– Я это знаю, – неловко пробормотала она. По отношению к женщинам Джованни, может быть, и негодяй, но с родителями всегда держался очень сердечно: помогал во всем, даже в ущерб своему свободному времени. Все трое были очень близки между собою, обнимались на людях, держались за руки. Никто не сдерживал чувств. Жизнь их была полна любовью, которую они выражали открыто. Тина вздохнула, осознавая величину искалечившей их семью трагедии.

– Я хочу, чтобы она вернулась, – просто сказал Джованни. – Я готов на все, только чтобы это произошло. – Он коснулся плеча Тины, и она вздрогнула, встретившись с его многозначительным взглядом. – Если в тебе течет сицилийская кровь, ты ничего не делаешь наполовину.

Она поежилась, догадываясь, что он имеет в виду. Чувство уважения, внушенное страхом. Его пальцы забрались ей в волосы, и она почти что откинула назад голову, чтобы прильнуть к ним, но встрепенулась и встряхнула головой, рассылая во все стороны брызги. И почувствовала, как его язык слизывает капельки, попавшие ей на шею... плечо... руку...

Замерев, она безвольно сидела под этой сладкой пыткой, поражаясь сама себе, почему не остановит его, и не желая признавать, что знает ответ.

– Когда она меня снова увидит, ей будет трудно меня оттолкнуть, – севшим голосом сказал он. – У меня есть дом. Он почти готов, и я хочу, чтобы мама там поселилась.

Тина качнула головой. У него есть дом для матери, но Джованни никак не желает смириться с тем, что сам он никому тут не нужен.

– Нет, – грустно сказала она.

– Ты должна, должна понять, как это для меня важно, – бормотал он, гладя ее затылок. Каким-то образом он очутился теперь ближе к ней – медовая, золотистая кожа лица совсем рядом, они коснутся друг друга щеками, если она нагнется совсем чуть-чуть... И она нагнулась. – Я хотел вернуться уже давно, Тина, – внятно сказал он, овевая ей губы своим дыханием. – Можно ненадолго забыть отчий дом, но потом ты начинаешь страдать от синдрома отторгнутости. Я вырос в Палермо и, выйдя из тюрьмы, отправился туда, но мой дом – это Этернита, потому что тут началась моя жизнь. Жизнь в полном смысле слова. Вот почему я поручил агенту купить для меня дом именно здесь.

Тина коснулась губами его шелковой кожи. Желание прильнуть к нему было таким сильным, а голос совести – не делай этого! – таким резким, что она замерла на мгновенье. В ее огромных синих глазах, обрамленных густыми черными ресницами, на которых посверкивали капельки морской воды, читалась нерешительность. И тут он стал целовать ее, нежно, сладко, как тот, навсегда исчезнувший милый Джо...

Нет, никакой он не милый и никогда им не был! Она вывернулась с выражением загнанного зверя в глазах, вспомнив, что он сказал про дом.

– Дом?! Но твоя мать никогда не станет жить в твоем доме! Хотя и никогда не покинет Этернити!

– Ага. Значит, она все-таки в Этернити. Уже хорошо. И покидать его ей не придется. Мой дом – здесь.

Тина закашлялась.

– Джованни, я думала, мы это уже обговорили. Ты не можешь здесь жить! Ты у...

– Замолчи! И не смей произносить этого вслух! – предостерег он. Рука его лежала на ее шее, тяжелая, неподвижная. Почти... почти угрожающая. – Глубоко внутри себя ты знаешь, что это неправда, – спокойно продолжил он. – У меня много всего на совести, кое за что мне стыдно, другие недостатки делают меня тем, что я есть. Но я не лгал никогда в жизни и никогда не поступил бесчестно по отношению к женщине, как бы низко она себя ни вела, как бы меня ни провоцировала.

– Ты лжец! – выдохнула Тина, отчаянно желая, чтобы он по крайней мере сознался в содеянном. – Ты не можешь отрицать...

– Я буду отрицать это до моего смертного дня, – тихо сказал он. – И даже дольше.

– Нет, ты был виноват!

Крепко схватив ее за плечи и держа на расстоянии вытянутой руки, он посмотрел ей прямо в лицо пронзительным взглядом черных глаз.

– Это ложь, – тихо произнес он, – и я не позволю тебе ее повторять.

Слова эти, сказанные сквозь зубы, были лишены своей обычной певучести, и Тина поняла, что он твердо решил осуществить свой безумный план, решил жить в Этернита, не обращая внимания ни на кого.

– И где этот дом? – неохотно поинтересовалась она.

– У городской пристани. Там, где жила Бет с родителями. Дом Азарии Тамблина, – с мрачной улыбкой ответил Джованни.

Она расхохоталась. – Ну, вот ты и прокололся! Наверное, видел в витрине торговца недвижимостью, что дом продается, и решил, что сблефуешь! Родители Бет действительно продали дом Тамблинов, – уже поспокойней продолжила она, не уточнив, что в последние годы семья разорилась и перебралась в жилище поменьше, – чтобы Джованни не слишком радовался. – Не повезло тебе, друг! Я знаю, кто купил этот дом.

Пейшенс Пауэлл мне сказала. Его купил торговец автомобилями. Почти за миллион баксов.

– Умоляю! Мой бумажник до сих пор в трауре! Три века истории задешево не купить, – скорбно сказал Джованни.

– Ох, дай мне передохнуть, – отмахнулась Тина. – Я поймала тебя на лжи, Джо. Не притворяйся, что ты из этой торговой компании.

– Ну, – он лениво улегся на песок, опершись головой на руку, – я как раз и есть из этой торговой компании. Когда тебя лишают – заметь, безвинно! – всего, что ты любишь, включая и любимую женщину, это позволяет сосредоточиться на делах.

Тина поморщилась. Любимую женщину! Сердце кольнуло. Значит, он и правда любил Бет, на самом деле любил ее. Значит, Бет не лгала. С Тиной у него была просто интрижка. Забава. Да, вот это новость! Будто перед ее носом захлопнули дверь. А она-то всегда тешила себя, что Джованни любил только ее, иначе зачем бы ему было говорить ей все эти слова! Они звучали так искренне, когда он рассуждал о том, как они поженятся после школы! Но, оказывается, сердце его принадлежало Бет, а чувство к ней, Тине, объяснялось сексуальным влечением, не больше.

Теперь Тина точно знает, как все было на самом деле. Этого урока она не забудет. Гнев ее приобрел точку приложения. Это чувство вины влечет его к матери, а не любовь. Что такое любовь, он и представления не имеет, ядовито думала она. И Адриане, милой, обожаемой Адриане без него будет лучше.

– Я не верю в эту историю, – произнесла она ледяным тоном. – Ты не мог купить дом Тамблинов. Пейшенс описала мне покупателя и...

– Высокий, стройный, около сорока пяти лет, седой, манеры изысканные, хорошо одет, говорит тихо и с итальянским акцентом. Мой агент Антонио Брускатти.

– Твой агент?! – У нее отвалилась челюсть. Описание – в яблочко! – Но... этого просто не может быть! Миллион долларов!

– И торговец машинами по совместительству. Он заведует моим новым бостонским филиалом. Когда я въеду в дом, ты поверишь...

Нет, это какой-то кошмар! Шутка судьбы – вполне в его садистском духе. Покупка дома, где царила Бет, не может не доставить ему, как он однажды цинично выразился, внутреннего удовлетворения. Покупка дома у родителей Бет – жест еще более эффектный, потому что Джованни вкатится туда со своей шикарной машиной и итальянскими костюмами, а они униженно переберутся в квартирку под боком у пиццерии. Достойная месть людям, которые помогли упрятать его в тюрьму. Что же тогда говорить о том, какое наказание он приготовил ей, Тине? Поневоле поежишься!..

На лице Джованни между тем сияла безмятежная улыбка. Несомненно, он богат! Непостижимо богат! Деньги и власть дали ему это чувство уверенности в себе. Придется признать, что, даже не поступив в Гарвард, даже имея за плечами тюрьму, он оказался достаточно толковым, чтобы проторить дорогу наверх и удовлетворить свое честолюбие. Разбогатеть, получить в руки власть, стать личностью. Следовательно, «ламборджини» – его. И дорогой костюм, и часы «Ролекс».

– Ну и ну... – протянула она. Джованни широко ухмыльнулся.

– Честно говоря, я и сам еще не привык, – признался он. – Я мечтал об этом доме с того самого дня, как впервые его увидел почти пятнадцать лет назад. – И прибавил вполголоса: – Тогда же я увидел и кое-что другое, о чем мечтал...