И тут же сморщился от внезапной боли. Он подпрыгивал, тряс больным кулаком, дул на него как маленький, стараясь утихомирить боль. Глаза его горели от ярости.

Чих повторился снова, теперь уже немного правее.

– Всё, ты меня достал! – Хмырь, набычившись, могучим ударом саданул по невидимому источнику заразных заболеваний. Глухо задрожала стена. Хмырь завыл, ударил ещё, лицо его исказилось судорогой. Кулак стал в два раза толще, видимо настолько распух.

Чих превратился в кашель, сместившись еще правее.

Обезумев от досады и боли, хмырь лупил по неповинной стене, и стена отвечала дрожью. Продолжалось это недолго. Что-то в нем устало и лопнуло; хмырь осел на холодный пол и тупо уставился в никуда.

– Сломался, керогаз. – Слева от Андрея Т. стоял Щекотун и довольно щурился на хмыря. Андрей Т. мгновенно всё понял. Щекотун подошел к хмырю и потрогал его отвисшую челюсть. – Тебя как звать-то, герой?

– Вася, – дрожащим голосом сказал хмырь.

– А фамилия?

– Ломов.

– Так вот, Вася Ломов, есть такая умная поговорка: «Бог не в силе, а в правде». Слыхал?

– Нет.

– Плохо, Вася, что не слыхал. Тебе бы с твоею силой в порту работать. Или в тайге, на лесоповале… А ты – только и умеешь что ломик свой сгибать-разгибать да честным людям фонари под глазами вешать. Ладно, Вася, иди, медпункт работает круглосуточно. И подумай над моими словами.

Покалеченный хмырь ушёл.

– Дурак он дурак и есть, – сказал Щекотун, когда они остались одни. – Только вы не думайте, не все в их компании такие, как этот Вася. Там есть ой-ёй-ёй какие пройдохи. – Щекотун насмешливо посмотрел на него. – Я ведь знаю, почему они за вами охотятся.

– Почему? – Андрей Т. не стал отпираться и строить из себя невинную дурочку.

– Потому, что они вас боятся.

– Именно меня? Интересный они сделали выбор.

– Вас, кого же ещё. Они же все из вашего сна. – Щекотун улыбался во всё лицо, прямо сиял от радости. Непонятно только, чему он радовался. Что в этой невесёлой истории он отыскал весёлого.

Андрей Т. усмехнулся кисло. Отвечать он не стал. И так было ясно, каков будет его ответ.

– Между прочим, вы можете извлекать из этого огромную выгоду. – Щекотун закатил глаза, должно быть, въяве представив себе эту самую выгоду, огромную, как гора Арарат, и богатую, как золотоносная жила. – Если, конечно, дело не дойдёт до Печати. – Он опустил глаза и вздохнул. – Тогда хана. Тогда они гуд бай – и уже не ваши. Вы здесь будете сами по себе, они сами по себе – только там. Но до двенадцати ещё время есть, так что не всё потеряно. – Щекотун вновь засиял, как начищенный медный чайник.

– Я что-то не понимаю. – «Ваши – не ваши», «сами по себе», «здесь и там», – от обилия этих тёмных фраз в мозгу у Андрея Т. наступило легкое помутнение.

– Очень просто, – млея от удовольствия, Щекотун принялся объяснять.

Из всех его путаных объяснений Андрей Т. усвоил для себя следующее.

Сделать с ним что-нибудь серьезное горбатая и ее уроды не могут. Они сами существуют лишь потому, что жив-здоров их создатель. Единственный для них способ сделаться от него независимыми – это зафиксировать его в полночь, во время Крайних Воздействий, Большой Круглой Печатью, хранящейся в директорском сейфе. То есть окончательно переменить ему имя и упечь его до скончания века в стены филиала НИИЧАВО. Здесь он будет в целости и сохранности культурно проводить свое время, а там они разгуляются на просторе, избавившись от своей зависимости.

– И выгоды вам от этого уже никакой, – закончил Щекотун и перешёл на другую тему:

– Как вам наша водная артерия? Нравится? Бзда – она только с виду скромная, пока течёт в Заповеднике. А на воле она широкая и могучая, особенно весной, в половодье. Сам я этого, конечно, не видел, а знаю из учебника краеведения. Посмотреть бы. – Он вздохнул. – Особенно те места, где она сливается с Тлёй и Ржой. Такая, говорят, красотища…

Он умолк на секунду, потом продолжил про речку:

– Это наша Рио де Оро. Чего здесь только не выловишь. От римских блях и греческих монет до пуговицы русского солдата. Один мой знакомый выловил порцию отварной рыбы под соусом «ридинг», кровавый ростбиф с приправой из мухоморов, пирог с ревенем и крыжовником и кусок честерского сыра. Это не считая нескольких чашек превосходного цейлонского чая «Прин– цесса Нури». Вы представляете?

Всё это было интересно, и даже очень, но Андрей Т., пока Щекотун рассказывал, то и дело поглядывал на часы. Он нервничал, время таяло.

Щекотун посмотрел на шахматную доску, зажатую у Андрея Т. под мышкой.

– Решили, как в молодости, на доске? Теперь это называется сёрфинг. – Он потрогал лакированную поверхность. – Хорошее дерево, настоящее. Такое не подведёт. Бревно, или там какая коряга, пусти их в проточную воду, они и поплывут по течению. А шахматы – те с характером. Они плывут всегда против. Как стружка от гроба или скорлупа от змеиного яйца. Или рыба, когда на нерест идёт. Вам помочь?

– Спасибо. – Андрей Т. осторожно положил раскрытую доску на воду, лакированными клетками вниз, и так же осторожно, как положил, ступил на доску ногами. – И вдвойне спасибо, что выручили. – Он тихонько оттолкнулся от берега.

– Пожалуйста. – Щекотун стоял у воды и махал Андрею рукой. – Такая моя судьба, всегда кого-нибудь выручать.

Скоро его фигурка исчезла, съеденная речным туманом.

Он давно потерял счёт времени – то ли время остановилось в беге, то ли оно, как борода на лице, вело себя в Заповеднике не по правилам. Плыть на доске было тесно и неудобно. Ноги сводило, и тогда наш путешественник, преодолев брезгливость и беспокойство, примостился на доске сидя, а ноги опустил в воду.

И сразу же пожалел об этом. Что-то скользкое и холодное ухватило его за пятку, пощекотало её недолго и отпустило. Андрей Т., едва не потеряв равновесие, выдернул ногу из воды и разглядел у себя на пятке короткую неумелую надпись синим химическим карандашом: «Прямо мель, бери левее, к фарватеру». И подписано: «Лейтенант Скворешня».

У него отлегло от сердца. Он стал загребать левее, чтобы не загорать на мели. Справа, по ходу плавания, в темноте затрепетал огонёк.

– Эй, там, на доске! Не желаете присоединиться к ужину? – послышался издалека голос.

– Спасибо за приглашение, не могу, – крикнул в ответ Андрей Т.

– А что так?

– Спешу.

– Жаль. Опять нам сидеть голодными.

Андрея Т. передернуло. Выходит, не все обитатели этой речки были такими доброхотами, как Скворешня.

Доска плыла и покачивалась, покачивалась и плыла, и было это так медленно и сонливо, что Андрей Т. не заметил, как задремал.

Сколько он проспал, неизвестно. Проснулся он от тихих ударов – дерево стучало о сталь. Шахматная доска постукивала о стальную решётку, перегораживающую русло реки. Толстые прутья решётки тянулись от поверхности вверх; нетрудно было предположить, что точно такие же прутья тянутся до самого дна.

Андрей Т. потрогал металл. Ни ржавчины, ни налета гнили. Опять этот проклятый стибон. Одним словом, приехали.

В стороне, наверно на берегу, раздавались тихие скрипы. Он прислушался: похоже, скрипело дерево. Андрей Т. направил доску туда, руками перебирая прутья. Двигался он осторожно – не хотел, чтобы его обнаружили. Скоро из прибрежной неразберихи, мутных пятен и щербатых теней, стало вырисовываться строенье. Странное это было строенье, угловатое какое-то, дёрганое, перекошенное и как будто живое.

Жёлтый свет из маленького оконца освещал прибрежный песок и какую-то костлявую лапу, очень похожую на куриную. Вела она себя вроде мирно – вяло ковырялась в песке да почёсывала лениво брёвна, выскребая из них мох и труху.

И к бабке было ходить не надо, чтобы понять, что это такое. Избушка на курьих ножках в натуральную величину.

Андрей Т. причалил, стряхнул воду с доски и направился к низенькому крыльцу, держась от ноги подальше. Кто знает, а вдруг она, как дурная лошадь, – лягнет своим куриным копытом и ходи потом, мучайся, загипсованный.