– Значит, еда – это удовольствие? – Адам подпер рукой подбородок, словно голова была слишком тяжела для его шеи. – А я думал, это такая штука, которая нужна для поддержания жизни.

Он равнодушно читал меню, а я глазела на посетителей. Народу было полно, люди громко болтали, на тарелках высились горы красочной, живительной пищи, источника энергии и бодрости. Ароматы, витавшие в воздухе, наверняка вызывали обильное слюноотделение у всех, кто сидел в зале. А у меня от них с души воротило.

– Да, конечно, и немалое, – лживо заверила я.

Мне бы с лихвой хватило зеленого салата, но надо же подать Адаму достойный пример.

– Мне, пожалуйста, тушеную ножку барашка с овощами, хумус с харисой и немного киноа с зеленью.

Я вымученно улыбнулась официантке, с содроганием думая о том, как же я все это съем.

– А мне чашку черного кофе, будьте добры, – попросил Адам, захлопнув меню.

– Нет-нет-нет! – Я протестующе помотала пальцем. Открыла меню и сунула ему обратно в руки. – Еда. Удовольствие. Надо.

Он растерянно пробежал глазами названия блюд.

– А что бы вы посоветовали? – спросила я у официантки.

– Мне лично очень нравится маринованная лососина со средиземноморским рататуем и сливочным картофельным пюре.

У Адама был такой вид, точно его сейчас стошнит.

– Замечательно, спасибо.

– Что-нибудь на закуску? – спросила она.

– Нет, – хором сказали мы.

– Итак, когда же у вас пропал аппетит? – поинтересовалась я.

– Не знаю, месяца два назад. А у вас?

– А у меня и не пропал.

Он задрал бровь.

– Алкоголь и кофеин вредны тем, у кого депрессия. – Я не хотела, чтобы он переводил разговор на мои проблемы.

– А что вы ели сегодня на завтрак?

Ела? Я выпила чашку черного кофе, как мне помнится.

– Ну, это ничего не значит. У меня нет депрессии.

Он фыркнул.

– Вот у вас – есть. Вы пытались покончить с собой. А у меня… легкий упадок духа.

– Легкий упадок. – Он изучающе оглядел меня. – Вы приуменьшаете. Ослик Иа-Иа по сравнению с вами – безудержный оптимист.

Я невольно рассмеялась.

– Я пытаюсь вам объяснить, что мы должны следить за вашим питанием. Это вам поможет. Вы плохо едите, потому что подавлены. Но вы справитесь, если приложите усилие. Я еще ни разу не видела, чтобы вы что-нибудь ели, и где вы силы берете, не понимаю.

– Вам изложить пять способов или десять?

– Один, пожалуйста.

– На сцене, когда исполняю стриптиз. С мальчишками танцую.

Я опять рассмеялась.

– У вас, по-моему, все в голове перепуталось – стриптиз, работа моделью и моделирование поведения.

– Да, все потому что я не знаю, какой из этих способов придаст мне больше сил. А вы как думаете?

Официантка принесла две огромные тарелки с едой и поставила перед нами. Мы оба содрогнулись от ужаса.

– Все в порядке? – спросила она, удивленная такой реакцией. – Это ваш заказ, я ничего не перепутала?

– Да-да, все правильно. Выглядит просто… восхитительно. Спасибо. – Я вооружилась ножом и вилкой, раздумывая, с чего начать.

– И когда же вы последний раз ходили в ресторан, Кристина? Вы, конечно, только это и делаете, ведь еда – это удовольствие?

Как и я, он с опаской глядел на тарелку, не зная, с какого боку подступиться.

– Нет, это было давно, но только потому, что мы экономили перед свадьбой. Мм, как вкусно. А как вам лососина? – «Ешьте не спеша, смакуйте каждый кусочек». – Что-то не пойму, что это… кажется, имбирь. Замечательно. И легкий привкус лимона. Очень изысканно. Да, а потом мы поехали в свадебное путешествие, а потом денег на рестораны уже не было, так что мы в основном ели дома или иногда покупали готовую еду навынос, но ничего страшного, почти у всех наших друзей схожая ситуация.

– Несказанное удовольствие, – саркастически кивнул он. – Сколько времени вы были замужем?

– Ешьте. Вам нравится? Пюре действительно сливочное?

– Да, сливочное. И очень картофельное. А морковь удивительно морковная.

– Девять месяцев. – Я делала вид, что не замечаю его иронии.

– Вы ушли от него спустя девять месяцев? Да я с девушками, которых ненавидел, и то дольше был вместе. Вы не слишком-то старались сохранить свой брак.

– Я очень старалась. – Я смотрела в тарелку, нервно поигрывая ножом.

– Ешьте. Как ваш барашек – барашистый? – Он взял немного лососины, пожевал ее и проглотил с таким видом, точно это была здоровенная пилюля. – И когда же вы поняли, что совершили ошибку?

Я немного подумала: сказать ему правду или то, что я говорила всем остальным?

– Все по-честному, – проницательно добавил он, – никаких секретов.

– У меня периодически возникали сомнения, но окончательно я это поняла, когда шла к алтарю в церкви.

Это была правда.

Он перестал жевать и удивленно посмотрел на меня.

– Не отвлекайтесь, возьмите еще рыбы. У меня слезы текли, когда я шла по проходу, многие до сих пор это вспоминают, мол, как трогательно. Но я плакала вовсе не от счастья. Сестры это знали.

– Зачем же вы вышли за него?

– Я запаниковала. Хотела было прервать церемонию, но смелости не хватило. И его обижать не хотела. Я не знала, как выпутаться, было ощущение, что ловушка захлопывается, однако я сама себя в нее загнала. Ну уж и пришлось идти до конца.

– Вы вышли за него, потому что не хотели его обижать?

– Да, и ушла от него ровно поэтому же.

Он все взвесил, затем кивнул:

– Ну да, очень логично.

– Если бы я тогда остановилась и как следует все обдумала, то нашла бы другой выход. Проще и лучше.

– Это как стоять на мосту.

– Именно. – Я гоняла вилкой еду по тарелке. – Я его любила, честно. Но у меня есть своя теория насчет любви: какая она ни будь крепкая, а все равно не может длиться вечно.

Он помолчал. Мы оба съели по кусочку, потом он не выдержал и бросил вилку на тарелку.

– Я сдаюсь. – Он поднял руки вверх. – Больше не могу. Пожалуйста, можно мне больше не есть?

– Конечно. – С облегчением я тоже отложила вилку и нож. – Господи, как же я объелась. – Потерла набитый живот и тихо застонала. – А вообразите только, люди так едят три раза в день.

Мы посмотрели друг на друга и рассмеялись.

– Что дальше? – Он наклонился ко мне через стол, весело улыбаясь.

– Э-э.

Я открыла сумку и сделала вид, что ищу платок. А сама потихоньку открыла книжку.

– А давайте пойдем прогуляемся, – предложила я, как будто это только что пришло мне в голову.

Нам обоим хотелось пройтись после плотного обеда, так что, несмотря на холодрыгу, мы направились в парк Святой Анны, один из самых больших муниципальных парков в Дублине.

Пронизывающий ветер дул прямо в лицо, мы медленно брели по огороженному стеной саду, мимо арт-центра «Красные конюшни», где по выходным открыт фермерский рынок, к храму Геркулеса, к пруду с утками – впрочем, оттуда я побыстрей его увела, а то вдруг решит утопиться. Огромный розарий в это время года являет собой грустное зрелище, и на скамейке сидеть холодно и неуютно. Розовые кусты выглядят куце, осенью их подстригли, и короткие ветки без единого цветка вызывают смутную жалость. Спрятаться от ветра невозможно, он проникает во все дырочки и лазейки в одежде. Погода, конечно, неподходящая для задушевных разговоров, но времени терять нельзя, надо постараться узнать об Адаме побольше.

– Вы часто покупали Марии цветы?

– Да. Кроме Дня святого Валентина. Мне было строжайше запрещено дарить их ей в этот день. Слишком банально.

– И что же вы ей дарили?

– В прошлом году – грейпфрут. А в позапрошлом – лягушку.

– Грейпфрут – это интересно. Но лягушка?!

– Да, чтобы Мария ее поцеловала, и лягушка превратилась в прекрасного принца.

– Боже, ну какая пре-е-елесть.