Кроукер поморщился.

— Немного заболела голова? — спросил Лиллехаммер и протянул ему таблетку. Голова сразу же прояснилась.

Лью уже давно заметил, что говорит он с легким, но явным британским акцентом.

— Что это, черт побери, такое?

Он взял таблетку, положил в рот и запил глотком пива.

— Электронные средства подслушивания совершенствуются настолько быстро, что мы вынуждены прибегать к контрмерам, но не бывает розы без шипов, — он протянул руку к чемоданчику. — Этот мальчик сделает свое дело, но и на мозги будет капать. Это связано с вибрацией, которую он генерирует. Я уже, кажется, привык к этому подонку.

Он допил пиво и облизал губы.

— Кстати, вам поклон от лейтенанта Макдональда. Думаю, он сожалеет, что я занял его место в ковчеге.

— Еще пива?

— Все хорошо в меру. Одной достаточно. Спасибо.

— А англичанин вы в какой мере? — спросил Кроукер, открывая себе вторую бутылку.

Лиллехаммер рассмеялся.

— В известной мере. Однако я настолько привык к американским идиоматическим выражениям, что иногда даже беспокоюсь за мою английскую половину. Когда я нахожусь вне офиса, я чувствую всеиспепеляющее желание стать истым британцем. Вот что значит быть зачатым английской мамой и американским папой.

— А где расположен ваш офис?

— У меня его нет.

— Как нет?

Лиллехаммер поднял вверх указательный палец.

— Если бы у меня был офис, все бы знали, чем я занимаюсь. Не один год потребовался ЦРУ, чтобы дойти до этого.

Кроукер заметил, как рентгеновские лучи глаз Лиллехаммера сфокусировались на кисти его левой руки. Лью растопырил пальцы, сработанные из титана и пластика.

— Представляю, как вы поражены. Это всех удивляет.

— С вашего позволения, — уважительно согласился Лиллехаммер.

— Я уже давно перестал стесняться своей искусственной руки.

Он показал протез — точную копию левой кисти, — выполненный в Токио бригадой биотехников и хирургов.

Это был не протез, а произведение искусства: мастерски сработанные пальцеобразные отростки уверенно сгибались в сочленениях, подобно суставам живой человеческой кисти. Скелетную основу их составлял титано-боровый сплав, покрытый матовым полимолекулярным пластиком. Ладонь, тыльная ее сторона, запястье — все было как у живого существа.

— Мне даже самому непонятно, как она функционирует, — пояснил Кроукер, — но вся эта система подсоединена каким-то образом к нервным окончаниям. Энергию же поддерживают литиевые батарейки.

Лиллехаммер разглядывал протез, подобно археологу, нашедшему экспонат, имеющий историческую ценность.

— А могу я попросить вас рассказать, что все-таки произошло?

Кроукер ждал этого вопроса:

— Я сцепился с одним хорошо тренированным ублюдком. Чемпионом по сумо. Ох и здоров же он был. К тому же прекрасно владел искусством кендо. Вы знаете, что это такое? Японская техника фехтования мечом.

— Мне доводилось весьма близко наблюдать поединки катана, и я не жалею об этом.

— Тогда вы должны знать, насколько остро заточены эти мечи. В бою лезвия даже не видно. Вот моя рука и наскочила на такой клинок.

— Насколько эффективно работает этот протез? — спросил Лиллехаммер, ощупывая один из искусственных пальцев.

Кроукер сжал пальцы в кулак, затем медленно распрямил, демонстрируя титановую ладонь.

— Это вторая, улучшенная модификация. И первая была великолепной, но эта...

Кроукер поднялся, взял одну из пустых бутылок. Удерживая ее в правой руке, он приложил искусственный палец к стеклу. Раздался странный звук, напоминающий треск разрываемого полотна. Острый как бритва кончик «пальца» надрезал бутылку, и через секунду она развалилась на две равные части.

— Удивительное сочетание силы и изящества, — прокомментировал Лиллехаммер.

Кроукер вновь уселся на стул и, указывая на чемоданчик Лиллехаммера, спросил:

— Из чего сварганили этот предмет?

— Именно, что сварганили. Какой-то фантастический пластик, легче и прочнее закаленной стели. Его даже пуля не берет — проверено в лаборатории.

Кроукер протянул своему гостю протез, чтобы тот еще раз взглянул на него, — пальцы, подобно складному охотничьему стаканчику, сократились до размеров одной фаланги. Подхватив чемоданчик, он, как пинцетом, зажал его между отростками большого и указательного пальцев. Затем надавил.

Ф-х-р-р-р!

Прорвав пластик, его титановые пальцы соединились.

Лиллехаммер с удивлением уставился на дырку в своем, доселе казавшемся непробиваемым, чемоданчике.

— Пожалуй, сейчас я не отказался бы и от второй бутылочки. Благодарю вас, — мягко сказал он.

Лиллехаммер молча тянул пиво, а Кроукер в иллюминатор наблюдал за игрой света и тени. Усиливался ветер. Надвигается шторм, подумал он, почувствовав в воздухе запах фосфора. Однако время еще есть. Но для чего? Кроукер принялся терпеливо ждать, когда же наконец Лиллехаммер объяснит истинную цель своего визита.

Поднялась волна, яхту, удерживаемую якорем, раскачивало из стороны в сторону. Кроукер, почувствовав приступ дурноты, резко поднялся и вышел из каюты. Склонившись над поручнями, он боковым зрением видел, как, стараясь не потерять достоинства, у противоположного борта травили в воду младшие лейтенанты.

— Прошу прощения и за это, — подал голос Лиллехаммер, когда Лью вернулся в каюту. — Боюсь, что и у этих таблеток тоже есть шипы.

— Будьте любезны, в следующий раз, приходя ко мне, не таскать это дерьмо с собой, — попросил Кроукер, прополаскивая рот пивом.

— Я вас вполне понимаю. Примите мои извинения.

— De nada[6], — ответил Кроукер. Лиллехаммер поставил на столик пивную бутылку, приблизился к Кроукеру и спокойно спросил:

— Вам что-нибудь говорит имя Доминик Гольдони?

— Разумеется. Большой босс. Он прекрасно спел для ФБР свою арию, и те арестовали двух его злейших врагов. За это ФБР и не посадило его самого за решетку, наоборот, взяло под покровительство ФПЗС. С тех пор он правит всем Восточным побережьем через своего шурина, добропорядочного адвоката Энтони де Камилло, более известного под именем Тони Ди. Я также слышал, что заклятый враг Гольдони, некто Молчаливый...

— Вы имеете в виду Чезаре Леонфорте?

— Именно. Молчаливый — так они его называют. И этого Молчаливого душит злоба, что он не может орудовать на территории, контролируемой Гольдони.

Лиллехаммер кивнул.

— Похвально. Вы располагаете информацией, мало кому известной. Тем не менее доказать деловые взаимоотношения между Гольдони и Энтони де Камилло, этим новоявленным адвокатом, практически не представляется возможным. Уж это мне известно. Деятели из ФПЗС на этот счет постарались. — Он вновь метнул на Кроукера пронизывающий взгляд своих сверхъестественных глаз. — Я смотрю, вы не утеряли прежних знакомств.

— Кое-какие остались. Новых же не могу себе позволить.

На лице Лиллехаммера вновь появилась эта внушающая ужас улыбка.

— Очень изящно сказано.

— Но не отражает всей гаммы моих чувств, отреагировал Кроукер на слова гостя.

Лиллехаммер еще шире раскрыл рот в улыбке, и Кроукер ясно увидел следы швов, пересекающих шрамы в уголках рта этого человека. Операцию, подумал Кроукер, делали явно на скорую руку, без надлежащих инструментов и уж наверняка не в таком очаге цивилизации, в котором мастерили его протез. А тот факт, что швы были наложены по обеим сторонам рта, свидетельствовал либо о катастрофе, либо о стычке с врагом. Такие отметины вполне могли быть и результатом пытки, ибо таили в себе намек на чье-то садистское наслаждение.

— Когда-то я предпочел молчать, вот они и постарались сделать так, чтобы мое молчание продолжалось вечно, — пояснял Лиллехаммер, как бы читая мысли Лью, и, глядя куда-то в сторону, продолжал. — Им ничего не стоило перерезать мне глотку, но это шло несколько вразрез с их планами. Я им был нужен живой, поэтому они ограничились только этим. Идея заключалась в том, чтобы перерезать мускулы и сухожилия, управляющие артикуляцией губ, но что-то не сработало. Тек что я считаю — мне повезло.