Теперь я подавилась, вино обожгло горло. Я выпучила глаза, стараясь не раскашляться. Ваня выскочил из-за стола и, буквально, выбежал в коридор. Я поспешно извинилась и поспешила за ним, услыхав, что стоило мне прикрыть за собой дверь, как в столовой зале начался галдёж и обсуждение происходившего на их глазах дурно пахнущего, бездарного спектакля.

На улице царила полночь, свежий, прохладный воздух пьянил сильнее вина, после удушающей обстановки Дома Властителей, захотелось утонуть в ночных ароматах, как в глубокой реке. Ваня стоял посреди двора и, задрав, голову рассматривал толстые ветви липы.

– Петушков, – позвала я его, с трудом разглядев в темноте длинную худую фигуру в широком чёрном плаще, – ты чего убежал?

– Да вот, – протянул он, – дай, думаю, пойду, повешусь перед Домом Властителей, глядишь, нам когда-нибудь простят твоё сегодняшнее представление.

– Ваня, не спи! Ваня, не смей спать! – я потрясла за плечо дремлющего адепта.

Петушков с трудом приоткрыл тяжёлые веки, бросил на меня злобный взгляд и перевернулся на другой бок. Я загрустила.

Не дождавшись конца ужина, мы вернулись на постоялый двор, и теперь сидели в засаде в кустах малины напротив грядок, подстерегая наших огородных разбойников. Хмель все ещё дурманил голову, я сладко зевала, и старалась не заснуть. Тянуло все больше к подушке, нежели на подвиги. Где-то далеко закричал филин, я вздрогнула и поёжилась, от реки шла ощутимая свежесть. Сад, утопающий в чернильной ночи, безмолвствовал, где-то совсем рядом с нашим убежищем хрустнула ветка, я подскочила и снова пихнула Петушкова в бок:

– Ваня, я слышала шорохи!

Адепт вяло зевнул и отмахнулся от меня:

– Тебе на пьяную голову кажется! -пробормотал он.

Снова захрустели ветки, совсем рядом с кустом раздались чьи-то осторожные, крадущиеся шаги. С трудом я разглядела лёгкую тень.

– Ваня! – я опять затеребила адепта. – Они здесь, они грабят наш сад, а ты дрыхнешь!

– Слушай, чокнутая, отстань от меня на пять минут! Надоела уже!

Тут раздался чей-то едва слышный шёпот: «Осторожно! Куда идёшь?»

Ваня встрепенулся, сонный хмель моментально выветрился, и Петушков превратился в слух.

– Там действительно кто-то обчищает грядки! – резюмировал он.

Голоса начали приближаться, воры перестали бояться облавы и спокойно ходили по огороду.

– Вань, наколдуй какое-нибудь чудовище пострашнее!

Петушков кивнул, махнул руками, воздух наполнился ароматом жасмина, и перед нами возникло неясное голубое свечение с размытыми контурами.

– Ваня, это что угодно, только не приведение! – фыркнула я.

Адепт почесал затылок, надул щёки, и снова взмахнул руками. Раздался тихий хлопок, на нас повалил белый молочный дым, он медленно оседал и стелился по земле, а пред нашими очами появилась страшная перекошенная рожа с вывалившимся языком и только тремя зубами, казалось, что худое туловище с торчащими рёбрами сейчас сдует ветром.

– Слушай, а почему у него зуба всего три? – поёжилась я, внезапно узнавая в призраке точный потрёт одного из задушенных пару лет назад Магистров Совета.

– Говорил, в страшной схватке выбили, – хмыкнул Ваня – но мне кажется, они у него от старости выпали, ещё при жизни.

Ваня тихо щёлкнул пальцами, призрак беззвучно полетел по направлению к единственно сохранившейся в неприкосновенности огуречной грядке.

– Вань, а ты уверен, что мы его туда заслали? – поинтересовалась я.

Приведение, между тем, проплыло около деревьев, меня непроизвольно передёрнуло: «Ну, и страшная же, однако, рожа!»

– Куда оно направляется? – зашептала я, наблюдая за призраком через колючие малиновые ветки. – Там же цветник.

В это время сад огласил леденящий душу визг, мы с Ваней довольно переглянулись.

– Бежим! – тоненько завизжал один из налётчиков.

Раздался топот ног и чьё-то тяжёлое дыхание, наше приведение метнулось в сторону высокого забора, который было возможно лишь перелететь, но никак не перелезть. Я, наконец-то, увидела две мечущиеся тени, одна повыше, другая пониже. Воры, зажатые между ограждением и призраком, вжались в каменную стену, практически сливаясь с ней в темноте. Вдруг раздался ещё один протяжный крик, больше походящий на рык умирающего лося, к нему присоединился тоненькое сопрано: «Чур, меня!»

Пленники пробежали мимо оскаленного, с тремя кривыми зубами, торчащими из пасти, приведения, и шустро забрались на высокую, аршинов в шесть, грушу.

Ваня довольно кивнул, хлопнул в ладоши и морок превратился в большой голубой шар, осветивший сад. Мы подбежали к дереву с тоненьким стволом, макушка сиротливо накренилась, на фоне неправдоподобно большой оранжевой луной и тысячи мелких звёздочек темнели две скрюченные фигурки.

– Акробаты, – хмыкнул Петушков, поднимая с земли сломанную тонкую веточку, рассматривая её в призрачном свете энергетического светильника.

– Эй, вы там, наверху, слазьте! – заорал он так, что у меня зазвенело в ушах.

– И не подумаем! – донёсся сверху знакомый голос. И где же я его слышала?

– Тогда скидывай наши огурчики! – потребовал Ваня, потрясая в воздухе кулаком.

– Да, нет никаких огурцов, – раздался второй жалобный голос, несколько хрипловатый, скорее всего сорванный, – только две штуки ирисов срезали!

– Скидывай их! – заорала я. На звук моего голоса сначала завыл Тризорка, а потом и все соседские шавки.

– Ну, уж нет! Это отступные за моральный ущерб!

«Сидр!» – вдруг догадалась я, вспоминая моего неожиданного знакомого. Так вот кто наш огород разоряет.

– Сидор! Я тебя узнала! – заорала я. – Зачем тебе два цветка, на смерть что ли?

– Ах, ты ведьма! Убери своего подельщика! – рядом со мной шмякнулась зелёная груша. Так они ещё и покалечить решили! Я устало вздохнула:

– Вань наколдуй что-нибудь! Не хотят по-хорошему, поговорим, как можем!

Адепт закатал рукава, поплевал на пальцы и плавно взмахнул руками, дерево со страшной силой закачало в разные стороны, гибкий ствол наклонялся практически до земли, так что мы даже смогли разглядеть перекошенные от ужаса лица грабителей, намертво вцепившихся в ветки.

– Эй, Вань, – толкнула я Петушкова под локоть, – хватит, а то грушу сломаем!

Дерево ещё раз дёрнулось и остановилось, сверху послышались проклятья на чистейшем словенском мате.

– Чего делать будем? – деловито поинтересовался Иван.

– Давай, Петушков, – кивнула я, – полезай на дерево! Раз не они к нам, то мы к ним.

– А почему я должен к ним карабкаться, это твоя идея, тебе и воплощать! – возмутился адепт.

– Иван Питримыч, – я упёрла руки в бока и посмотрела на него с чувством глубокого превосходства, – кто я? Глупая необразованная женщина! Кто ты? Сильный смелый маг четвёртой степени! Забирайся! – я ткнула пальцем в ствол дерева.

Ваня плюнул и, кряхтя, полез на грушу, по воздуху развивался его длинный чёрный с заляпанным низом плащ.

– Сидорик, – заорала я, – к вам лезет наш посланник!

– А не пошли бы вы все к лешему! – отозвался испуганный голос.

– Сейчас сам пойдёшь! – пообещал Петушков, забравшийся практически до середины дерева. Тут случилось неожиданное: тонкая хрупкая ветка подломилась под тяжёлым Ваниным сапогом, и Петушков с криком плюхнулся на землю, его плавно накрыл чёрный плащ. С кроны донёсся ехидный голос:

– Не долез твой маг!

В это время Ванятка, отключившийся от удара о землю, начал приходить в себя и тихо застонал. Я бросилась к нему, осторожно приподняла плащ и посмотрела в бледное худое лицо.

– Аська, – процедил он сквозь зубы, – я кажется, ногу сломал. Давай лечи!

Я с готовностью положила руку на неестественно вывернутую голень и приготовилась к боли, которая всякий раз сопровождает мои опыты по врачеванию, но ничего не произошло. Я закрыла глаза и постаралась представить себе рану, но никакой реакции не последовало.