Трясь, трясь, трясь, трясь, Мы не щука, не карась, Не ерши сопливые, Не угри сварливые, Не севрюги, не сомы.

Угадайте, кто же мы?

Этих определили сразу. Кильки в томате. Ширма раскрылась, и веселая килечья братия вывалила пред глаза публики. Все они были в узких коротких юбочках, хихикали, пританцовывали, а те, что покрепче да поактивней, палочками колотили по невскрытой консервной банке – вели ритм. Отгадавший тут же эту банку и получил под завистливые пересуды соседей.

А потом прозвенел звонок. «Антракт! Антракт!» – закричали в зале. Народ валом повалил к выходу. Андрей встал и, комкая в кулаке записку, стал протискиваться по ряду влево. Два субъекта с рыбьими головами не стали ему в этом перечить, но, когда он оказался в проходе, зажали его в кольцо и медленно, но уверенно повлекли к запасному выходу.

– Господа, я не понимаю… – попытался объясниться Андрей, но те, как механические игрушки, не обращали на Андрея внимания. Лишь один, сложив пальцы ножницами, сделал вид, что затягивается сигаретой. Потом кивнул на запасной выход. Это значило, что курилка там.

«Если записку передал Абрикос, тогда при чем тут эти двое с рыбьими головами? Не Генкины же они друзья. С такими только утопленнику дружить.

– Таков был ход его мыслей. – И записка. Писана она не рукой. Это значит, подготовили записку заранее. Что из этого следует? Что угодно из этого следует».

Андрей Т. вздохнул и покорно двинулся навстречу судьбе.

Курилка располагалась неподалёку – налево от запасного выхода, рядом с раздевалкой и туалетами. Уже загодя в коридоре поднималась дымовая завеса и слышались сипловатые голоса. Андрей Т., ведомый поводырями, дошел до заветной двери, открыл ее и вошел. Сопровождающие остались стоять снаружи.

Сам Андрей не курил, но на курящих смотрел сквозь пальцы. Дым ему нисколько не досаждал, хотя и радости он от него не испытывал.

Сизая табачная дымка мешала оценить обстановку. Судя по количеству дыма и голосам, курильщиков было много. Но сколько Андрей ни вглядывался, кроме мутных, неясных контуров, разглядеть никого не мог.

– На Дону и в Замостье тлеют белые кости, – гнусавил кто-то в дыму вполголоса. Голос явно принадлежал не Генке, но на всякий случай Андрей Т. решил убедиться – мало ли что делает с человеком время. Он пошел на источник голоса, ладонями разгребая дым. Лучше бы он сюда не ходил. У белой кафельной стенки стоял мёртвый одноногий солдат в полной красноармейской экипировке – в гимнастерке, будёновке, в галифе, с фанерной кобурой на ремне. Вместо отсутствующей ноги из штанины торча– ла желтая корявая деревяшка с зарубками и непристойными надписями на русском, украинском и польском. То, что солдат был мертвый, было ясно по распухшему языку и мозаике трупных пятен, украшавших его лицо и шею. Глаз у солдата не было; видимо, их выклевал ворон, судя по чёрным перьям, облепившим его одежду. Мёртвый-то он был мёртвый, но вёл себя вовсе не как мертвец. Дымил как паровоз папиросой, хрипел про псов-атаманов, а когда опешивший Андрей Т. тихонечко хотел уйти в дым, выхватил из кобуры маузер и стал судорожно жать на курок. Маузер, слава Богу, не выстрелил, должно быть механизм заедало, и Андрей Т. благополучно ретировался.

Он медленно отходил задом, стараясь не издавать шума – чтобы боец не сориентировался на звук. Сделав шага четыре, Андрей Т. почувствовал вдруг спиной, что кто-то его поджидает сзади. Он обернулся резко, но из-за дыма ничего не увидел, лишь услышал слабенький хохоток. «Генка, – подумал он. – Вот зараза, нашел время делать приятные неожиданности! Ещё бы по плечу меня хлопнул, тут бы я точно отдал концы!»

– Ген! – сказал Андрей Т. шепотом. – Это ты? Выходи, хватит придуриваться.

Из облака табачного дыма снова вырвался хохоток, но теперь он звучал чуть дальше.

– Абрикос! – Андрею Т. стали надоедать эти идиотские прятки; он резко шагнул вперед, и вдруг из табачной мути высунулась большая челюсть, клацнула перед его носом и задёргалась в идиотском хохоте. Андрей Т. узнал ее обладателя. – И-извини-те. – Голос его дал трещину; он смотрел на вилоподобные руки, на железный дворницкий лом, на хлопья желтоватой слюны, вылетающие изо рта этого человека-молота.

– Гы-гы. – Хмырь с челюстью продолжал смеяться и, так же продолжая смеяться, спрятался за табачной завесой.

Андрей Т. вытер вспотевший лоб и направился наугад к выходу. Ноги его слушались плохо. Он сделал уже шагов двадцать, но курилка словно разрослась вширь; она все не хотела кончаться.

Впереди замаячило что-то тёмное; Андрей Т. подумал, что это долгожданная дверь, прибавил шагу, но из табачной копоти вылезли гороховое пальто, шёлковый засаленный шарф и коптящая атмосферу трубка.

– Извините, молодой человек, – сказали пальто и трубка. Голос их звучал с хрипотцой и с легким прибалтийским акцентом. – Вы случайно не знаете, какое минеральное сырьё из стран Южной Азии вывозится на мировой рынок?

Андрей Т. судорожно сглотнул и попятился в табачное облако. Голова шла кругом, в глазах прыгали какие-то пуговицы, некоторые были со свастикой, некоторые с красноармейской звездочкой. «Выход, выход, где выход?» – стучало в его мозгу. Он тыкался влево, вправо, но везде было прокуренное пространство, полное чудовищ и голосов.

Кто-то коснулся его плеча. Ожидая очередного оборотня, он втянул голову в плечи и собрался отпрыгнуть в сторону, но сзади его спросили:

– Здрасьте, Андрей Т. – это вы будете?

Голос принадлежал женщине, и Андрей Т. нехотя обернулся.

– Людмила. – К Андрею уже тянулась ссохшаяся наманикюренная рука. – Можно Люся. – В женщине он узнал халтурную эстрадную диву из компании, приехавшей в «мерседесе». Где-то тихо заворковала музыка, и гнусавый поддельный голос запел про неземную любовь. – Вы курите? – Женщина улыбнулась; Андрей вымученно мотнул головой, что означало «нет». – Какой же вы робкий мальчик. Вы всегда так обращаетесь с женщинами?

«С такими, как ты, – всегда», – хотел ответить Андрей Т. этой стерве, но тут из-за табачной стены высунулся еще один персонаж этого сумасшедшего действа. То ли он был цыган, то ли он был пират – судя по серьге в ухе, черным смоляным патлам и хищной золотозубой улыбке, не слезающей с его обугленного лица.

– Рыбонька моя златопёрая, где ты? – сказал вновь появившийся персонаж. – Я тебя везде обыскался. – Тут он как бы случайно бросил взгляд на Андрея Т., вернее, сделал вид, что случайно. – Что я вижу! Измена! О, несчастная, на кого же ты меня променяла? На этого… этого… – Глаза его налились кровью. Пиратская серьга в ухе горела, как лунный серп. Он вытащил из-за пояса нож. – Я зарежу вас обоих. Сначала его, а потом тебя. Ты этого заслужила, коварная. – Грянула музыка из «Кармен». Золотозубый герой-любовник бойко изображал сцену ревности.

– Отставить. – Рядом кто-то закашлялся, выдавливая сквозь кашель слова. – Тоже мне, нашли место – в курилке! Вы бы еще на сцене базар устроили.

– Пардон, мадам! – Чернявый завилял задом и отвесил полупоклон. Нож был убран за пояс. Музыка замолчала.

– А вас, Андрюша, и не узнать. Да, время! Сколько лет-то прошло? Пятнадцать? Двадцать? Волосы вон уже седые. Жена, небось, детки, внуки скоро пойдут, зарплату на работе не платят. Что, жизнь не балует?

Андрей Т. смотрел на двугорбое существо в сером штопаном балахоне и не знал,, отвечать ему или плюнуть, не долго думая, в отливающий огнем катафот на месте её правого глаза.

Но старухе были, похоже, и не нужны подробности его личной жизни. Она подёргала свой ястребиный клюв, вздохнула и продолжала дальше:

– Жизнь нынче – штука сложная, никого не балует. – Она перешла на «ты». – Это тебе не со шпагой по коридорам бегать. Не забыл, поди, ту историю? Как за дружбу-то на шпажонке дрался? Не забыл, вижу, что не забыл, – желваки-то так ходуном и ходят! И, наверно, до сих пор думаешь, какие мы все мерзавцы, какие мы все плохие, как бы нас всех того… – Она чикнула средним и указательным пальцами возле зобастой шеи и хрипло расхохоталась. – Узкий у вас, у людей, кругозор. И понятия у вас такие же узкие. Вы – хорошие, мы – плохие. У вас – помощники, у нас – прихвостни. У вас – лица, у нас морды и хари. О великий и могучий язык, в котором все можно поставить с ног на голову! – Она воздела к задымлённому потолку свои подшипник и катафот, потом вернула глаза на землю и посмотрела на Андрея Т. с упреком. – А мы не такие. Мы – не враги. Мы тебя специально тогда проверяли. «К другу на помощь…» и все такое. Это же была проверка на дружбу. Трус ты или не трус. А ты не понял – гады, мол, и делают только гадости. И до сих пор не хочешь понять.