— А как… — Валера совсем запутался. — Где мой сын?

— Говорю же, здесь… Ты чуть не разбудил его своим воплем. Идиот ты конченый, Валера. Едва не угробил пацана! И мы чудом… с автобусом взасос не поцеловались.

На пассажирском сиденье кто-то зашуршал, и назад просунулась голова… нет, это глюки… однозначно… На Рысцова хмуро глядел Андрон Петровский.

— Привет, — злобно сказал он без обыкновенной своей крепкозубой улыбочки. — У меня на руках Серёжка спит, поэтому пока ты ещё не в нокауте. Вот приедем, и тогда лучше не подходи ко мне ближе чем на пять метров.

Голова Андрона вновь исчезла за спинкой. Рысцов, морщась от боли, подался вперёд и убедился, что его сын действительно дрыхнет на руках у Петровского. Вместо ушанки его голову венчала голубая шляпа, съехавшая на одно ухо.

— Что здесь происходит? — беспомощно прошептал Валера, окончательно теряя связь реалий.

— А мне дико интересно твою версию для начала услышать. — Гоша жёстко взглянул на него. — Ты какого хера навёртывал от нас?

— Думал, вы мордовороты… — Рысцов осёкся. А дьявол, собственно, их знает? Да нет, быть не может. Кто угодно, но не Андрон…

— Ну, предположим, мы мордовороты и есть, — с острой усмешкой сказал Гоша. — И что?

— Думал, вы на Больбинскую работаете, — выпалил Валера, вперив взор в свои поцарапанные пальцы, на которых кровь уже запеклась коркой вокруг ногтей и на фалангах. — За сына испугался.

— Поссорился, значит, с госпожой?

— Пошёл ты! Не госпожа она мне!

— Ой ли?..

Рысцов срифмовал удачно и дерзко, но абсолютно нелитературно. Руку ломило все сильнее.

— Ты, капитан продажный, не хами мне, — спокойно ответил Гоша. — Я подполковник все-таки.

Валера недоверчиво уставился на него. Что-то здесь творится и вовсе запредельное…

Широколицый Гоша аккуратно, чтобы не травмировать его сломанное предплечье, залез своей ручищей во внутренний карман куртки, достал удостоверение и развернул его на пару секунд. Рысцов успел уяснить следующее: подполковник ФСБ Таусонскии Павел Сергеевич…

— Мы тебя уже два дня пасём, мент ты бывший, нерадивый. Так тебя сяк, — обидно сказал Таусонскии, убирая ксиву. — Это ж надо было из отеля так удочки смотать! Я еле просек, на какой ты поезд сел…

— Стоп, — Валера потихоньку собирал паукообразные кусочки мозаики произошедших событий. — Гоша… то есть Павел… А ванна…

Павел Сергеевич неоднозначно покачал головой.

— Грязно, согласен. Но никак к тебе, сволочь, не подступиться было. — После этого он морозным тоном добавил: — Я двух своих ребят потерял.

— Извини… — растерянно начал Рысцов.

— Засунь себе вонючие сопли в жопу, гнида! — рявкнул Таусонскии. И сказал уже тише: — Подкаблучник.

— Прекрати, в конце концов, унижать меня! Нашёлся тут… Я не заказывал, между прочим, ангелов-хранителей!

— Больно нужен, так-сяк! Тебя забыли спросить, как нам работать!

— Останавливай тачку!

— Отсоси у меня сначала…

Рысцов задохнулся от такой наглости и боли в неловко повёрнутой руке… Между спинками снова появилась голова Андрона. Он хищно оскалился и язвительно заявил:

— А вы подеритесь. У тебя, Паша, фора. Этот-то… грач перелётный… со сломанной лапкой!

— Надо бы ему, конечно, с пристрастием устроить… — остывая, сказал Таусонский. Потом неожиданно резко повернулся к Рысцову и прошипел: — Я тебе в анус табуретную ножку вобью, если сам все не расскажешь.

Валера искренне испугался. Не семантики фразы, а эмоциональной окраски интонации, с которой она была произнесена. Задница явственно ощутила острые колючки заноз.

Широко посаженные, с полопавшимися сосудами глаза подполковника словно пробили череп Рысцова насквозь, заставив отстраниться и упереться затылком в молчаливого бугая, сидевшего по другую сторону.

Наконец он взял себя в руки.

— Что ты хочешь узнать? И зачем?

— Зачем, говоришь? — Таусонский устало откинул голову назад. — Ты, видимо, не в курсе, что вчера в двадцать три сорок семь по…

Павел Сергеевич вдруг замолчал, нахмурившись.

Валера посмотрел тем временем в тонированное окно. Рассвело окончательно. «Тойота» довольно быстро мчалась по какому-то шоссе, видимо, в сторону столицы. Движение по встречной полосе было очень плотным. Странно, обычно люди утром, наоборот, в Москву едут. Даже теперь, в такое… смутное время…

— Давай вот что, — решил Таусонский. — Ты мне расскажи все по порядку, так-сяк. А потом я тебе расскажу. Только сначала надо решить одну вещь: ты куда хочешь пацана спрятать?

— Со мной будет, — быстро ответил Рысцов.

— Не рекомендую. Опасно.

— Тогда его нужно вернуть обратно… В Чукондово.

— Времени нет. Если б ты не дал деру… — Подполковник горько усмехнулся: — Дурак, ей-богу. Заставил меня брюхом трясти, бегать за ним! Нашёл савраску!

— Куда ж Серёжку девать? — раздражённо спросил Валера.

Павел Сергеевич осторожно покосился на него:

— Матери отдадим… Она сейчас у нас. Я охрану выделю.

— Ни за что!

— Понимаю, что баба она психованная, так-сяк, но больше некуда. Я тебе попозже объясню почему. Все, разговор окончен!

— Слушай, я не у тебя в отделе работаю! Я вообще гражданский. Чего раскомандовался?!

— Ты хочешь, чтоб твой пацан жив остался? Вопрос риторический. Поэтому будешь слушать меня. А теперь рассказывай с самого начала: с того момента, как тебя завербовали на работу к Кристине Николаевне Больбинской. Ты мент бывший, поэтому учить, думаю, не надо. Все, что помнишь и не помнишь, так-сяк: имена, объекты, связи, детали… Саша, сколько у нас осталось ещё времени до ближайшего отдела по Волгоградскому?

Высокий чернявый водитель глянул в салонное зеркальце и отозвался:

— Минут двадцать — двадцать пять, Пал Сергеич.

— Успеешь?

— Попробую. — Рысцов утомлённо облизнул губы, чувствуя на языке солёный привкус кровавой корки. — Не до последней детальки, конечно…

— Как же ты пошёл в услужение к этой сумасшедшей? — спросил Таусонский Рысцова после его пятнадцатиминутного сжатого монолога.

— Тут дело тёмное, — откликнулся Валера. — Меня вчера утром, в отёле, словно наизнанку вывернуло.