– Это секрет, но я больше не могу сдерживаться, потому что хочу, чтобы вы все знали, как я счастлива! – прокричала она. – У меня будет свадьба в доме Тамбр... Тамблинов, и вы все, все приглашены! Да! – прибавила она под аплодисменты, смех и крики «ура!».

– Иди ко мне, радость моя, – нежно позвал Джованни, протягивая ей руки.

Ни дать ни взять смущенный, любящий жених! Тина ухмыльнулась. Если бы взгляд убивал...

– Я еще не кончила! – запротестовала она и нетвердо поставила ногу на полированную поверхность стола, спихнув каблуком цветы и фрукты и оценив то, как ловко Джованни поймал их, а также спас свечи в подсвечниках. – Я хочу еще сказать, – медлительно, торжественно, как говорят пьяные, заявила она, бросив победный взгляд на Джованни, который спокойно, штука за штукой, укладывал блестящие фрукты обратно в вазу.

– Может, потом скажешь? – мягко предложил он. Комната накренилась. Стул пополз из-под ног. Не выдержав напряжения, она наклонилась и положила руки на его широкие, надежные плечи. Джованни взял ее за талию, почти сомкнув пальцы, осторожно опустил на пол и нежно поцеловал в нос.

Блаженство, подумала она с закрытыми глазами, чувствуя, как обнимает ей плечи согретая его телом атласная ткань смокинга. Поежилась, наслаждаясь ощущением одежды, которую носил он, тихонько вздохнула от мимолетности этого счастья...

– Домой, – мягко сказал Джованни, поразив ее в самое сердце добродушно-насмешливой улыбкой.

– А десерт?

– Домой! – повторил он, ведя ее к выходу.

Помня, что на ходу нужно покачиваться, она хихикнула.

– Но машина – там! – запротестовала Тина, когда он направил ее к дороге.

– Прогуляемся. Тебе на пользу пойдет. И у меня есть правило, – спокойно сказал он. – Правило, которого я придерживаюсь с тех пор, как моего дядю переехала машина. Прямо на моих глазах. Мне было десять.

Тину передернуло.

– Кошмар! – невнятно пробормотала она, думая о том столкновении, когда – он врезался в Сью и Майкла. Как это, должно быть, было для него ужасно. Она и не знала. – А что за правило?

– Я дал себе клятву никогда не садиться за руль, когда пьян или расстроен. И никогда этого не делал. И то, и другое влияет на здравость суждения.

Тина горько молчала. Он хотел выглядеть благородным в ее глазах, но она знала, что он бессовестно лжет. В ту ночь он не пил, но был очень расстроен – и, вне всяких сомнений, сидел за рулем.

Они приближались к ее дому. Тина все ждала, когда же он скажет что-нибудь про ее экзальтированное поведение в ресторане. Не дождалась. Джованни поблагодарил за вечер и попрощался. Она растерянно смотрела на него. Где же недостойные приставания? В конце концов, он убежден, что она пьяна, и на ней вызывающее платье!

– Спокойной ночи, – проговорила она, неуверенно моргнула и заметила, что глаза его леденеют.

– Откроешь дверь, включи свет, чтобы я знал, что все в порядке.

– Хватит притворяться заботливым, – огрызнулась Тина. – Никто не смотрит.

– Знаю. Делай, как сказано. Ты как, ничего?

– А что такое? – пожала она плечами, отпирая дверь.

– Ну, ты же пьяна, разве нет? – сухо осведомился он.

– А, да! Но не беспокойся.

– В таком случае спокойной ночи.

Он развернулся и торопливо зашагал прочь. Тина недоуменно сдвинула брови. Если он думает, что она пьяна, почему не пристал к ней? Загадка. Поднимаясь по лестнице, она раздумывала над этим. Настроение было полуприподнятое, полуподавленное: вечер прошел неплохо, но тело томила сладкая боль. Впрочем, утешало то, что голос Джованни при расставании был тяжел от страсти. Может быть, это и опасно, но все-таки очень лестно.

Дома было пусто и тихо. Тина почувствовала вдруг, что страшно устала, и, кое-как ополоснувшись, рухнула на кровать.

Утром, не глянув на брошенное на пол платье, Тина отправилась на работу, где весь день безуспешно пыталась сосредоточиться на делах.

Не давала покоя фраза Джованни об обете не садиться за руль в состоянии опьянения или душевного расстройства. Адриана рассказывала ей, что значит обет для сицилийцев. Нарушить его просто невообразимо. Следовательно, Джованни еще более бесчестен, чем она думала, – или же он говорит правду, из чего вытекает, что он не был за рулем в ту ночь, когда погибла ее сестра. Но ведь она сама его видела...

Ее размышления были прерваны приходом учительницы, обеспокоенной отметками Этана Бертелли. Тина тактично предложила, что, может быть, неплохо было бы какое-то время не давить на мальчика, поскольку вне школы ему просто негде заниматься, и сделала в уме пометку подсказать Джованни идею насчет учебного класса при затеянном им молодежном центре.

– Тина?

– Да? – Учительница смотрела на нее вопросительно, и Тина поймала себя на том, что невидящими глазами смотрит в пространство. – Ох, прости. Я...

– Да, я слышала о помолвке, – улыбнулась учительница, глядя, как Тина вертит в пальцах кольцо, которое ей велели носить на ленточке вокруг шеи. – Ясно, что ты слегка не в себе. А, звонят на урок! Поговорим завтра, ладно?

– Конечно, – в восторге, что хоть один человек думает, что она не в себе, Тина покачала головой. Надо быть безмозглой дурой, чтобы всерьез обдумывать идею молодежного центра. Ее цель – выдворить Джованни из города до того, как вернется его мать. И все-таки нельзя не признать, что идея сделать так, чтобы социально неблагополучные подростки могли готовиться к занятиям, и хороша, и плодотворна.

Тина мучительно прикрыла глаза. Он достал ее, вконец достал! Ей хочется, чтобы он остался, хотя она знает, «что в этом случае Адриана расстроится и заболеет. Эгоистка!

Тина еле высидела до конца рабочего дня. И тут ей пришла в голову отличная мысль. Вместо того чтобы ехать за покупками в Ипсвич, она потратила час на мойку старого мотоцикла, который стоял в дальнем углу гаража с тех самых пор, как дед собрал ей ее первую машину. Выглядел он вполне прилично. Можно сказать, почти гоночный! Люди уже забыли те полгода, когда она каталась на нем, и у них челюсти поотваливаются, когда они увидят Тину в ее кожаном тогдашнем облачении – если, конечно, оно еще на нее налезет. Налезло! Впритык, но вполне!

В восторге от того, как изменился ее облик, Тина объехала город, выглядывая Джованни, и наконец нашла – тот болтал с каким-то мальчишкой. Она с ревом притормозила у бровки, как раз когда они распрощались и Джованни собрался перейти улицу.

Он отступил назад, нахмурился. Тина медленно отстегнула ремешок под подбородком, стащив шлем, встряхнула волосами, безо всякой необходимости объявила:

– Это я! – и хихикнула. Джованни потерял дар речи. Еще бы! Она не в благопристойной машине, а на блистающем боевом коне! – Меня зовут Тина. Мы вчера обручились, помнишь?

– И ты напилась на глазах у всего города. Еще бы не помнить! – сухо заметил он, очень, надо сказать, быстро оправившись. – Твой?

– Да. Уже много лет.

– Припоминаю, – мрачно кивнул он. – Довольно отчетливо. – И в глазах его отразились времена, когда они для разнообразия гоняли на этом мотоцикле к морю.

Улыбка Тины исчезла. Усилием воли она вернула ее на место и с наигранным энтузиазмом воскликнула:

– Разве он не прелесть?

– Прелесть! Почти антиквариат. И кожанка на тебе – класс!

– Только жарковато, когда не едешь. – Она расстегнула молнию на куртке, под которой оказался тесноватый коротенький жилет. Реакция Джованни портила ей все удовольствие. По идее, ему следовало прийти в ужас. – Не находишь, что я разрушаю свой имидж?

– Сама дорога ляжет тебе под колеса, не говоря уже о людях. А школьники отдадут за тебя душу, – хмыкнул он. – Но тебе и впрямь жарко. У меня есть идея. – У него загорелись глаза. – Покатай меня. Мы сейчас заедем к тебе, возьмешь купальник и что-нибудь переодеться, а потом поедем ко мне. Искупнемся, поужинаем. Тебе, кстати, надо освоиться с домом. Скоро свадьба, нужно, чтобы ты знала, где там что.

Отказаться от такого предложения было немыслимо. Безумно хотелось поплавать, пройтись по парку.