Мы с Димой почти не разговаривали, но он вернулся со мной в лагерь после моей последней поездки в Чикаго. Я не была уверена, было ли это по приказу моего отца или его собственная защитная подняла голову.

— Тогда нам придется улизнуть. Сомневаюсь, что он послушается меня, если я скажу ему остаться. Если мой отец приказал ему охранять меня, он не позволит ничему остановить его.

— Тогда мы уедем, после следующей гонки. Он редко задерживается надолго на вечеринке. И, может, ты подсыплешь ему пару таблеток снотворного. Я могу дать тебе что-нибудь крепкое.

Я отрицательно покачала головой. Хотя я доверяла Адамо себя, я не была уверена, стоит ли доверять ему жизнь Димы. В конце концов, он солдат Братвы и определенно первый, кого убьет Адамо.

— Я разберусь.

Адамо усмехнулся.

— Хорошо. Но тебе не о чем беспокоиться. Если бы я хотел избавиться от Димы, то не стал бы делать это трусливо. Я бы забил его в бою насмерть.

— Это утешает, — сухо ответила я.

Адамо придвинул наши лица еще ближе и поцеловал меня. Поцелуй был сладким с оттенком собственничества. Он прикусил мою губу, прежде чем отстранился.

— Почему Дима?

— Ты имеешь в виду, почему я с ним встречалась?

— Да, — сказал он. — Вы с ним были вместе несколько лет, верно?

— Три года.

— Так почему он? Сначала я думал, что он ревнует нас, но теперь уже не так уверен. Он определенно не одобряет это, но я не уверен, что это потому, что он хочет тебя для себя или имеется другая причина. Но ты определенно смотришь на него так, будто он может быть твоим братом, а не бывшим.

— Ты ревнуешь? Мы с ним не вместе больше года, и ни с кем другим я тоже не встречалась.

— Просто любопытно. Я все еще думаю, что он ведет себя скорее, как брат-защитник, чем как бывший парень. Это странно.

— Более странно, чем Фальконе и Михайлова? — спросила я, проводя пальцами по мускулистой груди и прессу Адамо.

Адамо усмехнулся.

— Хорошая попытка.

Я вздохнула. Я знала Диму почти всю свою жизнь. Он был моим другом еще до того, как моя мать забрала меня, и после этого он был тем, чьей компании я тоже искала. В отличие от взрослых, он не смотрел на меня с жалостью и ужасом. Он действительно не знал, что произошло. Это изменится позже, как и то, как он относился ко мне, но он всегда был рядом.

Я потянулась за пачкой сигарет, лежавшей на земле рядом со мной, закурила и глубоко затянулась. Обычно эта тема казалась слишком личной, но мы с Адамо достигли той точки в наших... отношениях, когда я хотела поделиться большей частью себя. Это было удивительное и ужасающее осознание.

Я выпустила облако дыма, прежде чем повернула голову к Адамо:

— Я хотела контролировать себя, хотела испытать сексуальность на своих собственных условиях. В прошлом... — мой голос замер. Я несколько раз покосилась на тлеющий кончик сигареты, прежде чем снова смогла заговорить. — То, что со мной сделали... все вышло из-под моего контроля. Мне приходилось терпеть боль, страх и унижение. Но с Димой, даже когда было больно, это был мой выбор. Он позволял мне самой решать. Дима был безопасным вариантом. Как мой телохранитель, он должен защищать меня. Отец убил бы его, если бы он причинил мне боль. Он человек моего отца до мозга костей. Я знала, что он никогда не сделает того, чего я не хочу. С ним я могла делать все, что хотела, вернуть силу, отнятую у меня в детстве.

Секс с Димой был... в некотором смысле освобождающим, потому что это было на моих условиях. Это не было навязано мне. Все было моим выбором. Но никогда это не казалось... правильным. Я никогда по-настоящему не отпускала свой контроль так полностью до Адамо. Мы с Димой были узами удобства. Дима, вероятно, надеялся, что это даст ему преимущество в долгосрочной перспективе, потому что как сирота, воспитанный Братвой, его возможности были бы ограничены. Но он также хотел помочь мне. А для меня это означало прорваться сквозь часть моих оков, одновременно избавив отца от моего прошлого. Видя меня в отношениях с Димой, папа надеялся, что я преодолею прошлое и смогу жить нормальной жизнью. Если бы я не пережила то, что пережила, сомневаюсь, что он был бы так же взволнован тем, что я встречаюсь с одним из его мужчин.

Адамо кивнул, и, хотя я не видела выражения его лица, я предупредила.

— Никакой жалости.

Тембр моего голоса был почти диким.

— Никакой жалости. Мы, Фальконе, не жалеем, — твердо сказал он, выхватывая сигарету у меня из рук и затянулся.

— Практически забыла, — саркастически заметила я.

Адамо снова поцеловал меня, его рука скользнула по моему голому животу, оставляя на пути мурашки. Он вновь начал отвлекающе играть с моим пирсингом. Отблеск сигареты отбрасывал тени на его лицо, отражаясь в темных глазах.

— Сказанное тобой, имеет смысл. Надеюсь, я не являюсь еще одним безопасным вариантом.

Я проглотила стон, когда Адамо потянул немного сильнее.

— Секс с тобой не имеет ничего общего с безопасным вариантом, это дикая поездка, которая полностью лишает меня всякого подобия контроля.

Адамо поцеловал уголок моей губы и раздавил сигарету.

— Значит, речь идет только о сексе и грязных оргазмах?

Нет. Уже нет. Даже если мое тело постоянно жаждало его прикосновений. Я провела ногтями по его груди и животу.

— А о чем еще может идти речь? Я действительно наслаждаюсь всеми этими грязными оргазмами. Ты никогда не жаловался.

Адамо склонился над моим соском.

— Никаких жалоб. Каждый грязный оргазм твоего умелого ротика и влага киски с члена очень ценится. — он щелкнул языком по моему соску. Затем двинулся ниже, его теплое дыхание скользнуло по животу. Он зарылся лицом в мою киску, слизывая мою страсть к нему. — Я тоже не слышу, чтобы твоя киска жаловалась.

— Заткнись, — выдохнула я, и он так и сделал, пока его рот и язык играли на киске, как на музыкальном инструменте.

Никогда ещё потеря контроля не была такой приятной.

Во время гонки на следующий день мне было тяжело сосредоточиться. Одной из причин стало недосыпание, потому что мы с Адамо были заняты друг другом до раннего утра. Меня отвлекали мысли о предстоящей встрече с Римо. Я приближусь к матери, чем когда-либо за последние десять лет. Единственный раз, когда я видела ее по-настоящему, это были кошмары. Будет ли реальность хуже?

Я не была уверена, что хочу ее видеть. Когда я думала, что она мертва, я всегда мечтала о шансе встретиться с ней лицом к лицу, но теперь, когда выбор стал реальным и в пределах моей досягаемости, моя грудь сжималась от одной только мысли. Даже если прошлое все еще преследовало меня время от времени, я держала его под контролем большую часть дней. Что, если, увидев ее, я вскрою раны, которые не смогу снова залатать?

Я финишировала пятнадцатой. Мой худший результат до сих пор, но, несмотря на мои амбиции, даже это едва заметно. Все, о чем я могла думать, это о раннем утре, когда мы отправимся в Вегас.

Дима не присоединился к компании после гонки и сразу же спрятался в своей палатке. Я пошла за ним. Я хотела проверить его, и мне все еще нужно было дать ему снотворное, чтобы он не мешал нашему плану отправиться в Вегас. Мне действительно не нужен был сопровождающий из людей отца. Это не заставит Римо отказаться от своих знаний. Он бы вышвырнул нас с пылающими пушками.

— Дима? — крикнула я.

Я не могла постучаться в его палатку. Внутри шевельнулась какая-то фигура, и в конце концов замок открылся, и Дима высунул голову. Он был только в боксерах, зрелище, которое я видела бесчисленное количество раз прежде, но теперь это неловко. Татуировка скрещенных Калашниковых клеймила его грудь — знак Братвы.

— Чего тебе ?

Я подняла два стакана с водкой.

— Мы не выпили вместе после гонки.