Несмотря на то что музей был невелик, картинам Сары выделили отдельную комнату и все устроили по высшему разряду: белые стены, идеальное освещение, натертый дубовый паркет, мягкие скамьи в центре комнаты.

Лили долго стояла, медленно переводя взгляд от картины к картине. Она даже коснулась каждой, провела пальцем по раме. Эти шедевры занимали особое место в ее душе, тем более что бабушка позаботилась оставить Лили именно те, которые она больше всех любила. Особенно «Лебединую песню» — мягкие бледные переливы цветов, слегка приглушавших трагедию умирания. Лежавший со сложенными на груди руками посреди аккуратно прибранной постели старик, почти лысый и такой исхудавший, что кожа туго обтянула скулы, а под кожей чуть краснели кровеносные сосуды, блаженно улыбался и что-то пел молодой девушке, тоненькой, почти прозрачной, стоявшей подле кровати со склоненной набок головой.

При одном взгляде на эту сцену у Лили мурашки пошли по коже, а глаза предательски повлажнели.

Боже, как она любила эту картину! Да, разумеется, ей место в музее, но она принадлежит Лили, и только Лили.

В этот момент Лили решила, что хочет видеть картину каждый день, до самой последней минуты, чтобы она напоминала о бесконечной пульсации жизни с ее грустными завершениями, радостными начинаниями и счастливыми соединениями. Эта картина останется с ней, если только это возможно. Стоимость работ Сары до сих пор ошеломляла.

Она вытерла глаза.

— Это вы, миссис Фрейзер? О Боже, мы слышали об аварии. Говорили даже, что вы попали в больницу в тяжелом состоянии. Уже поправились? Так быстро? Выглядите немного бледной. Может, вам лучше сесть? Хотите стакан воды?

Неспешно повернувшись, она увидела мистера Монка, стоявшего в дверях маленькой комнаты с картинами Сары. Ей снова показалось, что он выглядит чересчур напряженным. Как слишком туго натянутая тетива: вот-вот лопнет. Впрочем, он неплохо смотрится в этом костюме цвета маренго и белой рубашке с темно-синим галстуком.

— Мистер Монк, рада видеть вас, — вежливо улыбнулась она. — Собственно говоря, слухи о моем состоянии немного преувеличены. Я совершенно здорова и прошу вас об услуге.

— Счастлив это слышать. А доктор Фрейзер тоже здесь? Возникли проблемы?

— Нет, мистер Монк, никаких. Последние месяцы выдались довольно трудными. Но сейчас все в порядке. Кстати, какая из этих картин ваша любимая?

— «Решение», — не колеблясь, ответил мистер Монк.

— Она мне тоже очень нравится, — кивнула Лили, — но не находите, что ее атмосфера немного угнетает?

— Угнетает? Ничуть. Я не страдаю депрессией, миссис Фрейзер.

— Помню, как я сказала бабушке, что люблю эту картину, когда только что потеряла кучу денег на результатах матча между «Гигантами» и «Далласом». Тогда, в шестнадцать, я была вне себя от отчаяния, — призналась Лили. — Бабушка засмеялась и одолжила мне десять долларов. Никогда этого не забуду. Правда, я отдала долг на следующей неделе, когда целая куча идиотов поставила на то, что Новый Орлеан побьет Сан-Франциско с перевесом в двенадцать очков.

— Вы говорите о каких-то спортивных событиях, миссис Фрейзер?

— В общем, да. О футболе, — сообщила Лили. — Но перейдем к делу. Я пришла сказать вам, что уезжаю из этих мест, обратно в Вашингтон, и беру картины Сары Эллиот с собой.

Он уставился на нее как на сумасшедшую и стал лихорадочно отмахиваться, словно пытаясь отогнать призрак.

— Но, миссис Фрейзер, ведь вы были довольны экспозицией, и мы так о них заботились, реставрационные работы самые минимальные, мы вас не затрудняли…

Лили осторожно погладила его рукав.

— Мистер Монк, вы проделали великолепную работу. Дело в том, что я переезжаю, а картины отправятся вместе со мной. Это не подлежит обсуждению.

— Но Вашингтон не нуждается в шедеврах! Там их и без того много. Немало прекрасных вещей пылятся в запасниках, и никто их не видит! Им ни к чему новые поступления!

— Мне очень жаль, мистер Монк.

Поразительно красивые черные глаза зловеще блеснули.

— Прекрасно, миссис Фрейзер, но, насколько я понял, вы не обсуждали это с доктором Фрейзером. Простите, но я не могу отдать вам картины. Он их администратор.

— Что это значит? Вы прекрасно знаете, что картины мои!

— Да, верно, но решения принимает доктор Фрейзер. Он же заботится о всех деталях. Видите ли, миссис Фрейзер, всем известно, что вы нездоровы…

— Лили, что ты здесь делаешь? И почему не в постели? За спиной доктора Монка появились Диллон и Шерлок.

Оба недовольно хмурились.

Лили учтиво улыбнулась директору.

— Я пришла объяснить мистеру Монку, что картины уезжают вместе со мной, а именно в Вашингтон. К сожалению, он ответил, что все знают о моем безумии и только доктор Фрейзер имеет право распоряжаться картинами, поэтому мистер Монк отказался отдавать их мне.

— Но, миссис Фрейзер, я не совсем это имел в виду…

Савич легонько хлопнул его по плечу и, когда мистер Монк, совершенно сбитый с толку, повернулся, переспросил:

— Так картины не могут быть отданы моей сестре? Не потрудитесь ли объяснить все это нам, мистер Монк? Я Диллон Савич, брат миссис Фрейзер, а это моя жена. Итак, в чем дело?

Мистер Монк отчаянно озирался, но, не видя помощи, поспешно отступил.

— Вы не понимаете. У миссис Фрейзер душевное расстройство, по крайней мере мне так сказали, и поэтому управление всеми делами, связанными с картинами, взял на себя доктор Фрейзер, поскольку он ее муж. Когда мы услышали об аварии, причиной которой стала она сама, многие посчитали, что она умирает и, следовательно, доктор Фрейзер унаследует картины, которые никогда больше не покинут музея.

— Как видите, я не умерла, мистер Монк.

— Да, миссис Фрейзер, но нельзя отрицать того факта, что вы нездоровы и, следовательно, не можете распоряжаться такими дорогими и уникальными произведениями искусства.

— Заверяю, что миссис Фрейзер в полном рассудке и по закону может делать со своим имуществом все, что ей заблагорассудится, — вмешался Савич. — Впрочем, возможно, у вас имеется распоряжение суда, которое опровергает сказанное мной?

Мистер Монк, на мгновение растерявшийся, быстро пришел в себя.

— Распоряжение суда! Да, это именно то, что требуется.

— Зачем? — осведомился Савич.

— Видите ли, суд может решать, способна ли она принимать столь важные решения.

Шерлок покровительственно похлопала директора по плечу.

— Хм-м, симпатичный костюмчик. Сожалею, мистер Монк, но, как это ни обидно, Лили вовсе не обязана подчиняться вашим приказам. Вы, разумеется, можете обратиться в суд с иском о признании ее недееспособной, но наверняка проиграете, и, кроме того, подобный скандал вызовет немало шума в местных газетах.

— О нет, я никогда бы на это не пошел. Вероятно, вы правы и все в порядке, но, сами понимаете, я должен позвонить доктору Фрейзеру. До сих пор я имел дело только с ним. За все те месяцы, что картины висели здесь, я ни разу не говорил с миссис Фрейзер.

Савич молча вытащил бумажник, показал удостоверение личности, жетон сотрудника ФБР и мило осведомился:

— Почему бы нам не позвонить из вашего кабинета?

Мистер Монк поперхнулся, пронзил Лили убийственным взглядом и пролепетал:

— Да, разумеется.

— Вот и прекрасно. Заодно обсудим также детали отправки картин: страховку, упаковку, охрану — словом, все ничтожные, мелочные детали, с которыми доктору Фрейзеру больше не придется иметь дела. Кстати, мистер Монк, я знаю, что делаю, потому что сам получил по завещанию Сары Эллиот восемь ее картин.

— Что ж, мистер Савич, прошу ко мне.

Савич кивнул и, выходя из комнаты, бросил через плечо:

— Шерлок, останешься с Лили, присмотришь, чтобы она села и отдохнула. А мы с мистером Монком покончим с делами. Вперед, сэр!

— Надеюсь, бедняга не расплачется, — вздохнула Лили. — Они выделили и оборудовали специальное помещение и так заботились о картинах. По-моему, деньги на помещение дали Элкотт и Шарлотта Фрейзер. Какое великодушие, не находишь?