетел обратно в коробку. Она вытирала ему лицо своей шалью и что-то тихо нашептывала. Моррисон ответил ей и медленно поднял на меня свой взгляд.

– Тебя зовут Джек Клей... да? – прошептал он.

– Да, – кивнул я.

– А это... Китсон?

– Верно.

Моррисон слабо улыбнулся.

– А я вас помню, – пот выступил у него на лбу, и он прикрыл глаза. Женщина снова вытерла ему лицо шалью. – О вас... много говорили в то время... Два лучших пилота транспортной авиации... Всегда работали вместе, – тут Моррисон посмотрел на жену, но говорил по-английски. – Забавно, что эти двое... оказались здесь.

По его лицу начал струиться пот и он закрыл глаза. Потом Моррисон еще раз очнулся, тихо заговорил с женой по-гречески. Она что-то сказала ему в ответ, он улыбнулся и умер.

Я отступил назад и встал под крылом рядом с Китсоном. Женщина осторожно положила Моррисона на траву и накинула на его лицо свою шаль. Тут она выпрямилась и с ненавистью посмотрела на нас, ее глаза были сухими.

Говорить мне было нечего. На каком бы я языке не говорил, она будет ненавидеть каждое мое слово. Единственным аргументом для нее было то, что я привез его смерть на этот остров. Возразить мне было нечего.

Женщина отвернулась и тихо пошла по тропинке по направлению к поселку.

– Быстро в самолет и сматываемся, – тихо сказал Китсон.

Я с трудом держался на ногах и присел на пороге двери "Пьяджио", после чего стал вытаскивать из своих карманов оружие.

– Не сейчас, – покачал головой я. – Не так все просто, надо будет объяснить, откуда здесь появились два трупа.

– О, Господи, неужели содержимое этого самолета не может служить достаточно веским доводом?

Я протянул ему "Вальтер".

– Твой пистолет, если не ошибаюсь. Нет, этот довод меня не убеждает.

Мне на глаза попался Хертер, неуклюже раскинувшийся среди сырой травы. В нескольких ярдах от него аккуратно лежал Моррисон.

– Какого числа Моррисон отправился в свой последний полет и прихватил с собой драгоценности?

Китсон с недоумением уставился на меня.

– Десятого февраля. Что это тебе дает?

Я только кивнул ему в ответ. Так это случилось за неделю до того, как мы пылающим факелом рухнули на грязное поле в этом Куче. Моррисону уже никогда не доведется узнать об этом.

Я встал на ноги и подошел к трупу немца. Часть банкнот в его бумажнике была помята с заметным сгибом посредине. Это были мои доллары и франки. Бумажник был пухлый, и там еще оставалось различной валюты тысяч на двадцать пять, если пересчитывать на фунты. Забрав свои деньги, я запихнул все остальное на место и повернулся к Китсону.